Таблица 7

Но проблема в том, что газа этого в Северном море не так уж и много. На 10—15 лет, если считать вместе с алжирским.

Что является резервом?

По оптимистичным оценкам очень много газа в России. Вообще этой темы мы здесь касаемся краем, но в сведениях о газе разнобоя еще больше, чем о нефти.

Прогнозные оценки 164,8 трлн. кубометров, (правда, это те же оценки, согласно которым у нас 60 млрд. тонн нефти, те самые «13 % мировых», по другим оценкам прогнозные запасы всего мира – лишь 125 трлн. куб. м). Из этих триллионов на океанском шельфе 69,4 трлн. Напомню, что триллион кубов газа примерно эквивалентен миллиарду тонн нефти.

На суше резервы сосредоточены на Ямальском полуострове и в Гыдане.

(О. М. Иванцов, «Магистральные нефтепроводы XXI века», Ведомости МТЭА, No22, 1998 г.)

По другим данным, у нас прогнозных запасов аж 218 трлн. (Маргулов, 1996)

По данным Международного Газового Союза в мире всего прогнозных – 327 трлн, доказанные 118 трлн. (все это сравнимо с ресурсами нефти), но вот что отличается, так это то, что в год добавляется доказанных запасов 5 трлн. при добыче около 2,2 трлн. То есть, в отличие от нефти, доказанные запасы не падают, а растут.

В России доказанные запасы – от 48 до 64 трлн. кубов – то есть, видимо, существенно больше, чем нефти.

Вся эпоха газификации Советского Союза, в которой мы выросли, связана всего лишь с тремя месторождениями – но зато с гигантскими. Считается, что в России имеется еще четыре гигантских месторождения, которые просто трудно (т. е. дорого) осваивать.

Всего же в России известны 20 месторождений с запасами более 500 млрд. куб. м – всего 36 трлн. куб. м, или 75 % от доказанных запасов – в т. ч. Уренгойское, Ямбургское, Бованенковское, Медвежье, Заполярное, Харасавэйское, Оренбургское и др. Они дают 93 % добычи. Крупные месторождения выгодно обустраивать, поэтому они используются в первую очередь. Не хочу пугать – но с обустройством новых «супергигантов» есть проблемы: они в том, что нет средств, почему о повышении цен на газ говорят и хорошие люди. Без денежек нигде ничего не делается. Впрочем, на Ямале подготовлены к добыче Бованенковское, Харасавэйское, Крузенштерновское и Ново-Портовское месторождения, то есть пока еще не катастрофа.

Еще есть 115 месторождений с запасами от 30 до 500 млрд. куб – всего 10,7 трлн. куб. или 22,3 %. Остальное в совсем мелких, по нашим понятиям нерентабельных месторождениях.

Сейчас западноевропейская цена на газ – 2,7 долл на 1 млн БТЕ (британских тепловых единиц), то есть 95 долл. за 1000 куб. м. Эта цена связана с нефтяными ценами – растет и падает синхронно.

В 2010 при цене нефти 30 долл. баррель потребительская цена в Европе будет близка к 4—4,5 долларов за 1 млн БТЕ (140—158 долларов за 1000 кубометров).

В этом отношении наша страна – уникум. Если верить данным о запасах, то, когда весь мир, кроме Персидского залива, лишится топлива – у нас еще останется газ. Но тоже ненадолго – опять-таки несколько десятков лет в лучшем случае. То есть не газовая эра, а именно газовая пауза. Перед чем пауза? Вот это зависит от нас.

За время паузы надо сменить тип цивилизации, и технический, и социальный. Сначала о технологии. Надо мобилизовать источники энергии, которые могли бы дать еще некоторую отсрочку – поскольку социальные перемены еще сложнее и могут потребовать времени в несколько поколений. К сожалению, эти источники в основном невозобновляемые.

Есть ли что-то в природе, что могло бы восполнить дефицит газа и нефти?

Конкретно в нашей стране есть уникальные месторождения – это твердые растворы газа в мерзлых породах, газогидраты; плотные газонасыщенные породы; растворенный метан. С ними есть проблема – непонятно, как их добывать, пока технология не отработана. Может быть, это и невозможно.

