— С нами не случится ни того, ни другого! — с неожиданной уверенностью заявила Гильфи.

— Каким образом? Конечно, ты можешь встать в моей тени, но что прикажешь делать мне? Ты же такая малышка, что твоей тени мне и на лапу не хватит!

— Это несправедливо, Сорен, и ты это прекрасно знаешь. Некрасиво смеяться над чужой внешностью. В нашей пустыне такие шутки считались ниже совиного достоинства. Существует целое сообщество малых сов, CMC, целью которого является борьба с жестокими и обидными замечаниями относительно чужого роста. Основательницей этого сообщества была моя прабабушка, воробьиная сычи-ха, — воинственно распушилась Гильфи. Казалось, грубое слово, сказанное Сореном, расстроило ее гораздо сильнее, чем заточение в лунной камере.

— Ладно, извини. Но я все равно не понимаю, как нам избежать лунного ослепления.

— Значит, надо что-нибудь придумать. Сорен взглянул на подругу сверху вниз.

— Лунатики ничего не могут придумать, Гильфи. Все кончено.

Не успел он договорить, как странное оцепенение начало разливаться по его телу. Глаза Гильфи тоже как-то неестественно заблестели.

Ослепительное лунное сияние растворяло нечто сокровенное, составлявшее сущность каждого из них. Мысли Сорена начали путаться. Желудок непривычно затих. Он посмотрел на озаренные луной стены камеры: они вдруг показались ему скользкими, как лед, и по этому льду застывшего лунного света устремились прочь все его воспоминания. Прочь, прочь… Ему хотелось удержать их, схватить, но он слишком устал.

У-ху, у-ху… Сорен начал клевать носом. Он знал, что если уснет, то проснется совсем другим. Он не узнает сам себя. Превратится в номер 12-1, а Гильфи тоже перестанет быть Гильфи, зато станет номером 25-2. У-ху, у-ху… Га'Хуул.

Внезапно что-то вспыхнуло в его засыпающем мозгу. Стоило мысленно произнести Га'Хуул, как сознание мгновенно прояснилось. Желудок ожил. Га'Хуул!

Тетушка Финни хлопнулась в обморок при одном упоминании о стражах Га'Хуула, а сейчас это слово прозвучало подобно раскату грома, и заставило Сорена очнуться ото сна.

— Гильфи! Гильфи! — он затряс когтями свою крошечную подругу. — Гильфи, ты когда-нибудь слышала сказания о стражах Га'Хуула?

Гильфи, которая уже еле-еле шевелила крыльями, внезапно встрепенулась. Дрожь пробежала по ее телу, мгновенно пробудив от оцепенения.

— Га'Хуул… Ну да, конечно! Мама с папой часто рассказывали нам эти сказки. Они называли их Сказаниями о Былом.

— А у нас это называется Легендами Га'Хуула.

С каждым новым звуком этого слова совята все больше и больше оживали, даже кровь текла по их жилам быстрее.

— Вот что я придумал! Мы будем до самого захода луны рассказывать друг другу Сказания о Былом. Мне кажется, эти легенды способны рассеять лунный свет и спасти нас от полного очищения!

Гильфи уже в который раз с изумлением посмотрела на Сорена. Как ему удалось додуматься до такого? А тем временем Сорен начал:

— Когда-то давным-давно, когда совиных царств еще и в помине не было, а на земле кипели бесконечные войны, в краю Великих Северных Вод жила-была птица по имени Хуул. Говорят, что с самого рождения этой сове были дарованы чудесные способности и неслыханные силы. Так или иначе, Хуул прославился в веках тем, что побуждал других сов на великие и славные дела, и хотя он никогда не носил золотой короны, совы признали его своим царем.

Милосердие и добродетель помазали его на царство, и благородство было его короной. В лесу высоких деревьев появился он на свет, в тот мерцающий час, когда секунды медленно перебегают из последней минуты старого года в первую минуту нового, а лес закован в лед…

Негромко и торжественно рассказывал Сорен первую легенду о Га'Хууле, известную под названием «Пришествие Хуула». Сердца обоих совят забились сильнее, разум прояснился, а желудки снова наполнились жизнью.

— Похоже, все идет, как надо, — сообщила ушастая сова Ищейке своей начальнице, командору Виззг. Обе они сидели на каменном выступе высоко над камерой лунного света и наблюдали за Сореном и Гильфи. С такой высоты до них не доносился тихий голос Сорена, но зато они видели, что совята замерли в полном оцепенении.

