Операции [против] партизан, которые они [иностранные добровольцы] производили, для них были лакомым кусочком. При появлении казачьих частей в районе, оккупированном партизанами, все местное население убегало в леса и все [имущество] оставляли [на месте], боясь, чтобы [его] не забрали на работу в Германию. И все брошенное населением было для них [казаков] военной добычей[175]. После такой операции, возвращаясь обратно, казаки пьянствовали, продавали или меняли на водку привезенные разные вещи. Одни казаки продавали и потом рассказывали другим казакам, кому они продавали. Последние шли [к покупателям] и, угрожая тем, что это [купленные] партизанские вещи, забирали [имущество] обратно.
Поведение партизан было еще хуже. В тех местах, где временно пребывали немецкие войска или их сообщники и позже уезжали на фронт или другое место, а население оставалось одно, после чего приходили партизаны и жестоко расправлялись с населением за то, что они работали у немцев, или даже за то, что немцы стояли в их квартирах, выполняя лозунг «кто работал для немцев два часа, тот наш враг». [Партизаны] убивали невинное население, грабили все основательно, дома и даже целые деревни. Те деревни и местечки, которые находились недалеко от железных дорог, автомагистралей и станций, партизаны выпаливали начисто, для того чтобы немцы не могли там расположить свои воинские части или сделать опорный пункт. В населенных пунктах, которые были далеко расположены от немецких войск и оккупировались партизанами, или местах, которые служили для укрытия партизанам, немецкие войска с большими силами разбивали партизан, а с населением поступали еще жестче[176], чем партизаны: грабили, убивали, забирали на работы, вылавливая целые районы. Это делалось для того, чтобы партизаны не могли иметь места пристанища и извлекать пользу из населения.
Были партизаны, которые боролись против немцев и так жестоко с населением не поступали. Они были убеждены, что после войны колхозов не будет и законы советской власти изменятся. К таким партизанам относился отряд Кошелева[177]. Были еще партизаны такие, которые не хотели воевать ни за Гитлера, ни за Сталина, а просто избегали немцев, чтобы их не забрали на работы или [в] лагеря военнопленных, но не помогали и Сталину, и называли себя «самосохранение»[178], и надеялись на какую-то третью силу извне.
С первых дней немецкой оккупации можно было наблюдать недовольство населения: одни были униженные, а другие обиженные, третьи оскорбленные, четвертые расстреляны. Чем дальше продолжалась немецкая оккупация, тем больше создавалось недовольство у населения. Немецкие солдаты и офицеры брали последние продукты питания, насиловали молодых девушек и престарелых женщин, отправляли людей в Германию на работы, [происходили] массовые убийства невинных детей, женщин и стариков еврейского происхождения. Вот что служило [причинами для] создания большого партизанского движения.
Некоторые примеры немецкого обращения [с местным населением]. Недалеко от местечка N. была расположена одна немецкая компания[179], которая отдыхала после [анти]партизанских операций. Два немецких солдата или подофицера[180] в пьяном виде пришли в рядом расположенную деревню, где зашли к одному крестьянину в дом, семья которого состояла из двух подростков, мужа и жены. Дети, видя появление немецких солдат, спрятались под печку, мужу предложили удалиться с квартиры. Последний, не понимая разговора, не уходил с квартиры, после чего солдаты применили насилие, сперва избили, потом прострелили руку и выбросили в зимнее время голого на улицу. Оставшаяся в хате бедная 40-летняя женщина и двое подростков подняли крик, но бедным никто не пришел на помощь. Сила оружия заставила молчать, после чего кровожадные немецкие изверги начали использовать отбивающуюся женщину. Было заявлено в ближайшую немецкую комендатуру, но там ответили: мы не знаем, из какой компании были эти солдаты[181].
В одной деревне партизаны убили старосту деревни[182]. Этот староста имел два сына, одному [исполнилось] 17, а другому — 20 [лет]. Вскоре после убийства отца старшего сына забрали немцы на работу на один лесопильный завод, где работали военнопленные — 200–300 человек. В одно прекрасное время военнопленные убили часового, и 15 военнопленных бежали. Тогда немецкие власти построили всех военнопленных и работающих там гражданских и расстреливали каждого десятого, где [и] пал жертвой гитлеризма сын старосты. Отца убили партизаны, брата — немцы, и 17-летнего юношу ждала участь брата, который после [его гибели] решил пойти в партизаны.
Потерпевшая поражение от партизан одна немецкая компания возвращалась назад и проезжала через одну из деревень, в которой в эту ночь одна молодая девушка отказалась поехать в Германию и ушла в партизаны, но семья ее оставалась в данной деревне. Узнав об этом, немцы избили прикладами винтовок всю семью (трех человек) и бросили полуживыми в колодец.
В одной немецкой сельхозкомендатуре, где мне приходилось ежедневно бывать, работала переводчицей одна молодая девушка 16–17 лет. Один из офицеров комендатуры неоднократно пытался использовать эту переводчицу, несмотря на его 45-50-летний возраст. Последняя не хотела быть жертвой [его домогательств] и заявила в военную комендатуру. Узнав об этом, офицер сельхозкомендатуры написал ложное заявление в Гестапо, что эта переводчица имеет связь с партизанами. Гестапо арестовало [девушку] и после жестоких пыток отправило [ее] на работу в Германию.
В одну деревню приехал верховой немецкий солдат, чтобы достать яиц, но не успел собрать и двух десятков, как партизаны были уже в деревне… Солдат, заметив партизан, начал удирать, но пуля была быстрее лошади, и солдат упал убитым. Узнав об этом происшествии, недалеко стоявшая немецкая военная часть приехала на расправу с партизанами. Партизаны были уже в лесу, куда немцы малыми силами боялись ехать, и обозленные немцы решили отомстить мирному населению. Люди, зная свою участь, прятались, кто куда мог. Тогда немцы решили запалить деревню. Из горящих домов и сараев стали выскакивать люди, по которым немцы открыли огонь. Тем самым немцы выполнили свой приказ [уничтожить] за одного [убитого] солдата 100 мирных жителей.
Подобных случаев были сотни.
Стоявшие в местечке N. французские легионы[183] часто грабили население. Однажды группа солдат пошла в деревню, расположенную в полукилометре от местечка, где [они] забрали у крестьянина лошадь с повозкой и убили свинью-матку, а сами скрылись. Крестьянин обратился за помощью в сельхозкомендатуру. Сельхозкомендатура была заинтересована в развитии свиноводства, тем более деревня находилась вне угрозы нападения со стороны партизан. Сельхозкомендатура при помощи ортскомендатуры нашли свинью на кухне у французов и отдали [ее] снова крестьянину. Но крестьянин не успел выехать за местечко, как группы французских солдат снова забрали свинью, а крестьянина избили и бросили в речку. Проходящие люди, видя совершившееся, заявили первостоящему полицейскому посту, который подал сигнал тревоги, по которому пришла полицейская группа. В результате стычки французских солдат с полицейской группой был убит один французский солдат и ранен один полицейский.
Поведение немецких чиновников было крайне грубым. Гражданское население, не зная [немецкого] языка, не могло правильно поступать, а в ответ на это можно было слышать со стороны чиновника: «Вон, свиньи!». Обиженный служащий или рабочий, получавший во время немецкой оккупации в месяц 6 кг муки, 160 гр. соли и две коробки спичек, уходил униженный и оскорбленный.
