Прижимая ладони к глазам, я пытаюсь стереть усталость. Последние несколько дней я отсиживался в своем кабинете, пытаясь разобраться с этой суматохой событий. Пытался понять, что происходит.

У меня до сих пор нет ответов, в которых я нуждаюсь. Отсутствует слишком много деталей, слишком много неизвестных факторов. Не знаю, кто копается в этом деле и почему, и не знаю, что делать с Маккензи или с играми, в которые она играет. Что-то дергается в глубине моего сознания, требуя, чтобы его услышали.

Мне пришлось сделать заявление в начале этой недели от имени Винсента и остальных парней, прежде чем Page Six, The Inquirer или какие-либо другие газеты исказили ситуацию. Я скрыл имя и личность Маккензи от прессы. Не то чтобы она заслуживала моей защиты в данный момент, но я не могу найти в себе силы бросить ее на растерзание волкам.

На собственном горьком опыте я убедился, что она действительно жива. Новость обрушилась, как удар в грудь. Я хотел своими собственными глазами увидеть, что она жива и здорова, несмотря на беспорядок, произошедший, между нами. Проблема состояла в том, что ее отвезли в Мемориальную больницу Редвуда, но из-за того, что ее травмы были настолько обширными, ее пришлось перевести в больницу Святого Иосифа в Эврике. От моего внимания не ускользнуло, что, если бы Винсента не доставили самолетом обратно в Лос-Анджелес, они бы лежали в одной больнице.

Персонал не давал нам с Дэном никакой информации, кроме новостей о том, что она стабильна. Ее родители не позволяли никому видеться с ней, так что я должен был звонить каждый день, убеждаясь, что она поправляется. В последний раз, когда я разговаривал со старшей медсестрой, она колебалась, говоря мне, что Маккензи перевели в другое учреждение, и это единственное, что она могла мне сказать. С тех пор я не могу ее найти. Вот что пугает меня больше всего, это моя потребность все время знать, где она.

Бросив взгляд на яркий экран, я перемещаю фокус, перечитывая отчеты еще раз. В дом Зака вломились, когда мы находились в Вегасе. Ничего не было украдено, как это было бы при обычном ограблении. Вместо этого его кабинет разгромили, а сейф оставили открытым, но ничего важного не забрали. Не было ни отпечатков пальцев, ни видеозаписи, и никто из соседей не видел ничего подозрительного в ту ночь.

В глубине души я знаю, что это была она. Не знаю, как ей удалось войти и выйти, не оставив ни одного отпечатка. Не знаю, какого черта ей понадобился Зак или что-то в его сейфе. Я вспоминаю ночь покера, когда ее не было некоторое время.

Она обыскивала дом? Было бы разумно, если бы она взяла его деньги или какие-нибудь ценные вещи, но в том-то и дело, что она ничего не взяла.

Из того, что мы можем сказать, она вообще не взяла ничего ценного.

Так что она взяла?

Какова ее цель?

Парням так хочется верить, что она золотоискательница, но если бы это было так, разве она не взяла бы хорошее дерьмо и не убежала? Зачем громить его кабинет и оставлять все ценное? В этом нет никакого смысла.

Зак злится. Трент ведет себя скрытно, а Маркус, как и я, пытается найти гребаное решение этой проблемы. А Винсент странно спокоен во время всего этого процесса. Сейчас он снова в Ферндейле, восстанавливается вместе с родителями, которых ненавидит. Еще один подозрительный поступок сам по себе.

После своей вспышки в больнице Винсент не упоминал имени Маккензи. Я не сказал никому из парней, что она жива и здорова. В новостях смутно сообщалось, что обе жертвы аварии выжили. Для них этого ответа было достаточно.

Я как раз собирался покончить с этим, когда в дверь постучали, и вошел Дэн. Окутанный облаком тяжелой тишины, он целеустремленно входит с толстой папкой в руке и бросает ее на стол передо мной.

— Там вся информация.

Я опускаю взгляд на папку и хмурюсь. Положив руку на папку, я начинаю подтягивать ее к себе, но замираю при звуке глубокого голоса Дэна.

