— Ты даже не представляешь, как это «круто». Единицы, вступившие на путь силы, достигают таких высот.

— Господи боже, я это при всем желании даже представить не могу, вот это мощь, наверно.

— Ага, мощь, — мне показалось, в голосе Шепота проскользнула нотка грусти. — Только своих заморочек хватает. И, конечно же, за все платить надо. Свобода воли да равновесие. А богов не поминай при мне, не люблю пиявок.

— Э-э-э… почему пиявок?!

— Потому что паразиты!

— Хм, наверно, не стоит эту тему развивать, — подумалось мне. Надо бы о чем-нибудь другом. — А сколько я еще пробуду в таком состоянии?

— Часов через тринадцать сможешь шевелиться, как раз все процессы в организме завершатся. Ладно, и так три дня с тобой проеб… промучился, пора и честь знать. А да, по поводу магии. Тебя отрезать попытались, но я исправил. Так что шанс овладеть искусством есть. И еще, бесплатный совет. Память крови разбуди, поможет, мне вот помогло. Все, дальше сам копайся, успехов — и не сдохни!

М-да, вот это пожелание под конец. Не сдохнуть, значит? Будем стараться, ибо как-то и самому не хочется.

И все, как отрезало, наступила тишина.

— Ну, хоть боли нет, — подумал я. — А может, я все же умер? Или спятил? Хм, но боль-то была, да и мыслю, значит, все-таки живой. А вот сбрендил или нет, скоро узнаю.

Мысли мои вяло текли в этом направлении. Жив я или нет? Спятил или все еще в себе? В очередной раз обдумывая один и тот же вопрос, я уснул.

Проснулся от боли в мышцах. Видимо, тело затекло, я пошевелился во сне и проснулся. Попытался открыть глаза, сразу не получилось, как будто клеем залили. Хотел было руками их протереть, но не смог даже дернуться. И не сразу сумел осознать, что именно мне мешает, потом пришел к мысли, что руки мои попросту прикованы или привязаны к чему-то. С горем пополам я сумел открыть глаза и даже оглядеться.

Лежал я на каком-то столе, прикованный железными полосами, напоминающими колодки. Из одежды были лишь обмотки, заменяющие трусы, да и они оказались не первой свежести, запашок шел своеобразный. Оглядывая себя, я осознал, что тело как бы не совсем мое. Вернее, даже совсем не мое. Осознание этого факта далось с трудом, хоть я уже и смирился, что не совсем дома и не совсем я. Но за годы жизни я привык к другим внешним данным, и мне стало как-то не по себе.

Рядом со столом высились стеллажи, уставленные пустыми сосудами, от которых ко мне тянулись небольшие трубки. Концы их крепились по всему моему телу, этакие капельницы. Сосуды были пусты, вероятно, в них раньше что-то находилось, но, честно сказать, я бы не хотел знать, что именно. По телу разливалась болезненная слабость, но больше всего чувствовался голод. А точнее хотелось Жрать!

И только тогда я осознал, что жив и даже не сошел с ума. Радость захлестнула меня, пусть я черт знает где, но жив! Так самозабвенно я еще никогда не хохотал. Правда, смех быстро прервался сильной болью в груди, на секунду я испугался, думал, задохнусь. Но боль быстро прошла, и хохот эхом отдался в пустом помещении. Которое, к слову, напоминало лабораторию: посередине лежал, я на столе, рядом была стойка с сосудами. По сторонам возле стены стояли деревянные бочки с неизвестными мне растениями. Впереди виднелась дверь, то ли из металла, то ли просто окована. А что было позади стола, я увидеть не мог.

— Блин, наверно тоже бочки, — я ожидал услышать собственный голос, привычный, чуть хрипловатый, но нет. Мой новый тембр был мальчишечьим, лет так четырнадцати, звонким, но уже начинающим ломаться.

Хорошо лежу, но надо бы вставать, не то хозяин придет, а я его место занял, неудобно получиться. Я попытался высвободить руки, но быстро потерпел поражение.

