– Этого не знаю, – пожала плечами хозяйка. – Внизу, да. Все мы внизу.

– А грязь, она… Ну, в смысле… – Девочка так и не придумала, как вежливо закончить вопрос, поэтому перескочила на другое: – А здесь почти не пахнет.

– Как это? – не поняла супруга Виллума. – Надеюсь, очень даже пахнет. Сладкой землицей.

– И… все?

– А чего еще надо?

Тетушка, сидевшая у огня, прыснула в ладонь.

– Сквоч! – воскликнула она. – Думают, наша грязь – это сквоч!

– Не-е, – протянула Джум. – Тупые они, что ли?

– А ты спроси, – подначила родственница. – Спроси, спроси.

– Худышки, вы же не приняли нашу грязь за сквоч?

– А что это? – вежливо осведомился Бомен.

– Не знаете? – поразилась вопросу хозяйка, а Поллум захихикала. – Сквоч – это… сквоч.

Виллум решил встрять в занятную беседу.

– Ну да, сквоч. А что такого? Все в конце концов уходит в землю и добавляет аромата. Один большой котел, вот что это.

Он зачерпнул из горшка половник наваристой похлебки.

– Когда-нибудь и я лягу и не встану, и сладкая землица заберет меня назад, и ей станет лучше. Это ничего, худышки, что вокруг сквоч. Все мы из него сделаны, ежели глянуть хорошенько. Каждый человек – только часть землицы.

И он шумно хлебнул из половника. Супруга одобрительно закивала.

– Ну и удивляешь ты меня порой, Виллум.

Мампо первым прикончил свою порцию варева. Усталый мальчик тут же повалился на пол, свернулся калачиком и немедленно заснул.

– Вот так и надо, худышка, – нежно сказала хозяйка и укрыла его драным ковриком.

Близнецы тоже падали с ног, но как же улечься, если все тело покрывает неприятная корка?

– Пожалуйста, мэм, – попросил Бо, – где тут можно помыться?

– Что, ванну захотели?

– Да, мэм.

– Поллум! Готовь ванну!

Пещерная девочка сняла с очага дымящийся котел и опрокинула его в некое углубление в земле. Горячая вода заплескалась меж грязных стенок ямы.

– Ну, кто первый?

Брат и сестра недоуменно переглянулись.

– Покажи им, Поллум, – вмешалась тетушка. – У них там, поди, и мыться не умеют. Бедняжечки.

Подземной девочке не часто доставалось нежиться в «первой» – самой чистой – ванне, поэтому она прыгнула без разговоров. Довольная, Поллум распласталась на дне, точно краб, заерзала и перекатилась туда-сюда, повизгивая от восторга, пока ее тело зарастало свежей кашицей из тепловатой слизи.

– Хватит, Поллум. Оставь немного худышкам.

Близнецы как можно учтивее объяснили, что им уже расхотелось: ноги, мол, совсем не держат. Хозяйка заботливо набросала две мягкие кучи половичков, и гости по примеру Мампо свернулись калачиками. Бомен, утомленный пережитыми ужасами дня, сразу же крепко заснул, а девочка все лежала, не смыкая глаз, и наблюдала за подземными жителями. Виллум поделился с дедулей какой-то травкой из мешка, и теперь они вполголоса хихикали в углу. Джум по-прежнему сидела у огня и зачем-то варила гигантский котел похлебки. А Поллум донимала ее расспросами.

– Почему они такие тощие, мам?

– Кушают мало, доча. У них там и орешков-то нет.

– Нету орешков?

– Понимаешь, наверху ведь и грязи нет.

– Нету грязи?!

– Вот и не забывай, Поллум, как тебе повезло. Не то что им.

Кестрель хотела послушать еще, но тут голоса смешались, поплыли, а теплые блики, плясавшие на потолке, завертелись у нее перед глазами. Девочка зевнула, укуталась поуютнее, подумала об уставших ногах и о том, как приятно лежать в постели, а через миг уже сладко спала.

Когда близнецы наконец проснулись, через дымное отверстие над очагом сочились тусклые серенькие лучи дня. Хозяева куда-то ушли, только маленькая Поллум тихонько сидела у огня, дожидаясь, пока гости откроют глаза. Мампо нигде не было видно.

– Ваш друг на озере, – сообщила девочка. – Помогает собирать урожай.

Поллум поставила на стол тарелку с аппетитным печеньем, которое оказалось не чем иным, как обжаренными ломтиками грязевых орехов.

– Вы что же, ничего другого не едите? – поинтересовалась Кестрель.

Поллум, казалось, не поняла вопроса.

