– Вы передали ему сообщение крайне сомнительным путем. Лорд Харрингтон не очень-то щедр даже при более благоприятных обстоятельствах.

– И все-таки он сделает то, о чем я прошу.

Камерон выглядел уверенным и смотрел на Джиллиан, приподняв одну бровь, видимо, ожидая, что она осыплет его благодарностями. Не будет она его благодарить. Она дала слово Мэри, а не этот нахал. Он опередил ее, отобрал у нее право сдержать слово, как будто она не сумела бы все решить сама, или для того, чтобы доказать, что сделает это лучше ее. Однако кое в чем она может одержать над ним верх.

Джиллиан подошла к анатомическому атласу.

– Молодой доктор Смит не знает строение мускулатуры? – Она с деланной мягкостью провела рукой по рисунку. – Rectus abdominis. – Джиллиан указала на брюшную стенку. Она еще не осознала, что выбрала не самое подходящее место для того, чтобы щегольнуть своими знаниями, – ведь совсем недавно ее зачарованный взгляд был устремлен на руки Камерона, сцепленные над мышцами, которые она сейчас называла. – Serratus anterior, Pectoralis major. – Она называла эти мышцы рук и ловила себя на том, что смотрит на рукава рубашки Камерона, зная, что они скрывают теплые, пульсирующие, живые образцы, а не плоское изображение на схеме под ее пальцами.

Камерон сжал губы, и его глаза сверкнули в ответ на ее вызов. Он дотронулся до того места у себя на груди, где была расстегнута пуговица.

– Грудь, – сказал он, а затем, сдерживая улыбку, скользнул рукой по своему боку. – Таз.

Он довольно долго молчал, и Джиллиан пожалела, что ему пришлось начать называть и показывать части тела, одна мысль о которых вогнала ее в краску.

Камерон расплылся в улыбке и провел рукой между боком и коленом:

– Бедро.

Затем он снова сел, удобно развалившись в ее кресле. В ее кресле.

– Вот видишь, – уголки губ отца угрюмо опустились, – доктор Смит имеет только самое общее понятие об анатомии. Нам предстоит много часов напряженной учебы, много часов.

– Я принесу другой стул, – сказала Джиллиан, поняв, что невежа, развалившийся в ее кресле, не собирается с него вставать.

– О, ты уже усвоила анатомию, Джилли, и тебе не нужно присутствовать на этом занятии. Почему бы тебе не приготовить завтрак? Нам понадобятся все наши силы, вся выносливость, чтобы заполнить пробелы в образовании молодого доктора Смита. – Уилтон, словно прогоняя дочь, жестом отмахнулся от нее.

Столь бездумное предательство отца почти парализовало Джиллиан. Она говорила себе, что его помраченный рассудок не позволяет ему осмыслить их положение, но дьявол шептал ей на ухо, что этот рассудок оказался достаточно ясен, чтобы прогнать ее с занятий. Хуже того: отец ожидал, что она станет обслуживать Камерона Смита, как будто он почетный гость, а не вторгшийся силой самозванец.

– Нет, – сказала она, едва шевеля онемевшими губами.

– Конечно, не надо. – К ее изумлению, Камерон опять вскочил. – Прошу прощения, сэр, но ваша дочь не должна обслуживать какого-то ученика.

– Джиллиан всегда готовит завтрак: что ей стоит сделать на одну порцию больше? – Уилтон ничуть не удивился, что так называемый ученик критикует его манеры. – Миссис Поджетт придет только в полдень, чтобы заняться другими делами. Моя дочь не перенапряжется, если нальет немного больше воды или положит на тарелку лишнее печенье. Сейчас же иди на кухню, Джиллиан!

Конечно, ей просто показалось, что в лице Камерона промелькнуло огорчение и даже намек на извинение, и все же она удивлялась ему и в то же время ненавидела себя за поднявшуюся в душе бурю эмоций. Возможно ли, чтобы этот негодяй, этот похититель понял ее унижение, тогда как родной отец не обратил на это внимания? Она ненавидела охватившую ее благодарность и не могла поверить своей вероломной душе, так горячо откликающейся на молчаливую доброту мужчины, который причинил ей зло и продолжал обижать уже самим своим присутствием в ее доме.

