– Давайте посмотрим на ордер, – сказал он неуверенным, но громким голосом, как будто хотел предупредить кого-то в соседней комнате.

– Вот он, – сказал я и показал ему свой браунинг; пистолет слегка дрожал в моей руке, но этого не было заметно.

– Черт, – сказал он, и слово это у него получилось трехсложным. Вращая своими черными безжизненными маслянистыми глазами, похожими на пуговицы, он медленно и неохотно поднял руки.

Захлопнув дверь за собой пяткой, я окинул взглядом огромную гостиную, обставленную современной плюшевой мебелью, раскрашенную всеми оттенками зеленого цвета: от пастельных желтовато-зеленых тонов до цвета денег.

Он слегка дрожал, но видно было, что обозлен больше, чем испуган.

– Как вы прошли мимо Луи и Сэла? – поинтересовался он.

– Я не видел Луи, – сказал я, похлопав его одной рукой, чтобы убедиться, что у него нет оружия, и едва не задохнулся от резкого запаха лосьона, которым он себя густо оросил после бритья, – и Сэла тоже не видел.

Это привело его в некоторое замешательство.

– А как насчет Винни?

– И Винни я не видел. А заодно Арчи, Скотта, Пола и других, кто вам придет в голову и на язык.

– Это невозможно.

– Это Америка. Здесь все возможно. Вы Хэссел или Гринберг? – мой вопрос прозвучал, как еврейская сказка.

Он облизал свои темно-коричневые губы.

– Хэссел. Мэкси в офисе.

– Пойдемте поздороваться с ним.

Он повел меня по бесконечной гостиной – бар в одном из ее углов имел больший выбор спиртных напитков, чем любой подпольный кабак на Раш-стрит; у стены стояло несколько модных сумок из свиной кожи с клюшками для гольфа. Через спальню мы прошли к закрытой двери, которую Хэссел неохотно открыл, бросив на меня мрачный взгляд.

Он вошел первым; я, упершись дулом пистолета ему в спину, последовал за ним в соседнюю меньшего размера спальню, переоборудованную в офис с несколькими столами и картотечными шкафами. За шведским бюро у левой стены, на которой висели незажженная неоновая вывеска со словами «Old Heidelberg» и несколько черно-белых фотографий, склонился над бухгалтерской книгой крупный полный мужчина без пиджака (он висел на спинке его вращающегося стула) и в подтяжках. У него были блестящие черные волосы и плоская голова.

– Мэкси, – нерешительно произнес Хэссел.

Не поворачиваясь, Мэкси раздраженно отмахнулся от него:

– Сейчас, одну минутку.

– Мэкси.

Мэкси вздохнул, отстранился от стола и, не глядя на нас, сказал:

– Куда же по девались эти чертовы деньги? – Потом он повернулся и два раза мигнул, словно это было все, чего заслуживала открывшаяся ему картина: его партнер с поднятыми руками и незнакомец с нацеленным на них автоматическим пистолетом. – Что, черт возьми, здесь происходит?

– Положите руки на колени, – сказал я.

Глаза Мэкси стали темными и печальными; холодная ниточка губ вытянулась по его полному, без единой морщинки, лицу-маске, на котором эмоции не оставили своих следов. Медленно опуская руки к коленям, он задержал одну возле оттопыренного, с выпуклостью размером с револьвер, кармана висящего на спинке стула пиджака.

– Вы можете умереть на этом стуле, – предупредил я.

Мэкси снова мигнул, сделал глотательное движение и положил руки на колени.

Я медленно, держась спиной к стене, чтобы видеть обоих Максов, подошел поближе и скинул пиджак со стула; он упал на пол с глухим стуком. К счастью для всех нас то, что было в пиджаке, не выстрелило.

– Вы пришли, чтобы нас убрать? – спросил Мэкси таким тоном, словно спрашивал который час.

– Не обязательно, – сказал я, вернувшись к двери, где оставил его партнера. – Мы просто поговорим.

– Если вас прислал Датчанин, – многозначительно произнес Мэкси, – то вы работаете не на того человека. Мы платим настоящие деньги. И мы сможем вас защитить.

– Послушайте Мэкси, – посоветовал мне Хэссел, бросив на меня нервный косой взгляд.

Казалось, они оба не заметили очевидной бессмысленности обещания «защитить» парня, который наставил на них дуло пистолета.

