Когда на следующий день Синтия приехала в больницу к Биллу, сиделка как раз его кормила. Было уже воскресенье, с момента аварии прошло четверо суток. Билл выглядел неважно, но все-таки был жив и в сознании.

– Как дела, детка? – весело спросила Синди. На улице было жарко, так что она надела лишь футболку и шорты плюс сандалии, которые одолжила у дочерей. Оливия и Джейн собирались немного побродить по Лондону и побывать на барахолке. С их точки зрения, мать проводила в больнице чересчур много времени, сами они намеревались приехать сюда лишь во второй половине дня.

– Как ты себя чувствуешь? – подойдя ближе, поинтересовалась Синтия.

– Пожалуй, мог бы сыграть пару сетов в теннис, – с улыбкой ответил Билл. Голос его звучал хрипло, но вполне отчетливо.

Его только что в первый раз побрили, и он снова до некоторой степени почувствовал себя человеком, но лишь до некоторой степени. С утра он пожаловался врачу, что плохо видит, но эта жалоба не вызвала никакого удивления. Сотрясение мозга было значительным, и его последствия будут сказываться еще довольно долго. В ближайшее время его снова осмотрят специалисты, и в зависимости от их решения будет рассматриваться вопрос о новой операции. Теперь уже всем было ясно, что Билл выздоровеет еще очень не скоро, и в какой степени его здоровье восстановится, пока неизвестно. Этой темы они с Синтией до сих пор не касались, но оба понимали, что раз у него поврежден позвоночник, вполне возможно, что остаток жизни ему придется провести в инвалидной коляске.

Синди не спешила заговаривать об этом, но постоянно думала, на что теперь станет похожа их семейная жизнь. Она не имела понятия, вернется ли он к работе, и что будет делать, если уйдет в отставку. Ни она, ни Билл не могли себе этого представить. Оставалось утешаться тем, что не случилось худшего – полного паралича. А нынче, слава Богу, выяснилось, что это ему не грозит.

– Как там девочки? – спросил Билл, когда Синтия пододвинула к кровати кресло и села.

– Прекрасно, они сегодня отправились на прогулку, а после этого хотят тебя навестить.

– Им пора возвращаться домой, Син. Что им здесь делать?

– Мы так или иначе собирались через пару недель в Европу. И вряд ли они согласятся сейчас тебя оставить. – Она улыбнулась, хотя Билл старался избегать ее взгляда. – Может быть, если тебе станет получше, я на пару дней свожу их в Париж. Все равно ты скоро вернешься домой. – Она вовсе не была в этом уверена: врач предупредил ее, что Билл проведет в больнице еще не один месяц. Синди уже интересовалась, нельзя ли переправить его в Штаты на санитарном самолете, но все доктора единодушно заявили, что ее муж пока абсолютно нетранспортабелен.

– Не знаю, когда я попаду домой, Син. А девочкам ни к чему все лето торчать здесь. И тебе тоже.

– Лучшего занятия я пока не вижу, – непринужденно заметила она, и Билл улыбнулся:

– Тогда, значит, за последние дни что-то переменилось. Ты же обычно все время в движении, Син, – то участвуешь в теннисном турнире, то собираешься в гости, то устраиваешь вечеринку. Ты просто сойдешь с ума, если будешь сидеть тут со мной.

– Я не оставлю тебя здесь, Билл, – тихо сказала она. – Оливию с Джейн я в конце концов отошлю домой, если они не захотят сами куда-то поехать. «В горе и в радости» – помнишь эту фразу? А я помню. Я не собираюсь уезжать домой, оставив тебя здесь одного.

– Я уже большой мальчик, – без улыбки произнес он, и Синтия поняла, что сейчас он скажет нечто ужасное. – Я как раз собирался об этом поговорить – насчет «горя и радости». В последние годы мы испытали много этого самого горя – по моей вине, я все время был в отъезде. Я уделял слишком мало внимания тебе и девочкам. – Он действительно поначалу чувствовал себя виноватым, но потом они отдалились друг от друга, и вернуть прошлое оказалось невозможным.

– Мы к этому привыкли, и тебя никто не винит. Я не чувствую себя ущемленной, наша семейная жизнь меня вполне устраивает, – серьезно проговорила она. Как только они начали разговор, сестра оставила их одних.

– Тебе есть на что жаловаться, Син. И мне тоже. Наш союз больше не существует – не существует уже много лет. У нас нет общих дел, нет общих друзей. Я не ведаю, чем ты занимаешься большую часть времени, а с недавних пор и сам забываю сообщить тебе, где нахожусь. По правде говоря, я вовсе не уверен, что тебя это волнует. Увидев тебя здесь, я очень удивился – мне казалось, что ты будешь только рада моему исчезновению.

Ему без труда давались эти слова: ведь это была правда, тем более что он не упомянул о ее многочисленных связях, тогда как его единственный роман они в свое время обсуждали более чем достаточно. Синтия тогда взбесилась и заявила, что это ее унижает. Билл, однако, как истинный джентльмен, никогда не упоминал, что ее скоротечные романы с инструкторами по теннису, профессиональными игроками в гольф и мужьями подруг унижали его многие годы. Сначала она мстила ему за пренебрежение, может быть, даже пыталась таким образом привлечь к себе его внимание, но способ был выбран явно неудачно. В конце концов, Билл просто заставил себя не обращать ни на что внимания и не переживать. Но хоть он и закрыл глаза на происходящее, не знать об изменах Синтии он не мог, и это окончательно убило его любовь к ней. От того, что он испытывал к жене тридцать лет назад, не осталось ничего, кроме дружеских чувств. Сейчас он был благодарен ей за ее приезд, но он ее не любил, и такая жизнь его больше не устраивала. За то время, что они пробыли с Изабель, он полностью это осознал.

– Нехорошо так говорить! – обиженно воскликнула Синди. – Как ты мог подумать, что я не приеду, если ты попал в аварию?! Неужели у меня нет сердца?

– Нет, детка, сердце у тебя есть, – печально улыбнулся Билл, – только оно уже давно не мое. Временами я жалел, что дело обстоит именно так, но теперь ничего не поделаешь. Я собирался обсудить с тобой это, когда вернусь домой.

Синтия смотрела на него сквозь пелену слез и не могла поверить своим ушам. Какая ирония судьбы: теперь, когда она поняла, что все еще любит его или же полюбила снова, он утверждает, что все кончено!