Когда луна, наконец, покинула ночное небо, Виззг с Ищейке опустились на пол лунной камеры и впились взглядом в наказанных.

— Безупречно! — воскликнула Ищейке.

— Да, мы безупречны, — мгновенно отозвалась Гильфи. — Мы счастливы, что наставники находят нас безупречными. Номер 25-2 испытывает блаженство и чувство полного удовлетворения.

— Номер 12-1 также чувствует себя полностью довольным. Ждем ваших дальнейших приказаний, — подхватил Сорен.

— Вы делаете успехи, малютки! Я с самого начала в вас верила, — прогудела Ищейке.

Сорен с Гильфи впервые слышали, чтобы ее голос звучал так Доброжелательно.

— Очень скоро вам предстоит церемония специализации. «Енотье дерьмо ваша специализация!» — мысленно взорвалась Гильфи.

— Знаешь, Ищейке, — заметила Виззг, — эти двое с самого начала зарекомендовали себя смутьянами, по крайней мере, амбарный совенок. Я давно пришла к выводу, что из бывших бунтарей получаются самые верные слуги. После хорошего лунного очищения, разумеется.

«Мечтать не вредно, тухлоголовая дура!» — воскликнул про себя Сорен.

— Я бы отправила эту маленькую козявку в хранилище боевых когтей, а сипуха вполне сгодится для работы в Яйцехранилище.

— А что если попробовать малютку в Инкубаторе? Инкубатор! Яйцехранилище! Сорен с Гильфи насторожили ушки.

Они шли следом за начальниками, старательно подражая лунатической походке оболваненных совят.

— Знаешь, что я придумала… — продолжала Виззг. — Мы поместим их в одну пещеру, в один сычарник. Тем самым мы многократно усилим эффект лунного очищения. Пусть почаще смотрят друг другу в глаза, это ускорит процесс полного стирания памяти.

«Три ха-ха!» — фыркнула про себя Гильфи.

Вот так неразлучная парочка оказалась в одном сычарнике, а Джатту с Джуттом поручили следить за тем, чтобы друзья все время были вместе и почаще заглядывали друг другу в глаза.

— Эй, вы двое! — рявкнул Джатт. — Ну-ка, глазеть друг на друга!

Но ни Джатт, ни Джутт не видели веселых искорок в глазах совят и не слышали, как Сорен еле слышно прошептал: «Мы сделали это, Гильфи! Мы победили!»

И снова дни перетекали в ночи, ночи сцеплялись в темные звенья серебряной лунной цепи, а сама луна равнодушно плыла сквозь череду превращений от ущерба до полнолуния, становясь то ослепительным гигантским диском, то тоненьким волоском, призрачней пуха из совиной грудки.

Сорен и Гильфи терпеливо дожидались полного оперения. Каждый день Сорен с надеждой осматривался в ожидании перемен.

Его маховые перья заметно подросли. Поворачивая голову за спину — это умеют делать все совы! — Сорен любовался отросшими хвостовыми перьями, а когда поблизости никого не было, — даже тренировался держать направление и поворачивать. Он уже понял, что на церемонию Первого Полета здесь рассчитывать не приходится. Более того, каждый день он с ужасом ожидал, что ему, как бедняжке Гортензии, равнодушно объявят приговор: Не Предназначен к Полету. Сама же Гортензия, то есть номер 12-8, с гордостью заявляла, что запрет на полеты напрямую связан с ее особым положением наседки и допуском к сверхсекретной работе.

— Ты только представь, как много нам удалось разузнать за последнее время! — заявила однажды Гильфи, вернувшись с работы из Хранилища боевых когтей.

Она была твердо уверена в том, что, как только придет пора, им удасться покинуть Академию Сант-Эголиус, а пока нужно использовать каждую возможность и стараться побольше разузнать о расположении провалов и ущелий, чтобы в нужный момент не сбиться с дороги и не попасть в лапы охранников.

— Слушай, что я выведала в Хранилище боевых когтей… Сорен кивнул и приготовился слушать.

— Здешние совы надевают боевые когти, поверх собственных, но изготавливать их они не умеют. Они только подбирают их на полях сражений, а потом чинят и сортируют по размеру.