Вот так сидел я и пел, аккомпанируя ударами по двери. Сколько времени прошло не знаю, уже со второго куплета вошел в какой-то транс, потерял счет.

Внезапно дверь открылась, и на пороге возник парень. Одет он был в домотканую рубаху, кожаные штаны и жилет. В левой руке незнакомец держал факел. Распахнув створку, он отскочил от открывшегося проема, выхватил топорик и уставился на меня.

Его лицо было примечательно: от правого глаза вниз проходил шрам, еще красный, сразу становилось понятно, что получил он его не так давно, не успел затянуться как следует.

Как он глаз то не потерял, подумал я, почему-то это удивило меня больше всего. Парень тем временем, спрятав в петлицу топорик, поднес факел ко мне поближе.

— Рин?! Живой! — воскликнул он, — Мы думали, ты тоже погиб. Я щас, быстро за Весемиром! Ты, главное, не шевелись, дождись, нас и так не много осталось.

Последнее он кричал уже на бегу, возможно, было что-то еще, но я расслышал только удаляющийся грохот сапог по каменному полу.

— Это лучше чем могло быть, — подумал я. От страха и пережитого на глаза навернулись слезы и прокладывая дорожки по грязному лицу, устремились вниз. Но на душе вдруг стало спокойно, хорошо и я вновь запел.

Спустя какое-то время раздались долгожданные шаги и я предпочел заткнуться. Мало ли, вдруг местные жители не поклонники казачьего творчества.

На этот раз в проеме появился мужчина, дедом его язык не поворачивался назвать, хотя аккуратно уложенные в конский хвост волосы были с проседью. Борода и усы же оказались седыми, а лицо суровым, изборождённое морщинами. Навскидку я дал ему около шестидесяти лет, но ни о какой дряхлости речи идти не могло, наоборот от него исходила аура уверенности и волна силы. Более всего он мне напомнил льва. Уже немолодого, но по-прежнему полного сил, который ведет за собой прайд и с легкостью гоняет молодых, чтоб не зарывались. За правым его плечом торчала рукоять меча, одет он был в точности как и предыдущий незнакомец, только на шее болтался медальон в форме головы волка, выполненный из металла серебристого цвета.

Неприятное чувство охватило меня, как будто все существо кричало: будь аккуратней с ним, он опасен. Но как врага я его не смог воспринять.

За плечом мужчины маячил уже знакомый мне юноша, в руке его по-прежнему находился факел, который скудно освещал помещение и лишь шипение огня нарушало тишину. До этого момента я не обращал внимания, что находился в полной темноте, но каким-то образом все видел.

Без долгих прелюдий мужчина нагнулся и пощупал мой пульс. Хмыкнув, продолжил осмотр, долго ощупывал мое лицо в районе глаз, залез в рот и потрогал зубы, мышцы на руках, да и по всему телу прошелся, даже в потаенные места залез, за яйца подержался, старый извращуга.

— Живой и даже практически здоровый, — произнес он наконец, голос его был глубокий, с хрипотцой, как у курильщика.

Не дав мне и слова вымолвить, он подхватил меня на руки и вынес из лаборатории, впереди шествовал парень с факелом, освещая дорогу.

Мужчина нес меня по каменному коридору, проходя мимо каких-то дверей. Я насчитал штук пять с правой стороны, слева был провал, похожий на большую пещеру, полную непонятных растений. Они себе там что петрушку выращивают на ужин, подумал я и не удержавшись хихикнул. Вроде негромко, но звук моего голоса пошел гулять эхом. Ни мужчина несший меня, ни парень на это никак не прореагировали. Дальше коридор выходил на лестницу, которая шла полукругом, как в рыцарском замке.

Поднявшись из подвала, парень потушил факел, засунув его в бочку с водой, и кинул в корзину, стоявшую рядом, света в помещении хватало. Впереди была очередная окованная металлом дверь, за которой находилась огромная зала с камином. Там же было сооружено что-то наподобие кухни. В длинный ряд выстроили большие столы, штук восемь за ними наверно могли свободно расположиться человек триста, вдоль стен стояли лавки, из небольших окон скорее даже бойниц, лился тусклый свет.

