– Леди Джиневра арестована, сэр? – мрачно осведомился мальчик.

Он уже давно догадался, что леди Джиневра отправилась в Лондон не по своей воле, и знал, как хранитель печати может в одно мгновение изменить судьбу человека. Осталось только понять, почему отец столь уклончиво отвечал на вопросы дочерей госпожи.

– Ну, в общем… – осторожно ответил Хью. – Через несколько дней леди Джиневре придется защищать себя перед королевским советом в Звездной палате. Она предпочла ждать этого события не в моем доме. Король сам назначил ей местожительство.

Робин долго смотрел на него, а потом неуверенно спросил:

– А если бы вы отказались от претензий на поместье, это что-нибудь изменило бы?

– Нет, – сказал Хью. – Дело гораздо серьезнее. Скоро уже полдень, а у тебя, как я понимаю, есть кое-какие обязанности? – Он вопросительно вскинул бровь.

– Да, сэр. – Робин скрылся в маленькой каморке эконома, где должен был проверить стопку счетов.

Хью остался стоять в холле. Он хмурился, догадываясь, что Робин считает его ответственным за арест Джиневры. Но ведь он же не виноват в том, что ее заключили в Тауэр – всему виной ее упрямство. И естественно, незнание изменчивой натуры Генриха. Она не подозревала, что он склонен к жестокости и любит потешить свой характер. Да и как Джиневра могла узнать об этом – она никогда раньше не бывала при дворе.

Возможно, ему следовало бы получше подготовить ее. Надо было не думать о том, как удержать ее в своей постели, а познакомить ее с тем, что ей предстоит.

Кровь Господня! Опять он во всем винит себя!

– Милорд? – Тихий голос магистра вернул его к действительности. – Вы посылали за мной, лорд Хью?

– Да, я хочу, чтобы вы доставили леди Джиневре ее книги. И возьмите с собой Тилли – она сейчас упаковывает вещи госпожи. Вас проводит Джек Стедмен. Сомневаюсь, что вам позволят надолго задержаться у нее, и все же постарайтесь выяснить, что еще ей нужно.

– Где моя госпожа?

– В Тауэре.

Магистр побелел как полотно, и его острый подбородок задрожал.

– В Тауэре, – выдохнул он.

– Так распорядился король, – сказал Хью. – Если бы ваша госпожа следила за своим язычком, ее бы никто не упрятал в Тауэр.

Магистр втянул щеки, поджал губы и поднял глаза на лорда Хью.

– Плохи дела, – проговорил он. – Нельзя допустить, чтобы мою госпожу обвинили в убийстве. И вы, лорд Хью, надеюсь, понимаете это.

– Тут я не властен, – покачал головой Хью. Магистр секунду колебался, а потом, набравшись храбрости, заявил:

– С самого начала все было в ваших руках, лорд Хью. Мы, подчиненные леди Джиневры, знаем, кто она и что собой представляет. Она не колдунья и не убийца. Вам захотелось заполучить ее землю… землю, на которую по закону у вас нет прав… Так будьте же честны и признайтесь себе в этом.

Хью почувствовал, как у него горят щеки. Сначала Робин, а теперь магистр.

– Вы переступаете границу, магистр, – холодно произнес он. – Я не потерплю подобной наглости от людей леди Джиневры. Зная вашу любовь к ней, на этот раз я вас прощаю. Но больше не повторяйте своей ошибки. Ни вы, ни кто-то другой из челяди леди Джиневры. – Он бросил на магистра ледяной взгляд и широким шагом пошел к двери.

Магистр запахнул подбитый мехом гаун. Он готов подписаться под каждым своим словом. Теперь, когда его госпожа в тюрьме, ему нечего бояться, значит, можно открыто говорить правду. И ему, и Грину, и Тилли, и Краудеру. Они ничто без госпожи. И если, как сказала Тилли, между леди Джиневрой и лордом Хью есть нечто большее, чем то, что видится сторонним наблюдателям, то они ничего не теряют.

Хью вышел в серое унылое утро. Он кипел от гнева. Можно только хвалить слуг Джиневры за преданность своей госпоже. Ведь он и сам ожидает того же от своих людей. И все же слова магистра ранили его. Если бы слуги Джиневры были менее преданными и чуть больше заботились о собственном благополучии, они бы не причиняли ему столько хлопот.

