Очередная тропинка поцелуев прокладывалась по выпуклому животу. Если ранее она определила его тщательное обследование колыбели их будущего младенца как эротическое, то теперь оно не шло ни в какое сравнение с тем благоговейным любопытством, с которым он осматривал каждую новую складочку на ее теле. Он создавал некий культ, дающий ему возможность поклоняться рождению на свет нового человека.

– Малыш мой. – Ребенок уже стал его. Он снова поцеловал ее в живот. – Любимая моя. – Теперь и Александра была причислена к его собственности. Обеими ладонями он прикрыл ей живот, объявляя это зоной его единоличного владения.

Александра витала где-то в облаках. Голова была как в тумане. Она не сразу поняла особое значение нашептанных им слов. Но как только их смысл раскрылся, волна сладостных эмоций охватила все тело. Раньше своей малышкой он называл только ее. А теперь он признавал их сына родным ему созданием. Она тоже была ему не безразлична. Но по-особенному. Он был так нежен и ласков с ней, даже сентиментален, как никогда раньше. Слова эти четко определяли место Александры в его жизни. Она всецело принадлежала ему. Но он заявлял права на нее не только как на свою собственность, но и как на свою жену.

– Я больше никогда не отпущу тебя.

Ей нечего было ответить. Да и что могла она сказать в ответ? Его губы были настолько горячими, дыхание настолько возбужденным, руки такими ласковыми…

Удовольствие переходило в исступленный восторг. Слезы текли по щекам, перемешиваясь с каплями воды, которыми все еще фонтанирующий массажный душ в изобилии усеивал ее лицо. И она снова и снова шептала его имя.

Неожиданно ноги стали слабыми и безвольными, а глаза заволокла чернота, к которой кромешный мрак душевой кабины не имел никакого отношения.

В себя она пришла на огромной кровати в спальне Димитрия. Он бережно и заботливо обтирал ее полотенцами. Ярко светила лампа, стоявшая на прикроватной тумбочке, отбрасывая мягкие отблески на смуглое, цвета бронзы, тело Димитрия.

Он нежно улыбнулся.

– Решила все-таки проснуться.

– Это был обморок. – В это трудно было поверить.

– Такое иногда случается, когда чувства безбрежны и глубоки. – Он накрыл полотенцем ее обнаженное тело, скрывая его красоту от собственных глаз. А сам выпрямился и встал рядом с кроватью. Это создавало иллюзию стыдливости и благопристойности. – Если ты хочешь, я уйду спать в другую комнату.

Она смотрела на него глазами, полными удивления. Сердце бешено колотилось в груди.

– Ты не хочешь со мной остаться?

– Я хочу этого больше жизни, но я не грабитель. Я не собираюсь силой брать то, чего ты не хочешь давать мне добровольно.

Она резко сдернула с себя полотенце, отбросив его на пол возле кровати.

Лицо его было словно высечено из камня, красивое, застывшее изваяние. Но бешеное пламя надежды разгоралось в глубине темно-синих глаз.

– Останься здесь.

Он бросился к ней со скоростью света.

– Это врата рая открылись для меня на земле.

Она не смогла сдержать улыбки.

Движения его были ритмичными, но нежными и сдержанными. Иногда они казались ей мучительно-медлительными.

– Мы не навредим ребенку?

Она неистово замотала головой. Беременность протекала нормально, и наблюдавший ее акушер не видел причин для прекращения половой жизни.

По низу живота разлилась долгожданная истома, напоминавшая всему телу о скором наступлении физического восторга. Она крепко обхватила его за плечи, впиваясь пальцами в кожу так сильно, что ногти оставляли следы. Тела их двигались в едином порыве, синхронно, в ускоренном ритме плавных движений поднимаясь к апогею удовольствия.

Димитрий вскрикнул, возвещая о кульминации эротического наслаждения. И сразу необыкновенное тепло его плоти проникло в нее пульсирующими импульсами, разливаясь по всему телу, отдавая ему потрясающий заряд энергетики, вселяя в нее радость и восторг. Это было самым сокровенным в их отношениях, той тесной, интимной, известной только им двоим связью, которая раньше не была столь прочной.

Димитрий забрался под одеяло и крепко прижал к себе Александру, словно боялся, что с трудом восстановленная интимность внезапно и бесповоротно прервется.

