Я опустил руку в правый карман пальто. Он подошел к шкафчику и отодвинул дверцу. На крючке висела связка ключей. Он протягивает правую руку, берет связку и вдруг роняет ее на пол. Левой рукой он собирается ее поднять, для чего развернулся, и я вижу в его руке револьвер.

Раздался выстрел, и одновременно я, не вынимая руки из кармана, тоже выстрелил.

Я слышал, как пуля пролетела мимо моего левого уха. Я снова спустил курок люгера. И он выстрелил второй раз, пуля содрала мне кожу на ребре.

Тогда я выстрелил ему прямо в живот. Он повалился ничком. Я всадил ему в затылок еще две пули, и, наконец, он решил умереть.

Я подошел к нему и взял из его рук ключи. За дверью послышались шаги, вероятно, это Крельц бежал на выстрелы. Я отпер дверь.

Ввалился Крельц еще с двумя парнями и осмотрелся.

— Ну что ж, — сказал он, — парень решил рискнуть, и вот что ему это дало. Пожалуй, это лучший способ разделаться с этим мальчиком.

Он взглянул на меня и улыбнулся.

— Если подумать хорошенько, это все-таки лучший исход битвы.

— Еще бы, Крельц, — сказал я.

Но думал я не о нем, и не о себе. Я думал о Жоржетте.

Сейчас ровно половина первого.

Я поднимаюсь на лифте в квартиру Истри. Предварительно я позвонил туда. Дверь открывает Жоржетта.

Я бросил на нее быстрый взгляд. На ней черный кружевной пеньюар. Выглядит она как та дама, из-за которой началась греческая война.

Мы входим в комнату.

Квартирка тоже на все 100 процентов. Эти гангстеры умеют красиво устраивать свою жизнь. Она идет к бару, наливает виски и приносит мне.

— Слушайте, Жоржетта, — сказал я. — Нужно действовать очень быстро. Мы должны непременно выиграть это дело.

Сначала расскажу вам о Джеке. Он умер. Сначала мы с ним крупно поговорили и договорились. Он согласился сделать то, что я его просил. А когда он пошел за ключом, то решил выкинуть трюк с револьвером. Мне пришлось ему ответить, и он сгорел, как свеча.

Она вздрогнула. Я подошел к ней и обнял за талию.

— Спокойно, детка, — говорю я, — для вас это лучший исход. Может быть, теперь вы начнете новую жизнь.

— Я знаю, — сказала она, — я знаю… Но все-таки это так ужасно…

Она, в свою очередь, обняла меня и заплакала, как ребенок. Я усадил ее в кресло, пошел к бару и налил виски.

— Слушайте, Жоржетта. Бросьте эти детские штучки. Вам предстоит настоящая мужская работа, а поэтому выключите свои фонтаны. Я не люблю, когда мои помощники оказываются обыкновенными слюнтяями. Понимаете?

Она попыталась улыбнуться.

— А что я должна сделать, Лемми? — спросила она.

— Вот что. Только выполняйте мои указания точно, никаких ошибок. Сколько у вас здесь телефонов?

— Два, сказала она. — Один в моей комнате, другой в библиотеке.

— О'кей. Теперь идите в вашу комнату и звоните на междугородную. Скажите им, чтобы они как можно быстрее соединили вас с рестораном «Эльвира» в Мехико-Сити. Когда вам дадут кабак, попросите уборную Зеллары, скажите, чтобы ее немедленно разыскали, так как речь идет о жизни и смерти.

Когда Зеллара возьмет трубку, вы разыграете бурную сцену, как будто бы вы буквально сходите с ума. И вот что ВЫ скажете.

Вы скажете, что здесь происходит черт знает что. Что Коушн все открыл. Что примерно час назад Коушн и копы арестовали вашего мужа по какому-то липовому обвинению.

Скажете, что при аресте Коушн говорил, что вашему мужу припаяют двадцать лет федеральной тюрьмы.

Скажете ей, что вам удалось поговорить с Джеком в полиции, он просил вас позвонить Зелларе и сообщить ей, что он собирается послать джеймсоновскую половину формулы Ятлину в Париж.

Скажете ей, что в настоящее время формула находится у вас, а вас на аэродроме ожидает самолет, и вы вместе с Тони Скала, захватив с собой формулу, летите в Нью-Йорк, оттуда, на пароходе отправляетесь в Париж.