Дождь прекратился, и из-за облаков выглянуло солнце, но воздух оставался холодным – о теплом лете можно было забыть.

А не попробовать ли еще один способ? Вдруг удастся повлиять на короля в ее пользу?

Джиневра придет в ярость, обвинит его в попытке манипулировать ею, однако она вряд ли предпочтет заключение в Тауэре обществу своих детей и уюту его дома. Тем более сейчас, когда она уже успела вкусить все «прелести» заключения. Хью было больно думать, что Джиневра находится в этом ужасном месте. Если она отвергает его любовь – ладно, так тому и быть. Но она должна принять то, что может обеспечить его дом, – спокойствие и безопасность.

Уже восьмой час. Если они тронутся в путь немедленно, то будут в Хэмптон-Корте вскоре после полудня. Хью вернулся в дом и, взбежав по лестнице, решительно вошел в комнату, где сидели девочки.

– Тилли, одень девочек в лучшие платья. Они нужны мне через полчаса.

Пиппа, сидевшая на полу и читавшая письмо, которое сочинила ее сестра, вскочила. Светлячок и Мускат скатились с ее колен на пол.

– Мы едем к маме?

– Нет, мы едем к королю.

– А король отведет нас к маме? – спросила Пен, покусывая кончик пера.

Похоже, по их мнению, не существовало никаких других поводов для визита к королю.

– Не знаю, – ответил Хью. – Но узнать можно. Быстро одевайтесь, у нас нет времени.

Выйдя из комнаты, он послал слугу в Блэкфрайарз за баркасом или любым судном, которое тому удастся найти.

Известие о том, что он остается в Холборне, Робин воспринял молча. Он не сказал, что больше всего на свете ему хотелось бы сопровождать отца и девочек в Хэмптон-Корт. Да ему и не надо было говорить об этом. Его взгляд был красноречивее любых слов. Однако Хью не считал нужным проявлять сочувствие. Он вознаградит своего сына позже, когда внимание мальчика не будет поглощено грустными событиями.

Хью переоделся в придворное платье – в золотой дублет и зеленый бархатный гаун. Он уже не сердился ни на себя, ни на других. У него есть план, и успех этого плана зависит от того, удастся ли ему правильно выбрать момент и будет ли ему сопутствовать удача. Если судьба улыбнется ему… если король окажется там, где он надеется его найти… тогда все будет зависеть от самого Генриха. План Хью был рассчитан именно на изменчивый характер короля.

Взяв девочек за руки, Хью поспешил к пристани. По дороге они засыпали его вопросами. Что скажет им король? Как он выглядит? Когда им можно увидеть маму? Зачем им эта лодка? Сколько времени они будут плыть? А дворец большой? Почему гребцы поют, когда гребут? Как называется этот дворец на берегу? А тот?..

Хью терпеливо отвечал. Их баркас был маленьким и юрким, с шестью сильными гребцами. Они летели по реке под аккомпанемент болтовни Пиппы. Пен же молчала, погруженная в раздумья. Хью понял, что настало время рассказать все Пен. Однако он боялся брать на себя этот груз до тех пор, пока не станет ясно, что Джиневра не в силах сделать это сама. Если его план сработает, она, возможно, вернется в его дом уже к вечеру.

Король стоял посреди конюшенного двора, разглядывая шествовавших мимо лошадей – жеребцов, на которых он скакал в битвах и на рыцарских турнирах. Он любил турниры и всегда побеждал на них.

Генрих пребывал в добром расположении духа и одобрительно кивал вслед лошадям. Лучшие из жеребцов отличались злобным характером, и справиться с ними мог только опытный наездник.

Полуденное солнце прогрело воздух. Боль в ноге унялась, и король чувствовал себя здоровым и полным сил. Он положил руку на плечо стоявшего рядом человека и пошел к загону, где содержались кобылы с жеребятами. Жеребята скакали вокруг кобыл, высоко подбрасывая задние ноги.

Генрих засмеялся, и пожилой рыцарь, подставивший свое плечо королю, позволил себе улыбнуться.

– Да, милорд Рочестер, вы отлично справляетесь с работой. Вы превосходно содержите лошадей, – сказал король.

Засияв, лорд Рочестер поклонился.

– Они для меня – источник наслаждения, ваше величество.