— Здесь есть над чем подумать, но помните, не все всегда так, как кажется. И я предлагаю вам прочитать это, прежде чем идти дальше. — он хмурится еще сильнее, бросая толстую стопку бумаг Маккензи на стол рядом с папкой.

Я даже не открывал это с той самой ночи, когда началась эта чертовщина. Так много всего произошло, и у меня не было возможности открыть, не говоря уже о том, чтобы прочитать ту ложь, которую она наверняка там написала.

— Где, черт возьми, ты это взял? — спрашиваю я, прищурившись.

Дэн пожимает плечами, его глаза холодно блестят.

— Я подумал, что кто-то должен хотя бы прочитать. Бумаги лежали на кофейном столике.

У меня на языке вертится отругать его, но, честно говоря, у меня даже нет на это сил. Я уже почти тридцать часов на ногах, и короткая десятиминутная дремота, которой я воспользовался, не поможет. Мой мозг работает не так, как обычно.

Мои губы сжимаются в мрачную линию.

— Хорошо, есть ли что-то, чем ты хочешь поделиться, прежде чем я начну? — спрашиваю я холодным, подспудным тоном.

Дэн качает головой, не раскрывая рта.

— Вы знаете, где меня найти.

С этими словами он уходит, оставляя меня с папкой и напряженным молчанием. С тяжелым вздохом я смотрю на папку. Я специалист по цифрам и фактам. Имеет смысл только то, что то, что находится в этом файле, скорее всего, будет иметь наибольший смысл, потому что это факт. Но что написано там, в толстой стопке?

Я хочу знать правду. Мне это нужно. Но какая-то часть меня не готова презирать Маккензи больше, чем я уже ее презираю. Но в этот момент я уверен, что этого не избежать.

Задумчиво потирая нижнюю губу, я бросаю взгляд между двумя стопками на столе. Вздохнув, я направляюсь к папке Маккензи и открываю первую страницу.

Я не разочарован.

Ни в малейшей степени.

По правде говоря, я потерял дар речи.

Три минуты.

Три минуты или больше это все, что нужно, чтобы создать жизнь.

Девять месяцев этой жизни перерастают в годы прекрасного творения.

Секунды, минуты, дни, годы — все это было у меня с сестрой. Родственница, с которой у меня было больше, чем кровь. У нас были одни и те же мысли, один и тот же день рождения и одно и то же лицо. Было не так уж много вещей, которыми мы не делились. Она была мной, а я ею. И хотелось бы верить, что однажды этого будет достаточно для наших отношений.

Так что, видите ли, секунды, минуты, дни, годы — не имеет значения, сколько времени вам дано, потому что все, что потребовалось, — это одна ночь, и она была отнята у меня.

Хладнокровно убита. Оторвана от меня навсегда.

Близнецы не просто имеют одинаковую внешность или схожую ДНК. У них одна душа, одна жизнь. Нельзя убить одного, не убив другого. И в этом была их ошибка.

Они оставили меня в живых.

А дальше — это все доказательства, которые вам понадобятся, чтобы найти их и посадить в тюрьму. Чтобы заставить их заплатить за грехи, которые давно назрели.

Меня зовут Маккензи Райт, и это история— вычеркните это — это события, привлекшие к убийству моей сестры. История о пяти богатых молодых парнях, которым сошло с рук убийство.

Когда я перестаю читать, чтобы перевернуть страницу, у меня в животе образуется глубокая яма. В глубине души я знаю, что все, что я прочитаю на следующей странице, изменит все, что я знаю о Маккензи, и все, во что я когда-либо верил о нас.

Внезапно на меня обрушиваются все ошибки, которые я когда-либо совершал.

Я крепко зажмуриваюсь и внезапно переношусь в прошлое. На девять лет назад, если быть точным. В ночь, которая могла все изменить.

Прошлое

Я как раз заканчиваю очередной круг, когда ощущаю чье-то присутствие на другом конце бассейна. Я переворачиваюсь, отталкиваясь ногами от кафельной стены, и поворачиваюсь в бассейне. Вытирая воду с глаз, я останавливаюсь, глядя на потрепанного Винсента. Он стоит на краю бассейна и выглядит так, словно хочет прыгнуть в него и никогда больше не выныривать.