— Великий Глаукс! — прошептал Сорен. — Ну и хвастун!
— Знаешь, старина, если у тебя есть достоинства, не стоит стесняться их демонстрировать. А если достоинств нет, обычно об этом не догадываешься, — огромный совенок захохотал, в восторге от собственного остроумия.
— Эй, там! — подала голос Гильфи.
— Труднее всего отпустить когти, но ты просто поверь, и все получится.
«Снова — поверь!» — подумал Сорен.
Видимо, эти слова произвели магическое действие на Гильфи, потому что она мгновенно отпустила ветку. Как лист, сорванный неожиданным порывом ветра, она устремилась вниз — а потом вдруг перевернулась в воздухе.
— Здорово! — закричал Сорен.
Мгновение спустя Гильфи опустилась на ветку рядом с ним.
— Видала? Ничего сложного, — прогудел огромный серебристый незнакомец. — А когда я так завис, никого поблизости не оказалось. Пришлось самому до всего додумываться!
Сорен внимательно разглядывал нового знакомого. Он не хотел показаться невежливым, но его просто подмывало побольше разузнать об этом совенке.
— Ты из этих мест? — осторожно спросил он.
— Из этих или из тех, какая разница! — ответил тот. — Назови место, где бы я не побывал, — высокомерно заявил он, и Сорену стало не по себе.
Гильфи решительно запрыгала по ветке к своему спасителю.
— Примите мою искреннюю благодарность за любезность, с которой вы помогли мне справиться с возникшим затруднением, — проговорила она.
Сорен моргнул. Он никогда не слышал, чтобы Гильфи говорила так красиво. Это была речь совсем взрослой и очень воспитанной совы.
— Мы заранее просим прощения за свое любопытство, но дело в том, что нам никогда еще не доводилось видеть такую крупную сову, как вы. Позвольте мне поинтересоваться, к какому виду вы принадлежите? — продолжила Гильфи.
«Надо же — „к какому виду!“ — ухнул про себя Сорен. — Великий Глаукс, где она только научилась таким словам?»
— Вид? Что такое вид? Впрочем, красивое словечко, очень подходит большим серым совам, вроде меня.
— Ах вот оно что! Вы — большая серая сова, которую еще называют бородатой неясытью! Я слышала о вас, хотя ваши родичи избегают селиться в пустыне Кунир.
— Так вы из Кунира? Бывал я там! Плохое место, не годится для больших серых сов. Честно говоря, я не могу вам сказать, откуда я родом. Дело в том, что я очень рано осиротел. Был похищен патрулями Сант-Эголиуса, но сумел вырваться и упасть на дно брошенного гнезда.
— Ты вырвался из лап патрульных Сант-Эголиуса?
— Угу. Этим придуркам слабо меня поймать! Живым я им не дамся! Когда меня схватили, я выждал удобный момент, а потом откусил своему похитителю коготь. Начисто! Ясное дело, он меня бросил, будто я был раскаленным углем! С тех пор они облетают меня стороной. Полагаю, молва обо мне облетела весь Сант-Эголиус! — совенок довольно покачался на когтях, а потом направился к концу ветки.
Пришла очередь Гильфи онеметь от изумления.
Первым заговорил Сорен.
— Нас тоже поймали, и нам только сейчас удалось спастись. Я родом из царства Тито. Мы с Гильфи хотим разыскать свои семьи, но мы не знаем, где находимся. Вот почему я спросил, не здешний ли ты. В нашем лесу мне ни разу не доводилось видеть таких сов. Но это неважно. Вот мы сидим сейчас на ели — на дереве Га'Хуула, а такие деревья растут в моем родном лесу Тито.
— Не только. Деревья Га'Хуула растут вдоль берега реки Хуул, а эта река протекает через очень много царств.
— Только не через Кунир, — пискнула Гильфи.
— Это точно! Во всем Кунире нет ни капли воды, не говоря уже о реке.
— Нет, там есть вода, нужно только уметь искать, — возразила Гильфи.
— Вот как? — моргнул серый совенок. Сорену показалось, что он слегка обиделся.
— Я так и не понял, сейчас мы в Тито или нет?
— Вы ровнехонько на границе между Тито и королевством Амбала.
— Амбала! — хором воскликнули Сорен с Гильфи, вспомнив о Гортензии.
— На мой вкус, весьма захудалое королевство.