Потом меня отнесли в башню, но путь я запомнил плохо, тянуло в сон. Кажется, по пути нам попадались какие-то люди, с ними тащивший меня перекидывался парой слов, но я был слишком измотан, чтобы разобрать, о чем они говорили, слова доходили словно сквозь вату. В башне было светлее, там были разбросаны топчаны, штук пять, а может, шесть. На четырех из них лежали люди. Все они были замотаны то ли бинтами, то ли тряпками, я не разглядел. Меня аккуратно опустили на свободный топчан, мужчина повернулся к парню.

— Казимир, накормишь, потом травами напоишь. И пусть отдыхает, а ты не забудь лекарства и мази приготовить для братьев.

— Хорошо, Весемир, — откликнулся парень, но мужчина не дожидался его ответа, торопливо направившись к дверям.

— Вот видишь Рин, я же говорил все будет хорошо, — обратился ко мне названый Казимиром парнишка и улыбнулся.

— Пить, — только и смог прошептать я спекшимися губами. Во рту было сухо как на утро первого января.

— Сейчас, — спохватился он и спешно покинул комнату.

Я не знаю, сколько прошло времени. Кажется потерял сознание, а может попросту уснул крепким сном вымотанного и измученного человека. Очнулся от того, что Казимир легко тряс меня за плечо и протягивал деревянную кружку, в которой весело плескалась жидкость. Попробовав немного, я понял, что это вино, разбавленное водой. Выпил все двумя жадными глотками и пробормотал слова благодарности, на большее был уже не способен, в ответ мне лишь улыбнулись.

— Сейчас я тебя накормлю, там еще утренняя каша осталась, выпьешь настой и будешь отдыхать.

Я кивнул и откинулся на подушку, набитую сеном, прикрыв глаза всего на мгновение. Но вот уже кто-то снова тряс меня за плечо. Распахнув глаза, не сразу понял где нахожусь. Рядом стоял Казимир с тарелкой гречневой каши и двумя кружками.

— Так, это тебе поесть, это запить, а это настойка, выпьешь ее потом, — указывал он на миски. — Вон там посудина стоит нужды справлять, — ткнул пальцем на стоявший в метре от моего топчана большой глиняный кувшин.

Втянув аромат каши, я почувствовал зверский голод, словно не ел несколько дней, и накинулся на еду, даже не обратив внимание на то, что Казимир ушел. Сытость и блаженство растеклось по телу. Я принюхался к настойке, она отдавала травами, скорее всего лекарство, а лекарства вкусными не бывают и осушил кружку. Чутье не подвело, настойка оказалась на редкость мерзопакостной на вкус. Запив ее разбавленным вином завалился спать.

Просыпался тяжело, голова гудела и по телу разлилась слабость, но все же чувствовал я себя лучше, чем вчера. В помещении раздавался какой-то шум, разговоры. А также ощущалось амбре немытых тел и нечто, напоминающее запах мази вишневского.

Три топчана были пусты, их обитатели сидели на лавке возле стены и о чем-то шептались. Рядом с четвертым так и не пришедшим в себя, возился мужчина, занимаясь перевязкой и промывая раны. Одет он был в какую-то странноватую куртку красного оттенка, а на его шее висел такой же медальон в форме головы волка, как и у вчерашнего спасителя.

— О Рингольд, как себя чувствуешь? — обратился ко мне мужчина, заметив, что я проснулся. Голоса беседующих стихли, взоры устремились в мою сторону.

— Лучше чем вчера, — промедлив, ответил я, мужчина лишь усмехнулся.

— Ты ешь давай тогда, — он кивнул на тарелку, которая стояла рядом с моим топчаном, — с тобой Весимир хотел поговорить.

— Угу, — я кивнул, глазея на кувшин. Уж очень хотелось в него облегчиться, но присутствие людей меня смущало. Потихоньку попытался подняться на ноги и удивительно у меня получилось. Хоть и шатало, и ноги дрожали, но уже не подгибались. Сделав свое грязное дело, вернулся к топчану. На завтрак была перловая каша на жиру, какой-то травяной чай и та же отвратительная настойка.