Скажете, что Джек согласился действовать с Ятлином заодно. И как только Ятлин окажется в Париже с обеими формулами в руках, он должен будет поставить федеральному правительству ультиматум: если они не отпустят Джека, Ятлин продаст обе формулы какому-нибудь иностранному государству. Федеральное правительство пойдет на любые уступки, вплоть до того, что пообещает полное помилование Джеку и Ятлину, да еще в придачу миллион долларов.

После того как вы все это ей скажете, спросите, куда вам следует обратиться в Париже, где вы можете связаться с Ятлином и его бандой. Поняли?

Я заставил ее повторить все. Она действительно отлично все поняла.

Тогда я отвел ее в спальню и, сняв трубку, попросил соединить меня с главным телефонистом чикагской международной станции.

Ему я сказал, что мистер Зетланд В. Т. Кингарри предлагает немедленно отключить все идущие в Мексику провода, за исключением одного, по которому вызвать ресторан «Эльвира» в Мехико-Сити.

В «Эльвире» необходимо соединиться с аппаратом, находящимся за сценой. Когда оттуда кто-нибудь ответит, сказать им, что миссис Жоржетта Истри хочет срочно и лично поговорить с Зелларой,

Я предупредил парня, что он должен действовать с максимальной быстротой, как будто за ним по пятам гонится сам Сатана.

Он сказал, что через пять минут все будет о'кей.

Я оставил Жоржетту у аппарата в спальне, а сам прошел в библиотеку. Там в книжном шкафу сбоку нашел кнопку, нажал ее и передо мной открылся тайный сейф.

Я вставил в него ключ и повернул. Пот буквально ручьями лился по лицу. Пожалуй, я никогда так еще не потел.

Дверца шкафа отворилась.

Внутри шкафа лежал огромный портфель, запертый на молнию. Портфель был запакован в пергамент, федеральные сургучные печати целы, значит, химики Джека недостаточно искусны, чтобы позволить бандюге удовлетворить любопытство и взглянуть на джеймсоновские формулы.

Я засунул портфель под мышку и прислушался. Через открытую в спальне дверь был слышен голос Жоржетты. Она уже связалась с Зелларой. Жоржетта отлично выполняет задание. Весьма искренне разыграла, как будто страшно испугалась. Она во весь голос кричала в аппарат и, казалось, вот-вот сойдет с ума. Я слышал, как она говорила Зелларе о самолете и прочем. Потом я услышал:

— Да, да, понимаю. Мне нужно поехать в Невилль около Парижа, спросить там местного доктора…

Я плюхнулся в кресло. Что ж, у меня есть все основания веселиться.

Мы установили связь, и если счастье мне улыбнется, я ухвачу эту крысу Ятлина за самое больное место.

Я взял телефонную книгу, нашел номер телефона старого агента Федерального бюро в Чикаго. Когда меня с ним соединили, я назвал свое имя.

— Слушай, — сказал я ему. — У меня в руках папка, запечатанная федеральной печатью. В ней находятся очень важные документы, из-за которых может начаться по крайней мере пятнадцать войн и две революции. Приезжай-ка сюда за ними, потому что мне нужно срочно на самолете смываться в Нью-Йорк. А ты возьми другой самолет, дуй в Вашингтон и передай эту папку лично в руки Эдгару Гуверу. И кроме него, никому на свете. Понял?

Он сказал, что понял и сейчас приедет.

Я налил себе стаканчик. В комнату вошла Жоржетта и, остановившись в дверях, смотрела на меня.

— Жоржетта, — сказал я ей, — кажется, мы выиграли это дело. Соберите-ка вещички, бэби, мы с вами кое-куда поедем. Я заказал самолет, и мы немедленно отправимся в Нью-Йорк и сразу на океанский пароход.

У нее был смертельно усталый вид. Могу понять, что она чувствует.

— Я очень рада, Лемми, — сказала она, подошла ко мне и подала руку. И тут же грохнулась в обморок, но я все-таки успел ее вовремя подхватить.

Да, хороша красоточка! Даже в обмороке она была красавицей.

Кажется, я говорил вам, ребята, что люблю лежать на спине и основательно все обдумывать.

Можете поверить мне на слово, на пароходе у меня было достаточно времени для этого занятия.

Пожалуйста, не думайте, что я хоть на минутку надеялся, будто это путешествие окажется приятной морской прогулкой со стопроцентной девочкой Жоржеттой, палубным теннисом, выпивками в баре, променажами на палубе со всеми вытекающими из прогулок при луне последствиями.