Она так устала за этот день, что, казалось, дышать и то было трудно. Она никуда не собиралась бежать от него.

– Я же закрывала дверь на ключ, – пробормотала она, зевая, разнежившись на его разгоряченной груди.

– Да. Дверь была заперта.

– Тогда как ты вошел?

– Ты думаешь, что я знаю только, как надо делать деньги? Я умею и замки взламывать. Этому меня обучил шеф дедовской охраны, когда мне было еще шестнадцать. Он утверждал, что каждый мужчина должен быть ловким. Клянусь, что я сейчас впервые применил свои навыки.

Она негромко рассмеялась, представляя себе, как младший Петронидис в юношеском возрасте осваивает столь сомнительное мастерство.

– А дедушка твой об этом знал?

– Он и выступил инициатором.

– Ты меня обманываешь. Этого не может быть.

– Чистая правда. Дед всегда считал, что настоящий мужчина обязан многое уметь делать своими руками, даже если у него есть деньги, чтобы вызвать профессионалов и оплатить их труд.

Она сильнее прижалась к нему. Ей было так хорошо.

Они тихо лежали рядом, он ласково и как-то по-особому бережно гладил ее тело, а она положила руку ему на грудь, на самое сердце.

– Ты сказал, что дедушка перенес второй инфаркт? Ты никогда не говорил мне, что у него больное сердце. А когда был первый?

– Во время моей последней поездки в Грецию, перед твоим отъездом из Парижа.

– Почему ты мне ничего не сказал?

– Почему ты не рассказывала мне, кем на самом деле была? – вопросом на вопрос ответил Димитрий.

– В Париже я была Ксандрой Фочен.

– Да, но регулярных командировок, не связанных с долгом службы, у тебя было предостаточно. И ты ни разу не удосужилась поставить меня в известность об их истинной цели. По-видимому, это было своеобразным возвращением к жизни Александры Дюпре.

– Так оно и было, – подтвердила она.

– Я думал, что ты встречаешься с кем-то еще, кроме меня.

Она поднялась и села на кровати, потрясенно смотря ему прямо в лицо.

– Ты думал, что я тебе изменяю? У меня никогда не было мужчин, кроме тебя.

Щеки Димитрия запылали ярким виноватым румянцем, подло выдавая истинные мысли хозяина.

Он что-то недовольно буркнул, а потом добавил:

– Да нет, не верил я этому никогда. Я сразу, без всяких разговоров, разорвал бы с тобой все отношения, будь это так.

Точно. Это было похоже на Димитрия.

– Но ты же думал, что ребенок не твой.

– Да. Мучительные сомнения терзали меня, но неделю, не больше. И оправданий такому поведению нет.

Она взглянула на него.

– Конечно, нет.

– Мой дед натрез отказался лечь на операцию, пока я не дал ему клятву, что женюсь на Фебе, и не определил точного дня свадьбы. Я совсем не был готов оставить тебя навсегда, но в равной степени не мог позволить деду отойти в мир иной по моей вине.

Александра смотрела на него удивленными и недоверчивыми глазами.

– Ты шутишь! Кроме хорошего, я ничего от тебя про деда не слышала. Как мог он так подло шантажировать тебя, чтобы ты меня бросил?

– Он ничего не знал о твоем существовании.

Новое видение событий, произошедших три месяца тому назад, окончательно ее дезориентировало.

– Но все-таки…

– Он хотел лишь быть уверенным в том, что я исполню свой долг перед семьей.

– Он придет в ярость, если ты на мне женишься.

Ее слова позабавили Димитрия.

– Он мечтает стать прадедом и будет очарован такой внучкой, как ты.

– Красивой меня теперь не назовешь. Я похожа на тыкву.

– Хочешь убедить меня, что в таком положении можешь нравиться мне меньше?

Она не ответила, охваченная страстными волнами удовольствия. Вокруг царила тишина, и любовь снова и снова неустанно вела их тела к вершине наслаждения. А после этого у нее уже не было сил, чтобы завести разговор. Глаза смыкались. Свернувшись калачиком и удобно прижавшись к Димитрию боком, она тихо уснула, впервые за всю беременность почувствовав спокойствие.