Где-то посередине ужина Димитрия позвали к телефону. Это был международный звонок.
Мистер Петронидис-старший подмигнул ей, подбадривая:
– Бизнес мешает личной жизни?
Она дернула плечиками.
– После длительного пребывания в Нью-Йорке и нашего недельного свадебного путешествия работы у него накопилось хоть отбавляй.
– Истинная правда. – Дедушка посмотрел на нее, вскинув густые брови. – Расскажи мне о своей семье.
И она начала рассказ о Мэделейн и Хантере, о своей матери, о том, как благородно поступил Димитрий, выкупив веками принадлежавшее семье Дюпре поместье.
Мистер Петронидис только махнул в ответ рукой, словно выбросил что-то ненужное.
– Это ничего ему не стоило. Твоя мать стала для Димитрия полноправным членом нашей семьи. И заботиться о ней и ее благополучии – его первостепенная обязанность.
Александра тревожно покусывала губу.
– Я вышла замуж за вашего внука не для того, чтобы переложить на его плечи свою ответственность перед матерью.
Пожилой человек смеялся долго, громко и от всей души.
– Конечно, нет, глупышка. Если бы ты хотела получить от моего внука только деньги, ты никогда бы не покинула Париж.
Улыбка осветила лицо Александры, которая почувствовала некоторое облегчение, услышав эти слова.
– Вы правы. Мне всегда был нужен только он. Я ничего не знала о существовании Фебы, – честно призналась она.
– Да. Я это знаю.
– Простите меня, если это возможно.
– За что ты просишь у меня прощения, дитя мое?
– Должно быть, скандальное расторжение помолвки огорчило вас.
– Огорчило? – Он выглядел удивленным. – Я хотел от своих внуков то, что имею теперь в полном объеме, – сказал он, указывая на ее живот, который теперь не мог скрыть даже обеденный стол, за которым она сидела.
Подкравшийся к щекам подлый румянец выдал ее смущение. Мужчины из семьи Петронидис отрицательно влияли на ее хладнокровие и самообладание.
Дед отхлебнул немного вина.
– Но мой внук умудрился исполнить и свое второе обещание.
– Второе обещание?
– Он женился на тебе, в полном соответствии с данной мне клятвой. – Черные глаза светились крепкой, как сталь, решимостью. – Мой правнук будет носить нашу фамилию. А я стану самым счастливым человеком.
Казалось, улыбка на лице Александры застыла.
– Он дал вам клятву жениться на мне?
Старик закивал головой:
– Он человек слова, – сказал он с гордостью. – Твой сын вырастет членом славной семьи Петронидис. И если завтра мне будет суждено отойти в мир иной, то я покину вас счастливым человеком.
– Прошу вас, не говорите таких слов, – взмолилась она, хотя сама была так взволнована, что сердце разрывалось на куски.
Неужели Димитрий поклялся деду, что женится на ней? И обещал официально дать своему сыну фамилию их рода?
– Молодые всегда боятся говорить о смерти. А я уже стар и смело смотрю ей в глаза. У меня, пожалуй, осталось еще одно желание. Мне надо успеть научить моего правнука взламывать дверные замки. – И старик рассмеялся собственной удачной шутке.
Александре же казалось, что она медленно умирает. Оказывается, Димитрий женился на ней, не будучи увлеченным ею. Он вступил с ней в брак даже не ради ребенка. Он обвенчался с ней, чтобы исполнить волю своего деда и выполнить данное ему обещание.
Не удивительно, что Димитрий безропотно мирился со всеми ее прихотями. А когда она отказалась от брака, он ее просто совратил.
Итак, ее он не любит, он любит своего деда. И достаточно сильно, чтобы жениться на своей бывшей любовнице, которая еще совсем недавно не представляла никакого интереса и ценности в качестве невесты и кандидатура которой даже не рассматривалась как достойный товар на рынке будущих жен.
– Что с тобой, дитя мое? Ты так побледнела.
Она смущенно опустила глаза.
– Усталость все еще сказывается. И немного подташнивает, – честно призналась она. – Токсикоз так и не прошел.
Мистер Петронидис закивал головой со знанием дела.
– Ясно, ясно. Хочешь прилечь?
