— Что ты такое? — закричала я. — Ты реален? Или я схожу с ума?
К моему удивлению, он кивнул.
— К чему это относится? Ты реален?
Он кивнул.
— Я схожу с ума?
Он отрицательно покачал головой.
— Хорошо. — Мне даже удалось пошутить, несмотря на шквал эмоций. — Это, конечно, большое облегчение, но, честно говоря, разве ты реагировал бы иначе, если бы был галлюцинацией?
Мейсон просто стоял и смотрел. Как я хотела, чтобы кто-нибудь проходил мимо!
— Зачем ты здесь? Ты сердишься на нас и хочешь отомстить?
Он покачал головой, и что-то внутри меня расслабилось. Я даже не осознавала, как сильно опасалась именно этого. Чувства вины и печали так тесно переплелись во мне. Казалось неизбежным, что он винит меня — прямо как Райан.
— Ты… Ты никак не можешь упокоиться?
Мейсон кивнул и, казалось, стал еще печальнее. Я вспомнила его последние мгновения и с трудом сдержала слезы. Мне, наверно, тоже было бы трудно упокоиться, если бы у меня отняли жизнь, когда она еще, можно сказать, и не началась.
— Но дело не только в этом. Есть какая-то другая причина того, что ты приходишь ко мне?
Он кивнул.
— Какая? — В последнее время возникло так много вопросов, а мне срочно требовались ответы. — В чем она? Что я должна сделать?
Однако на этот вопрос, видимо, ответа «да» или «нет» не существовало. Он открыл рот, как будто хотел сказать что-то, и пытался сделать это с таким же яростным усилием, как Адриан с растением. Но, увы, у него ничего не получилось.
— Мне очень жаль, — прошептала я. — Очень жаль, что я не понимаю… И… И прости меня за все.
Мейсон бросил на меня последний тоскующий взгляд и исчез.
ДВАДЦАТЬ
— Давай поговорим о твоей матери.
Я вздохнула.
— И что с ней?
Это была моя первая консультация, и пока она не производила на меня особого впечатления. Появление Мейсона прошлым вечером — вот, наверно, о чем следовало поговорить. Однако мне не хотелось, чтобы у школьных служащих появился новый повод считать меня выжившей из ума — даже если так оно и есть.
И, честно говоря, я не могла с уверенностью сказать, так ли это. Анализ Адрианом моей ауры и судьба Анны наводили на мысль, что я и впрямь на пути в сумасшедший дом. Тем не менее, безумной я себя не чувствовала. Интересно, безумные понимают, что они безумны? Адриан говорил, что нет. Сам термин «безумный» был не совсем ясен. Моих знаний психологии хватало, чтобы понять: это чрезвычайно общая классификация. Большинство форм умственного расстройства имеют достаточно характерные особенности и сопровождаются ярко выраженными симптомами — тревога, депрессия, резкая смена настроения и т. д. Я не знала, у какого из делений этой шкалы нахожусь — если вообще нахожусь.
— Как ты к ней относишься? — продолжала консультант. — К своей матери?
— Она замечательный страж, а мать так себе.
Консультант, которую звали Дейдра, записала что-то в свой блокнот. Она была по-моройски белокура, худощава и одета в платье из зеленовато-голубого кашемира. На вид не намного старше меня, но сертификаты на письменном столе свидетельствовали о том, что она получила не одно ученое звание в области психотерапии. Ее офис находился в административном здании, там же, где офис директрисы и других академических чиновников. Я типа надеялась, что мне предложат лечь на кушетку — как всегда показывают но телевизору, — но пришлось удовлетвориться креслом. Ну, оно, по крайней мере, было удобное. На стенах висели фотографии бабочек или нарциссов. Видимо, предполагалось, что они действуют успокаивающе.
— Не хочешь объяснить поподробнее, что значит «так себе»? — спросила Дейдра.
— Это заметный прогресс. Месяц назад я ответила бы «ужасная». Какое отношение это имеет к Мейсону?
— Хочешь поговорить о Мейсоне?
Я заметила, что у нее привычка отвечать вопросом на вопрос.
— Не знаю. Просто мне кажется, что я здесь ради этого.
— Какие чувства у тебя вызывает его смерть?
