Сова с шумом бросилась вниз и так сильно ударилась о землю, что все невольно обернулись, но ударилась о землю сова, а поднялась с земли девица.

— Эй, Ойле! — протянул к ней руки Борис.

— Я не Ойле, я опять Эмили, — тряхнула в ответ она волосами.

— Бедного Макса все забыли, — послышался скрипучий и жалобный голос Ученого Кота, — а между тем не мешало бы и меня освободить. Тем более, что еще не время ликовать: надвигается туман!

И снова все обернулись. Действительно, с равнины надвигался на Лукоморье сплошной стеной густой туман. Внезапно из тумана громадными скачками выпрыгнули Степка и его приятель: шерсть их на физиономиях намокла и кое-где висела клочьями. Быстро бросились они к зазеленевшему дубу и не прошло и минуты, как Макс был свободен, он встряхнулся и заорал:

— Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, — все расскажу, все людям поведаю!

Но тут же стал серьезен, в правой лапе у него появился меч, и сопровождаемый братцем и приятелем он нырнул в туман. «На разведку», — догадался Борис. Впрочем, все делалось так, как будто момента этого ожидали давно и заранее все отрепетировали. Эмили поднесла к губам неизвестно откуда взявшуюся у нее трубу:

— Ту-ру-ру-ру-ру-ру! — громко выдохнула труба.

И мигом сама Эмили, и все рыцари, и Борис в том числе очутились верхом на конях, и еще три лошади били копытами землю, ожидая ушедших котов. Тем временем нахлынули на песчаный берег волны и один за другим из моря вышли тридцать витязей и молча построились в арьергарде. Вдруг завеса тумана словно разорвалась и в разрыв видно стало, как коты рвут и дерут в клочья, как занавес, самую густую часть напущенного крысами тумана. И туман не рассеялся, но стал как бы прозрачным. Коты вскочили на приготовленных для них лошадей, стряхивая с себя налипшие туманные клочья, а Борис и все остальные увидели неисчислимые полчища крыс, казалось, нет им ни конца, ни краю, А над ними в ступке летала Старуха, помахивая метлой и воодушевляя на битву.

— Ту-ру-ру-ру-ру-ру! — взвизгнула снова труба.

Все посмотрели на Бориса. Он выхватил из ножен меч.

…И внезапно отряд налетел на врага…

— читала бабушка Настя с важной торжественностью в голосе. Патетические места она всегда читала важно, торжественно, но вместе с тем интимно, будто сообщая эту очень значительную новость, но по секрету, одному только Борису. Она сидела возле его постели, держа в руках книжку, вся такая уютная, теплая, мягкая, в своей вязаной кофточке поверх коричневого в разводах платья, а поверх кофточки был повязан фартук, очевидно, бабушка только что с кухни, стряпала там. А сделав одно дело, тут же и другое, больному внуку почитать, потому что просто так сидеть она не умела.

— Ишь ты, — вдруг прервалась она, — а глазки-то открыл совсем ясные. Ну что, дочитывать тебе, что ли? Уж раз пятый читаю. Хотела что другое, а ты плачешь, бредишь, нет, давай «Руслана» да и только, — она ласково засмеялась, покачав головой.

Борис закрыл глаза. Он несся впереди на лихом коне, за ним следом летели Витязи, трубила труба. Открыть глаза — и все пропадет! Поэтому он сделал вид, что не слышит бабушкиных слов, что вовсе он не проснулся, что еще спит. Потому что пока глаза у него закрыты, он видит то, что не видят другие. Темный вихрь, в котором угадывались фигуры Старухи, водяных, драконов и русалок с марухами, пытался закрутить Витязей, но они все равно рвались вперед, крысы падали под их ударами десятками, сотнями, — и вот, они повернулись спинами и побежали! Убегая, крысы-лошади сбрасывали с себя крыс-всадников. Падая на землю, те вскакивали на четыре лапы и неслись не хуже, не медленнее своих недавних лошадей. Вместе с крысами отступал и туман, а впереди тумана носилась в ступе Старуха, злобно грозя клюкой наступавшим Витязям, сыпя проклятиями и взывая к крысиной доблести. Ее никто не слушал. Крысиное войско бежало позорно и неостановимо. Над полем битвы раздавался громогласный победный кошачий мяв. И тогда, последний раз погрозив клюкой Борису, Эмили, Котам, Витязям, Старуха тоже скрылась в тумане. «…В тумане ведьма исчезает…» — зазвучала в голове Бориса строка из «Руслана». Туман отступал, густея, пока не оборотился тьмой на горизонте, далекой тучей.

А кругом — яркий свет и синее небо…

Из подпола, нарушая его видения, послышался голос деда Антона, голос был торжествующий, хотя и удивленный:

— Ты смотри, мать, что случилось! То ни одной не мог убить, а то полон подпол дохлых крыс! Словно кто их выгнал, да поубивал. Теперь их собрать бы да сжечь, чтоб заразы не разнесли.

— Тише, дед, не шуми, — отвечала бабушка. — Борюшка выздоравливает, ему ото сна самая польза, а ты расшумелся, разбудить его можешь.

— Я не сплю, — сказал Борис.

— А-а, опять проснулся… Больше спать не хочешь?..

Борис отрицательно покачал головой.

— Ничего не болит? — продолжала спрашивать бабушка.

И, не дожидаясь ответа, приложила к его лбу руку.

— И жар совсем прошел. Вот и славно. А то всех нас так ты напугал. Отец с матерью дни и ночи около тебя сидели. Мы им сразу тогда сообщили, — бабушка была радостно говорлива. — Вот видишь, так всегда и бывает, что все одно к одному. Ты поправился, и крысы попропадали. Я так думаю, что от кота все. Они его испугались. Ты в болезни, Борюшка, все бредил про котов каких-то, вот мы и завели кота Макса. Тебе он понравится, он очень на твоего Степку похож. Черненький, лапки беленькие и грудка, а на мордочке тоже белое пятнышко.

— А где мама и… папа? — перебил ее Борис.

— Мама на работе, а папа скоро придет, он в магазин за продуктами вышел. Папа у тебя добрый и очень тебя жалеет, все время с тобой проводил. Доктор-то говорил, что его медицина бессильна, что ты сам должен справиться, что никто, кроме тебя с твоей болезнью не справится. А я и сама знаю, что если — как у нас в деревне говорили — морок приключился, то ничем не поможешь. Это уж как Бог даст. Такое Борюшка, почти с каждым раз в жизни случается, особенно в детстве. Но уж если человек из морока выберется, то будет жить долго, до самой смерти. Я уж и святой матушке Парасковье молилась, мы, Борюшка, старые люди, верим во всякие глупости, и от доктора потихоньку тебе норсульфазол давала со стрептоцидом. Лекарства несовременные, но мы к ним привыкли.

«Благородный рыцарь Норсульфазол и его верный оруженосец Стрептоцид», — вспомнил Борис свои мысли в начале болезни. Но кто они были, эти его добрые спутники и помощники? Саша с Саней? Нет, все же нельзя так буквально…

Послышались громкие шаги, открылась дверь и на пороге комнаты показался отец. Борис узнал его по шагам, а потом и по голосу, когда отец тихо спросил:

— Не просыпался?

— Проснулось наше сокровище, проснулось, — отвечала бабушка.

Отец опустил у входа сумку и подошел к постели.

— Садись, Гриша, садись, а я пока пойду продукты разберу, — бабушка поднялась и заковыляла на кухню.