– Я лучше останусь здесь, с вами.
– Ты слишком добра и внимательна ко мне.
– Совсем нет. Мне просто нравится с вами общаться, – честно призналась она.
– Тогда расскажи мне о своей работе. Я никогда раньше не встречался с манекенщицами.
Она начала рассказывать ему о своей жизни, которую вела под именем Ксандры Фочен, и закончила свое повествование описанием встречи и знакомства с Димитрием.
Когда старик и Александра, закончив ужин, перешли в гостиную в ожидании кофе, к ним присоединился и Димитрий.
Он расположился рядом с ней на диване. Тело ее напряглось. Сможет ли она простить ему те растерянность и разочарование, которые вынуждена была испытать, узнав, с какой легкостью и выгодой для себя он утаил от нее факт своего второго клятвенного обещания, данного деду? Не в силах терпеть боль от ощущения его присутствия, Александра поднялась с места.
– Думаю, что мне пора спать. – Она повернулась к Димитрию. – Можешь считать себя свободным от обязанности сопровождать меня наверх. Уверена, что у вас есть о чем поговорить. Вы так долго не виделись. – Слова были напыщенными и прозвучали неестественно.
Димитрий прищурился, словно заподозрил что-то неладное, и галантно встал.
– Я все же провожу тебя.
Петронидис-старший тоже медленно поднялся с кресла. Вид у него был утомленный. Впервые за время их общения Александра увидела, что не так уж он и здоров.
Быстро расцеловав Петронидиса-старшего в обе щеки, она направилась к лестнице, ведущей наверх.
Димитрий немного отстал от нее, уделив несколько секунд деду, чтобы пожелать тому спокойной ночи, и догнал ее уже на последней ступени. Александра благосклонно позволила мужу взять ее за руку, но, когда он стал оказывать ей знаки внимания в постели, резко отвергла его ласки, ссылаясь на усталость. Занятия любовью стали для нее в эту ночь невозможными.
Он ведь женился на ней, чтобы исполнить клятву, данную смертельно больному родственнику. Впервые за всю беременность она почувствовала щемящую тяжесть в сердце, и связана эта боль была непосредственно с ее ребенком. Если бы она не забеременела, Димитрий спокойно отпустил бы ее на все четыре стороны.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
На следующее утро, проснувшись, Александра с удивлением обнаружила, что Димитрия рядом с ней нет. Она обняла его подушку, вдыхая аромат, присущий только ему, мечтая, чтобы его отсутствие не отдалось физической болью в сердце. Два часа тому назад ему пришлось вылететь в Афины, но он не испарился незамеченным, а разбудил супругу робкими ласками, закончившимися проявлением бурной страсти.
Отходя ко сну, она твердо решила не заниматься с ним этой ночью любовью. Но решимости хватило лишь до рассвета, когда супруг разбудил ее поцелуем.
Стук в дверь возвестил о том, что настало время завтрака. Она быстро приподнялась и села на кровати поудобнее, чтобы прислуга смогла поставить поднос ей на колени. Губы неожиданно растянулись в улыбке, стоило ей увидеть хлебцы, фрукты, яичницу и кусочек бекона. Димитрий не раз подшучивал над ее правилом неизменно есть на завтрак одно и то же. Согласно его утверждениям, беременным женщинам должны сниться соленые огурцы и мороженое, а не хлебцы и бекон.
К завтраку подали и невкусный, но полезный травяной чай, к которому она вынуждена была себя приучить, чтобы хоть как-то справляться с приступами тошноты. К чаю она притрагиваться сегодня не собиралась – симптомы очередного приступа благополучно прошли.
Александра ела под шум прибоя, вспоминая события прошлой ночи и стараясь переключаться на сцены, произошедшие ближе к утру. Тело ее еще хранило печать мужских прикосновений и было легковозбудимо. А память о блаженстве вызывала нежелательные тянущие ощущения внизу живота.
В ванной она спокойно и по-деловому обдумала ситуацию, в которой оказалась по собственному недомыслию. Что эта ситуация меняла? Александра ведь знала, что Димитрий не любит ее, когда давала согласие на брак. Но она ничего не знала об обещании. Имеет ли это значение?