— Грусть. Какие еще чувства я должна испытывать?
— Гнев?
Я вспомнила стригоев, их злобные лица и легкость, с какой они относятся к убийству.
— Да, немного.
— Чувство вины?
— Конечно.
— Почему «конечно»?
— Потому что это моя вина — что он оказался там. Я огорчила его… и еще ему хотелось доказать… Я рассказала ему, где находятся стригои, хотя не должна была этого делать. Если бы он не знал о них, то ничего не предпринял бы и остался жив.
— Тебе не кажется, что он сам ответствен за свои действия? Что это он принял решение поступить так, а не иначе?
— Ну… Да. Наверно. Я не заставляла его ничего делать.
— Есть еще какая-то причина, по которой ты испытываешь чувство вины?
Я отвернулась от нее, вперив взгляд в фотографию божьей коровки.
— Я нравилась ему… ну, в романтическом смысле. У нас было свидание, но я не смогла ответить на его чувства. Это причинило ему боль.
— Почему ты не смогла ответить на его чувства?
— Не знаю. — Зрелище лежащего на полу тела Мейсона вспыхнуло в сознании, но я отогнала его. Уж перед Дейдрой-то я не заплачу. — Это проблема. По всему, я должна бы. Он был симпатичный. Он был веселый. Мы очень хорошо ладили… но потом возникло ощущение, что это неправильно. Даже целоваться или что-то вроде того… Я просто не смогла…
— У тебя проблемы с интимным контактом?
— Что вы?.. Ох, нет. Конечно, нет.
— У тебя когда-нибудь был с кем-то секс?
— Нет. А что, должен был?
— Как ты сама думаешь?
Проклятье! Я никак не думала, что она станет задавать такие вопросы.
— С Мейсоном это было бы неправильно.
— А есть кто-то, с кем, тебе кажется, это было бы правильно?
Я заколебалась, совсем уж перестав понимать, как наш разговор связан с тем, что я вижу призраков. Согласно подписанному мной документу, все наши беседы были строго конфиденциальны. Она не могла пересказать их никому — если только я не представляла опасности для себя самой или делала что-то противозаконное. Я не знала, подпадают ли отношения с человеком старше меня под какую-либо из этих категорий.
— Да… но я не могу сказать, кто это.
— Как давно ты его знаешь?
— Почти шесть месяцев.
— Вы близки?
— Да, конечно. Но мы не… — Как точно описать это? — У нас по-настоящему ничего нет. Он типа… недоступен.
Пусть думает по этому поводу, что хочет. Может, я говорю о парне, у которого уже есть девушка.
— Он причина того, что ты не могла сблизиться с Мейсоном?
— Да.
— А он мешал тебе встречаться с кем-нибудь другим?
— Ну… никаких сознательных действий он не предпринимал.
— Однако пока он тебе нравится, ты больше никем не интересуешься?
— Да. Но дело не в этом. Мне, скорее всего, не нужно вообще ни с кем встречаться.
— Почему?
— Потому что сейчас не время. Я прохожу обучение, собираюсь стать стражем и все свое внимание должна уделять Лиссе.
— А что, одно с другим несовместимо, по-твоему?
Я покачала головой.
— Я должна быть готова отдать за нее свою жизнь. Мне нельзя отвлекаться. Знаете, как говорят стражи? «Они на первом месте». То есть вы, морои.
— И ты решила для себя, что нужды Лиссы всегда важнее твоих?
— Конечно. А как иначе? Я же собираюсь стать ее стражем.
— Какие чувства это у тебя вызывает? Отказываться от собственных желаний ради нее?
— Она моя лучшая подруга. И последняя в своем роду.
— Я не об этом спрашивала.
— Да, но… Послушайте, я люблю Лиссу. И счастлива провести всю свою жизнь, защищая ее. Конец истории. Кроме того, вы, морой, пытаетесь убедить меня, дампира, в том, что я не должна ставить интересы мороев выше своих? Вы же знаете, как работает система.
— Знаю, — ответила она. — Но я здесь не для того, чтобы анализировать систему. Я здесь, чтобы помочь тебе чувствовать себя лучше.
— Возможно, одно без другого недостижимо.