— Блядь, — не сдержался я. Мысль-то хорошая, вот только чертовы колодки.

Чувствительность была никакая, отлежал по ходу все что мог, да и то, что не мог, тоже. Попытался вытащить руку, еще чуть-чуть и освободил бы, но вот как раз не хватало этого чуть-чуть. Рука застревала, попытки дергать вызывали боль.

— Сука! — вскрикнул я, когда поранил кисть до крови. Не смертельно, конечно, но воображение уже рисовало картины того, как я истекаю кровью и умираю в судорогах прямо на этом столе, будь он проклят. Глупо, конечно, но на меня подействовало вполне мотивирующе. Я продолжил попытки освободить правую руку, а кровь все бежала и бежала. И вот наконец сумел высвободить окровавленную и оттого достаточно скользкую руку из стального захвата.

— Уф, наконец-то, — протянул я. С другой стороны на колодках находилась защелка, обычная железка, напоминающая гвоздь, вставленный в проушину. Свободной рукой вытащить ее труда не составило.

Освободив так же ноги, принялся их разминать, делая что-то отдаленно напоминающее массаж, разгоняя кровь. Посидев так минут десять, я решил, что вполне готов слезть со стола, увы, попытка оказалась неудачной. Я не удержался, ноги подогнулись, и я рухнул, ударившись спиной и головой об пол, да так, что воздух из легких вылетел.

Пол в помещении был каменный, и пока я лежал, пытаясь восстановить дыхание, меня начала бить дрожь от холода. Все эти действия меня изрядно вымотали еще и живот заурчал от голода. Неприятный звук прокатился по пустому подземелью и только тогда ко мне пришел страх. Я находился непонятно где и был прикован, мне стало не по себе, а что ждет там, за дверью? Неизвестность. Крайне сомнительно, что это будет комитет по встрече с хлебом и солью!

Уцепившись за стол, я попытался встать, ничего не вышло — ноги тряслись и подгибались. Рассудив, что еще одно падение может негативно сказаться на измученном теле, я неспешно опустился обратно на пол и задумался о бренности бытия. Выхода я видел только два: доползти до двери и надеяться, что она не заперта или оставаться на месте и сидеть до посинения. Немного подумав, решил все-таки продвигаться к двери.

Ох, нелегкая это работа, из болота тащить бегемота, крутилась в моей голове строчка не то из детской песенки, не то из стишка какого-то.

Пока я медленно полз в сторону двери, мне удалось оценить то, насколько давно в этом подвале никто не убирался, пол был грязным, клубы пыли валялись тут и там. Добравшись до заветной цели, успел весь вымазаться. Привалившись к стене, долго восстанавливал дыхание, настолько ослабло тело. По моим прикидкам проделанный путь едва ли составил метров семь, а вот я уже едва жив, никак не мог отдышаться. Через несколько минут, собравшись с остатками сил, попытался открыть дверь — куда там! Закрыто. А возможно, просто сил не хватило открыть.

— Замуровали, демоны, — кажется, у меня появилась привычка говорить с самим собой. С одной стороны, это плохо, признак шизофрении, а с другой — собеседник всегда с тобой. — Все одно к одному, этот мир меня точно решил угробить.

Внезапная вспышка ярости на мгновение ослепила меня. Ужасно захотелось уничтожить что-нибудь, разорвать, сломать, хотя бы треснуть кулаком со всей силы. А это мысль! Я со всего маха ударил по двери.

— Бум, — звук разнесся по помещению, на душе сразу стало легче. И я продолжил колотить, выпуская таким бесхитростным способом накопившееся напряжение, в лучших традициях предков из далекого каменного века.

Начало надоедать мне это занятие только минут через десять. Получалось громко, с чувством, но как-то бессмысленно, что ли. И тогда я запел, помирать так с музыкой. Раньше от этой песни мне почему-то всегда становилось легче, я успокаивался и принимал ситуацию как есть, начиная размышлять над решением проблемы, а не беситься.

Бум — мой кулак ударил в дверь с новой силой.