Удивительно много в мире метана. Такое впечатление, что он есть везде. Много горя он приносит шахтерским семьям. Он находится в угольных пластах под очень большим давлением, и иногда находит выход – и тогда пропитанный газом уголь вдруг взрывается, разрушая горные выработки. Выбросы метана – едва ли не самая опасная причина катастроф на шахтах. Да и просто, сравнительно мирным путем (без выброса) попавший в штреки метан в смеси с воздухом может и загореться, и взорваться.

Почему нельзя дегазировать угольные пласты, прошить их перед разработкой хотя бы скважинами и стравить газ – это вопрос не ко мне. Думаю, дорого, экономически неэффективно. Когда шахта уже работает, метан без пользы удаляется вентиляцией, отделить его от отработанного воздуха практически невозможно.

Очень много метана выделяется в процессах разложения всякой органики. Как уже говорилось, из почвы рисовых полей; но больше всего – в болотах и тундрах. Богатство неимоверное, хватило бы для отопления всего человечества… но как его собирать? Один взгляд на глобус приводит к правильному выводу. Зелен виноград!

Крупный рогатый скот выделяет много метана. Трудно собирать и этот вид топлива, хоть и хорошо бы – все же парниковый газ. А метан, выделяющийся в жижесборниках животноводческих ферм – и есть тот самый биогаз, о котором часто говорят; его можно собирать и использовать, но это, конечно, не то, что спасет человеческую цивилизацию. Чтобы было много навоза – надо много кормов. А для этого надо много удобрений. А промышленность удобрений зависит от природного газа. То есть чтобы собирать биогаз, надо иметь природный газ. Нет его – нет и биогаза. И мало его, газа этого: кубометр биогаза получается из кубометра этого… как его… сырья. А кубометр газа эквивалентен литру жидкого горючего. Чтобы привезти на садовый участок цистерну удобрений (4 кубометра), этих 4 литров топлива может автоцистерне и не хватить.

И когда говорят о «метановой эпохе», все вышесказанное надо иметь в виду.

Химия знает множество горючих газов, но видов сырья для них в природе гораздо меньше. Это биомасса – свежая или запасенная в прежние эпохи – уголь, бурый уголь, торф, другие горные породы, представляющие собой пропитанную углеводородами горные породы – битуминозные пески, сланцы.

Если добывать сырье, состоящее только из органики, выгодно, то поднимать на поверхность излишнее количество пустой породы получается дороговато. Даже просто низкокачественные угли имеют в своем составе до 50 % золы, и сжигать их получается сложно – надо постоянно убирать из топки золу, в количествах, немногим меньших, чем топлива. Та же проблема с битуминозными песками. Там много запасено энергии, но как их добывать – никто не знает.

Так что реальная перспектива на посленефтяной период – это угольная эра. Ненадолго (исторически), но дольше, чем жизнь за счет нефти.

Это самый массовый ресурс, которого хватит на более долгое время – по недавним оценкам, количество «эффективных» угольных ресурсов, то есть тех, себестоимость добычи которых не превышает 40 долл. по курсу 1975 г. за тонну, составляет более 2,6 трлн. т.у.т. То есть 1,8 трлн. тнэ, более чем в 10 раз превышая запасы нефти.

Во-первых, уголь может заменить некоторые виды нефтепродуктов, способствуя их экономии. Он может на некоторое время снять остроту проблемы с бензином, если сделать отопление и производство электроэнергии угольным. В этом случае можно сэкономить отопительный мазут, сравнительно просто перерабатываемый в бензин. Ведь мазут по сути своей – такие же цепочки углеводородов, только длиннее, чем в бензине, и их можно «настричь» в более короткие. Это умеют делать даже с такими высокомолекулярными углеводородами, которые содержатся в асфальте. У нас в стране подобные технологии уже кое-где используются, что создает проблему: неконтролируемый прием у населения лома асфальта приводит к тому, что так называемые «стамесочники» срубают покрытие не только с неиспользуемых асфальтированных площадок, но и с краев эксплуатируемых дорог (ж-л «За рулем», No 4, 2001). Пока такая технология дороже получения бензина из нефти, и может применяться лишь при практически даровом сырье.