— Захудалое?! — вновь хором возмутились друзья.
— Если бы ты знал Гортензию, ты бы так не говорил, — добавил Сорен.
— Великий Глаукс, что из себя представляет эта Гортензия?
— Представляла, — тихо поправила Гильфи.
— Она была очень славной совой, — выдавил из себя Сорен. — Очень хорошей, честное слово.
Огромный совенок удивленно моргнул и с любопытством уставился на незнакомцев. Странные какие-то. Вроде бы ничего не смыслят в жизни, а поди ж ты… Он поспешно отбросил эту мысль. Раз эти двое сумели сбежать из Сант-Эголиуса, у них, понятное дело, должны быть развиты какие-то навыки выживания. Но это все пустяки, и ни в какое сравнение с его образованием! Суровая школа сиротства — вот как он это называет! Он сам себя обучил и воспитал. Научился летать, выяснил, на каких животных можно охотиться, а от каких лучше держаться подальше. Что ни говори, ничто не может заменить самостоятельного постижения строгих правил и порядков лесного мира, полного неисчислимых богатств и бесконечных опасностей. А Сумрак учился именно так. Сурово учился.
Тем временем Гильфи пришла в себя от изумления и сказала:
— Позволь нам представиться. Меня зовут Гильфи, я происхожу из семьи сычиков-эльфов, известных также как мексиканские карликовые сычики. Мы обитаем в пустынях, селимся в пещерах или дуплах.
— Знаю, знаю. Одно время я даже жил в кактусе с одним парнишкой из твоего племени. Охотники из вас… как бы это помягче выразиться… Скажем так: у тех, кто питается одними змеями, мозги устроены иначе, чем у обитателей леса!
— С чего ты взял, будто мы питаемся одними змеями? Вот еще глупости! Мы и полевок едим, и даже мышей, только не крыс — они для нас слишком большие.
— Ладно, пролетели, — огромный совенок моргнул и повернулся к Сорену. — Теперь послушаем твою историю, парень.
Пример Гильфи подсказал Сорену, что нужно говорить коротко и избегать лишних подробностей.
— Я — Сорен из царства Тито, из семейства Тито альба, сипух или амбарных сов, — он понял, что рассуждения об уникальности Тито альба вряд ли удивят этого серого великана. Судя по всему, его вообще трудно чем-то удивить. — Жил с родителями на высокой старой ели, пока… — голос Сорена неожиданно задрожал и оборвался.
— Пока не наступил этот ужасный день, — серый совенок моргнул и легонько взъерошил перья Сорена своим клювом.
Этот простой жест потряс Сорена с Гильфи до самых желудков. С того момента, как они выпали из своих гнезд, друзья ни разу не видели и не испытывали этой приятной и успокаивающей процедуры. А тем временем переборка перьев составляла немалую часть их прошлой жизни. Осторожно работая клювом, родители чистили и взбивали перышки друг другу, не забывая прочесать редкий пушок на теле своих птенчиков. Это было так приятно, так уютно… Чистка перышек себе, своей семье или друзьям являлась неотъемлемой частью совиной жизни.
Сорен был просто потрясен этим жестом. А совенок-великан как ни в чем не бывало повернулся к Гильфи и проухал:
— Эй ты, щуплые плечи — длинные речи! Иди сюда! Держу пари, что тебе давным-давно никто не чистил перышек!
Гильфи бросилась к ним, и большой серый совенок принялся по очереди перебирать перышки своим новым знакомым. При этом он ухитрялся еще и говорить.
— Меня зовут Сумрак. Я не знаю, кто дал мне это имя. Просто меня так зовут, вот и все.
— Хорошее имя, — тихо сказал Сорен. — Очень тебе подходит. Ты весь серебристый и серый, как сумерки.
— Да уж, не черный и не белый. Имя мне подходит, и лопни мои кишки, если я не вылупился в сумерки, потому что это первое, что я помню в своей жизни. Сумрак! Серебристая грань между днем и ночью. Совы не зря гордятся своим ночным зрением. Какая другая птица может похвастаться тем, что в полной темноте, с огромной высоты способна разглядеть мышь, полевку или скачущую по лесу белку? У меня тоже есть ночное зрение, но я могу видеть и в более смутное время. Я отлично ориентируюсь в сумерках, когда скрадываются очертания и тают границы. Я живу на грани, и мне это нравится.