Замечу, что сторонники «ядерной зимы» частенько, за исчерпанием аргументов, сбивались на моральную позицию – дескать, вы что, на практике хотите проверить? То есть доказательная база у них не слишком убедительна.

Для меня, жителя главного политического центра бывшего Советского Союза, а теперь России, проблема «ядерной зимы» представляет чисто теоретический интерес – до нее, в случае чего, я бы не дожил нескольких часов.

Да и никому и никогда не хотелось ставить такие эксперименты. Но все же: справедлива ли эта теория? «Прикидки на пальцах» такого результата не дают. Взрывы даже тысяч боеголовок над промышленными объектами, конечно, вызовут многочисленные пожары – но выброс аэрозолей от них вполне сравним с известными в истории естественными катастрофами – грандиозными лесными пожарами (были площадью в несколько десятков тысяч квадратных километров) или взрывами которые из них (оценки объемов горючих веществ в городах) существенно завышены. Кстати, авторы моделей не известны в научном мире как специалисты в области краткосрочных или долгосрочных изменений климата.

Не говорю о таких мелочах, что в случае войны во время зимы растительность, находясь в спящем состоянии, перенесет «ядерную зиму» как обычную суровую. Конечно, рассчитывать на это нельзя, но тем не менее не стоит и забывать.

Похоже, исследователи ставили перед собой задачу напугать нас посильнее – и это им удалось.

Так что же такое «ядерная зима» – мистификация или добросовестное заблуждение? Другие подобные загадки разрешить легко: например, сакраментальный вопрос «действительно ли американцы высаживались на Луне» может быть решен при очередном запуске спутника. Нужно просто заснять места высадок с орбиты, следы астронавтов там на тысячи лет останутся, если существуют. Это гораздо дешевле, чем готовить новые высадки космонавтов.

А вот в нашем случае найти концы будет сложно, история «ядерной зимы» темна и, может быть, трагична. Ученый Александров таинственно и бесследно исчез во время научной командировки в Испанию.

Что ж, будем надеяться, что «ядерная зима» – не мистификация. Тогда в случае действительно катастрофического потепления потратим часть ядерных арсеналов на обстрел каких-нибудь таежных зон и, хоть и с риском, но охладимся.

Аура компьютеров и высокой науки действовала на наивных советских граждан безотказно. Даже сейчас, когда фраза «доказано исследованиями» вызывает эмоциональную реакцию, аналогичную выражению «мы сами не местные», науку продолжают уважать. На нее продолжают надеяться, хотя это не религия, а лишь один из способов познания окружающего мира для решения практических задач. Осознанно или нет – но все продолжают. Даже я. А на что еще?

Кому-то мой скепсис в адрес угрозы потепления может показаться пренебрежением климатом вообще. Извините, как раз наоборот. Меня, наоборот, пугает, насколько современные горожане, составляющие большинство цивилизованного человечества, недооценивают роль погоды. Все потребляют в день свои 1,5—2 кг продуктов, и считают, что появляются они прямо в подсобках магазинов.

Наши историки, частенько спорящие между собой, согласны в том, что толчком к падению династии Годуновых и Смутному времени послужила климатическая аномалия рубежа XVI—XVII вв. На Россию обрушилось похолодание – всего на один или два года. Тогда, в 1601 г., Волга в верхнем течении замерзла 18-го августа; погибли оба урожая, и озимых, и яровых культур. Годунов пытался поправить дело раздачей голодающим серебра, но это проблемы почему-то не решило. Трехлетнего голода государство не выдержало.

Сейчас, конечно, производство продовольствия распределено по всей планете (еще в начале XX-го века было не так), но переходящий запас зерна в мире сейчас рассчитан всего примерно на 60—70 дней.

Если чего не дай Бог – проблемы неизбежны, тем более что продовольственно избыточных стран остается все меньше. Население растет везде, даже в странах с низкой рождаемостью, поскольку народы, демографически избыточные, снабжают своей продукцией регионы стабильные. В Канаде в 1990 г. было 25 млн. населения, а сейчас едва ли не больше 30. Мы все боимся неконтролируемой миграции в Россию, но «беженцы» не дураки, стараются ехать все же в богатые страны.

И стоит разразиться крупной погодной катастрофе, или нескольким одновременно – и продовольствие будет взять негде. Локальные сельскохозяйственные катастрофы бывают везде. Мы до сих пор помним холодное, дождливое лето 1946 г., но (утешение, конечно, небольшое) по-своему страдают иногда даже американцы. Например, в январе 1995 г. в Америке произошла такая вот неприятность: в окрестностях Вашингтона из-за аномально холодной погоды погиб весь урожай помидоров в открытом грунте.

И по закону больших чисел рано или поздно несколько таких неприятностей совпадут, что станет экспериментальной проверкой устойчивости нашей цивилизации. Необходимой, потому что возможно и худшее. Вполне вероятны не только случайно совпавшие во времени неурожаи, возможны и катастрофы мирового масштаба.

Мы знаем о коренных переменах климата благодаря работам палеоклиматологов. Но вероятные климатические потрясения редко связаны с потеплениями, это касается даже засух. Казалось бы, засухи бывают от жары – но, оказывается, напротив, именно в эпохи холодного климата в последний миллион лет воздух в умеренном поясе становится более сухим. Похолодания приносят вреда гораздо больше. Мало какие растения выдерживают падение температуры ниже нуля даже на несколько часов. Но и при температуре ниже +70 °C процесс фотосинтеза останавливается. У каждого сорта есть определенные требования, выражаемые в произведении среднесуточной температуры на количество дней, когда температура благоприятна. Банану нужно полгода с температурой выше 18 °C; у клюквы требования скромнее, но тоже есть. Растение может в нежаркое лето не накопить питательных веществ, и урожая не будет. Одно по-настоящему холодное лето человечество переживет без катастрофических потерь; два – уже вряд ли. Да и случиться может оно без глобальных изменений средней температуры, просто зима станет теплой. Много ли в ней будет радости?

Самая крупная катастрофа – конечно, очередной ледниковый период. Теперь известно, что переход к нему – процесс не постепенный. Словно где-то замыкает огромное реле, и средняя температура на огромных территориях падает на несколько градусов в течение всего нескольких лет. Так, последний ледниковый период начался именно так: переход к ледниковому периоду произошел за 15 лет (конец эймского периода, около 115 тыс. лет назад). Обратный переход к межледниковью (то есть к тому, что мы считаем нормальным состоянием) занял 70 лет. То есть земной климат не меняется непрерывно и не может быть каким угодно: у него есть два устойчивых положения, и он переходит из одного в другое. В каждом из них бывают и микроколебания, но незначительные.

Незначительные – в геологическом смысле. Для тех, кто живет в эпоху перемен, они очень даже значительны. То есть возможны и изменения климата на несколько градусов и всего на несколько десятков лет, которые случались и в ледниковое время, и в межледниковое. И всегда эти изменения были в сторону похолоданий. Например, в период «Молодых Драйя» (понятия не имею, почему этот период так называется) – 10,7—12 тыс. лет назад – произошло падение на 70 °C на протяжении 50 лет. По загадочным причинам случилось нечто вроде временного отключения Гольфстрима, и восток Северной Америки и Западная Европа оказались «на равных правах» со всеми территориями Земли, находящимися на соответствующей широте (напомню, что в Западной Европе благодаря Гольфстриму действует «климатический перекос» – без него там было бы несколько холоднее).