За завтраком близнецы обсудили свое положение. Ясно, что мама сходит с ума от страха за них; ясно, что они заблудились и сами боятся. И все же Кестрель наотрез отказалась возвращаться в Арамант:

– Я скорее умру, чем опять пойду мимо этих ужасных детей-старичков.

– Тогда ты знаешь, как нам поступить.

– Да.

Юная мятежница достала карту императора и вместе с братом задумчиво склонилась над пергаментом.

– Сначала надо найти дорогу, – произнес Бомен, проводя пальцем по долгой линии, обозначенной как «Великий Путь».

– А еще раньше – выбраться отсюда.

Дети спросили у Поллум, знает ли она какой-нибудь выход из этих пещер. Девочка округлила глаза и удивленно замотала головой: нет, разумеется, нет.

– Должен быть выход, – настаивала Кесс, – есть же у вас дыры для света.

– Ну… — Поллум пораскинула мозгами. – Падают обычно вниз, а не наверх.

– Ладно, лучше спросить у взрослых. Когда они вернутся?

– Не скоро. Сегодня день урожая.

– И что вы собираете?

– Грязевые орехи.

Дочка хозяев поднялась, чтобы навести порядок на столе. Брат с сестрой оживленно зашептались.

– Как поступим с Мампо?

– Пусть идет с нами, – решил Бо. – По крайней мере, от него больше проку, чем от меня.

– Пожалуйста, не говори так, а то опять расплачешься.

И действительно, на глаза мальчика уже наворачивались крупные слезы.

– Прости, Кесс. Я просто трусишка.

– Храбрость – это еще не все.

– Папа велел за тобой приглядывать.

– Вот мы и заботимся друг о друге, – сказала Кестрель. – Ты умеешь чувствовать, а я – делать.

Бомен поразмыслил и кивнул. Он и сам ощущал нечто подобное, да только не мог выразить словами. Поставив тарелки отмокать в лужице мокрой грязи, Поллум вытерла руки об одежду и сказала:

– Ну, мне пора на озеро. День такой. Все занимаются урожаем.

Гости решили пойти с ней и поискать Виллума. Надо же выспросить дорогу на равнины.

Выбравшись из землянки, дети удивленно огляделись по сторонам. Вчерашний угрюмый вид совершенно переменился. Повсюду через дыры в серебристых сводах падали столбы дневного света. Блики отплясывали на волнах так, что больно было смотреть. Огромные сияющие лужицы у основания столбов источали мягкое сияние, которое разбегалось мелкой рябью по всей глади озера, теряясь где-то в туманной дали. Прямо по этому великолепию бродили взад и вперед сотни занятых делом людей. Некоторые трудились, построившись в длинные ряды, другие выгребали на огромных плотах. Кое-кто хлопотал у громадных костров, а кто-то – у странных, похожих на лебедки приспособлений. И где бы подземные жители ни сходились, они дружно затягивали песню – красивую, рабочую песню. Ибо какое же нелегкое дело обходится без нее? Кестрель изумленно потянула носом.

– По-моему, больше не воняет.

– Да нет, – возразил Бомен. – Это мы притерпелись.

Близнецы осторожно пригляделись: нет ли поблизости седовласых карликов? Затем, успокоившись, поискали глазами кого-нибудь из вчерашних знакомых. Как на грех, обитатели соляных пещер казались гостям на одно лицо: все одинаково круглые и перепачканные. Поллум отправилась вперед, показывая дорогу, и дети боязливо тронулись за ней – вдоль по каменной грядке, к одному из ближайших костров. По пути они начали понимать, чем же занимаются местные жители.

Грязевые орехи росли на полях неглубоко от поверхности озера, в мутной серовато-бурой жиже. Прилежные жнецы шагали по этим полям, низко кланяясь и погружая руки по локти в грязь. Сорванные орехи, каждый чуть больше крупного яблока, отправлялись в деревянные ведра, которые приходилось таскать за собой. Двигаться нужно было в одном ритме, поэтому каждый ряд хором тянул свою песню.

Близнецы, как завороженные, смотрели на эти бесконечные цепочки, раскачивающиеся вверх и вниз, точно морские воды в час прилива, и слушали мелодичные голоса, чей звон долетал до высоких пещерных сводов и возвращался обратно приглушенным эхом. Люди у больших костров тоже пели, однако не столь слаженно, сбиваясь то на один, то на другой мотив и ничуть не заботясь об этом. По-видимому, им досталась работа полегче, а некоторые, казалось, и вовсе бездельничали, поминутно заливаясь хохотом. Кое-кто жарил на углях орехи, а потом выкатывал их длинными палочками, иные счищали со скорлупы присохшую грязь, а большинство носилось по Низменному озеру с деревянными ведрами в руках.