«Вы будете доверять мне, хотите того или нет. Похищенные всегда начинают испытывать доверие к похитителям», – предупреждал он ее своим манящим низким голосом. И вот не прошло и дня, как она начала поддаваться.

Никогда. Она не будет, не будет готовить завтрак для этого ужасного Камерона Смита. Не будет.

Ничего не ответив отцу, Джиллиан повернулась и пошла по коридору, как вдруг позади услышала недовольный возглас, а затем звук тяжелых мужских шагов. Она пошла быстрее, но не успела ускользнуть от руки, которая поймала ее за плечо и повернула. Ей ничего не оставалось, как только посмотреть на него, злясь на свои слезы.

– Прекратите это! – приказала она, сбрасывая его руку со своего плеча.

– Прекратить что?

– Все! Вы силой вторглись в мою жизнь, когда у меня не было выбора, и я могла только уступить, но у вас нет необходимости прикасаться ко мне, или завладевать вниманием моего отца, или… – «Или кланяться и выглядеть счастливым при виде меня, как будто я – заинтересовавшая вас хорошенькая барышня», – мысленно закончила она.

– Понимаю, вам сейчас тяжело, – прошептал он хрипло.

– Конечно, мне тяжело! Как бы вам понравилось, если бы вдруг появился некто, не испытывающий никакого уважения к тому, что вам дорого, и отобрал бы у вас все?

– О, я знаю это лучше, чем вы можете себе представить!

Страдание отразилось на его лице, делая более жесткой линию губ. Джиллиан почувствовала странное желание провести пальцем по краю подбородка, где у него пульсировала жилка. Ей хотелось спросить, что он потерял и почему это его так мучает.

– Кто такая миссис Поджетт? – спросил он, меняя тему, но Джиллиан сжала губы и промолчала.

– Джиллиан, вы должны знать, что я восхищен вашим мужеством. – От этого комплимента у нее по телу пробежала дрожь. – Я дам вам один совет: научитесь разумно расходовать свое мужество. Отвечайте на мои вопросы и поберегите силы для более серьезных сражений.

– Еще одна мудрость того благородного рыцаря? – съязвила она.

Камерон не ответил и, подойдя к камину, присел у огня, легко покачиваясь на пятках, потянулся к охапке дров и взял три дубовых полена, напрягаясь не больше, чем напряглась бы Джиллиан, если бы подняла перышки. Она зачарованно смотрела, как бугрились мышцы под рубашкой.

– Миссис Поджетт… – подсказал он, мешая кочергой угли в камине.

При виде того, что он выполняет работу, которая была ее обязанностью, у Джиллиан пересохло во рту. И тут же ее внимание притянули к себе линии его сильных бедер. Он предупреждал, чтобы она выбирала, в какие битвы следует ввязываться. Ей было интересно, догадывается ли он, что она уже вовсю воюет сама с собой.

– Как сказал отец, она готовит для нас и поддерживает чистоту.

Камерон поднялся плавным, легким движением. Он огляделся и увидел хорошую дорогую мебель, которую Джиллиан поставила в слишком маленькое помещение, но не высказал свое мнение по поводу тесноты, и она ощутила прилив благодарности, так как еще испытывала жгучую душевную боль, оттого что отец назвал ее скрягой. Раньше она пыталась сказать отцу, что держится за эти вещи на тот случай, если его состояние улучшится настолько, что они смогут вернуться в Лондон. Джиллиан никогда не сознавалась даже себе, что сама мысль о том, чтобы избавиться хотя бы от одной из вещей, которые были свидетелями их счастливой жизни, настолько пугала ее, что она проводила долгие часы, переходя из комнаты в комнату и дотрагиваясь до каждого предмета, убеждаясь, что все на месте.

– Это дом богатого человека, – сказал Камерон, – почему же в нем нет слуг?

– Вам вряд ли интересны наши дела.

– Мне интересно все, что касается вас, Джиллиан.

Над своим сердцем она была не властна: оно замерло, а затем начало бешено колотиться, с ликованием гоняя кровь по жилам. Джиллиан крепко сжала кулаки, чтобы усмирить глупое легкомыслие. Его интерес вызван бесчестными намерениями. Ей следует напоминать себе почаще, если надо – каждую минуту, что он стремится подчинить ее своей воле.

– Полагаю, чем больше вы о нас знаете, тем легче вам завоевать наше доверие, – сказала она.