– Меня послал не Датчанин, – сказал я, – а богатая дама из Вашингтона, округ Колубмия. По фамилии Мак-Лин.

Двое мужчин переглянулись. Бог свидетель, я по выражению их лиц пытался понять, что у них на уме, но не смог.

– Вы, ребята, кажетесь мне достаточно толковыми, чтобы понимать, что Гастону Минзу доверять нельзя, – сказал я.

Мэкси Гринберг задумчиво кивнул.

– Этот ублюдок лжет, даже когда клянется, – подтвердил Хэссел.

– Вам, ребята, нужен новый посредник, – сказал я, а про себя отметил иронию того, что я предлагаю людям свое посредничество, наставив на них пистолет и заставив одного из них поднять руки, а другого положить их на колени. – Я дам вам деньги, вы дадите мне ребенка.

Хэссел бросил на меня еще один косой нервный взгляд.

Сверля меня глазами, как снайпер, нацеливающийся на свою жертву, Мэкси сказал:

– Кто вы?

– Парень, который хочет заработать немного баксов и вернуть ребенка в его кроватку.

– Почему вы думаете, что ребенок Линди у нас? – спросил Хэссел.

– Разве я упоминал о ребенке Линди? – насмешливо сказал я.

Громкий стук в дверь гостиной напугал меня так, что я едва не открыл стрельбу.

– Это стучат в дверь, – вяло сказал Хэссел, – через которую вы вошли.

Стук продолжался, и кто-то закричал:

– Босс, это Винни! Это Винни, босс! Впустите меня.

Хэссел самодовольно улыбнулся:

– А вот и наш парень Винни. Наверное, мне лучше впустить его, как вы думаете?

– Если он ваш парень, – сказал я, – почему у него нет ключа?

– Должно быть, кто-то забрал у него ключ, – сказал Мэкси.

– Нужно иметь имя «Макс», чтобы получить ключ, – сказал Хэссел. – Клуб для избранных.

– Босс! – вновь раздался крик.

– Если мы не откроем двери, – сказал толстый Мэкси с едва заметной улыбкой на своих тонких губах, – он сломает их.

Я взял Хэссела за руку – она была мясистой, но под жиром прощупывались мускулы.

– Скажите ему, чтобы он ушел. Не надо мудрить. Мы с вами заключим честное деловое соглашение. Чем меньше людей меня увидят, тем лучше.

Он посмотрел на меня своими черными безжизненными глазами и кивнул.

Я подошел к Мэкси и встал у стены чуть левее его между несколькими деревянными картотечными шкафами, в которых было по четыре ящика, и столом, за которым он сидел.

– Если вы пришли по делу, – сказал Мэкси, держа руки на коленях, – зачем вам вообще оружие? – При этих словах он наклонил голову вбок, как бы выражая свое непонимание.

– Я люблю вести переговоры с позиции силы.

Из гостиной до нас донеслись искаженные звуки разговора, потом послышался быстрый топот ног и стук опрокинутой мебели. Мэкси дернулся, начал подниматься, но я с размаху ударил пистолетом его в живот. Он упал на стул и громко ударился спиной о стол, ловя ртом воздух.

В этот момент началась стрельба.

Звуки выстрелов были негромкими, приглушенными – вуп! вуп! вуп! вуп! – и все-таки это были выстрелы. Некоторые из них раздавались в соседней комнате, и Мэкси, который все еще сидел согнувшись взглянул на меня круглыми осуждающими глазами а я пригнулся, прижался к стене, спрятавшись за картотечными деревянными шкафами, и увидел, как при замедленном показе, что Мэкси тянется рукой к своему пиджаку на полу, нащупывает в кармане пистолет поднимает его – револьвер 38 калибра – садится на край стула и смотрит в сторону двери на что-то или на кого-то, кого я не мог видеть, и как бы собирается оторвать свой толстый зад от стула, только ему этого так и не удалось сделать.

Он откинулся на стуле, прислонившись спиной к стене, словно человек, желающий хорошо побриться только это было не бритье – в него вонзались пули: в грудь, в шею, в лицо; кровь забрызгала неоновую вывеску на стене, руки и ноги его задергались в последнем танце, в то время как бесшумные пули напевали свою жуткую свистящую мелодию.

Потом выстрелы прекратились, и он остался сидеть там же, откинув назад безжизненную голову; кровавый дождь стекал на покрытый ковром пол. Запах пороха витал в воздухе, дым из стволов смешался с парами крови.