— Луи, — обратилась она ко мне, — я много думала сегодня. Мне кажется, ты идешь неверной дорогой.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Птицы, перелеты, орнитологи. А ведь речь идет об убийствах. Никто не станет убивать людей из-за каких-то птиц.

Я уже слышал это от других. Я возразил:

— В этом деле есть только одна связующая нить: аисты. Не знаю, куда заведут меня эти птицы. Мне непонятно, почему вся их дорога усеяна трупами. Но эта жестокость, не знающая границ, должна подчиняться какой-то логике.

— Тут дело в деньгах. Какие-то темные дела между этими странами.

— Несомненно, — ответил я. — Макс Бём занимался незаконной торговлей.

— Какой?

— Пока не знаю. Может, алмазы, или слоновая кость, или золото? Во всяком случае, что-то из того, чем богата Африка. Дюма, инспектор, занимающийся этим делом, уверен, что это драгоценные камни. Думаю, он прав. Бём не стал бы заниматься контрабандой слоновой кости, он резко выступал против истребления слонов в Центральной Африке. Что касается золота, то оно практически не встречается на маршруте миграции аистов. Остаются алмазы — из Центральной или Южной Африки. Макс Бём был инженером и работал в этой отрасли. Но тайна по-прежнему не раскрыта. Швейцарец ушел на пенсию в семьдесят седьмом году. И с тех пор в Африке ни разу не был. Он занимался только аистами. Да, Сара, я действительно ничего не знаю.

Сара зажгла сигарету и пожала плечами:

— Я уверена, что у тебя есть какая-то версия.

Я улыбнулся:

— Это правда. Я предполагаю, что незаконная торговля продолжается и что аисты служат курьерами. Посланцами, если угодно. Вроде почтовых голубей. Они перевозят послания в колечках.

— Каких колечках?

— В Европе орнитологи закрепляют на лапках птиц специальные колечки, где указаны дата и место рождения особи или дата и место ее отлова, если речь идет о диких птицах. Думаю, колечки Бёма содержат совсем другую информацию…

— Какую?

— Такую, за которую вполне могут убить. Райко до нее докопался. Твой брат, я думаю, — тоже. Иддо, наверное, даже расшифровал содержание посланий. Отсюда и его возбужденное состояние, и надежда получить большие деньги.

В глазах Сары на секунду вспыхнул огонь. Она выдохнула очередную струю дыма, но промолчала. На мгновение мне почудилось, что она вообще обо мне забыла. Потом она встала.

— Луи, сейчас твои главные проблемы не в небе. Лучше спустись на землю. Если ты по-прежнему будешь витать в облаках, тебя прикончат, как шакала.

Она натянула джинсы и майку.

— Пойдем-ка со мной.

Снаружи солнце уже сдавало свои позиции. На горизонте в теплом воздухе колебались очертания холмов. Сара прошла через сад и остановилась на полпути между домом и сарайчиком Иддо. Она отодвинула ветви маслины и смела пыль. Я увидел брезент. Сара ухватилась за него и скомандовала: «Помоги мне!» Мы сняли ткань, под ней оказалась крышка люка. Я сегодня раз десять проходил мимо этого места. Сара сдвинула доску, и открылся целый арсенал. Автоматы, пистолеты, боеприпасы. «Запасы семейства Габборов, — объявила Сара. — У нас всегда было оружие, но Иддо достал себе другое. Автоматические винтовки с глушителем». Она встала на колени и вытащила пыльный мешок из-под клюшек для гольфа. Схватила его, встряхнула и сложила туда оружие и боеприпасы. «Вот так!» — воскликнула она.

Мы сели в мою машину и поехали мимо fishponds. Полчаса спустя мы оказались в пустыне, утыканной черными скалами и чахлыми кустарниками. Под ногами у нас валялись тонны мусора и отбросов, повсюду стоял тошнотворный запах. Мы находились на свалке, куда вывозили отходы из киббуцев. У меня за спиной что-то лязгнуло, и я обернулся. Сара стояла на коленях. Она проверяла оружие, разложив его перед собой.

Она улыбнулась и заговорила:

— Эти два автомата — израильского производства. Автомат «Узи» и автомат «Галиль». Самые лучшие в мире. Они гораздо современнее «Калашниковых» и всяких там М-16. — Сара достала коробку боеприпасов и показала мне пули, длинные и заостренные. — Они стреляют патронами двадцать второго калибра, как обычные охотничьи ружья. Только оболочка патронов стальная, и заряд в них мощнее. — Сара вставила магазин в «Галиль» и показала мне оружие сбоку. — Вот здесь есть два положения — одиночная и автоматическая стрельба. В положении «автомат» ты можешь за несколько секунд сделать до пятидесяти выстрелов.

Сара повела стволом, словно выпуская длинную очередь. Потом положила автомат.

— Пойдем дальше: пистолеты. Вот эти два монстра, что перед тобой, — автоматические, самого большого калибра, какой только бывает: «Магнум-357» и «Магнум-44». — Сара взяла пистолет и вставила обойму в рукоять, отделанную слоновой костью. Оружие было размером почти с ее предплечье. — Сорок четвертый — шестнадцатизарядный. Самый мощный в мире среди оружия подобного класса. Таким можно остановить машину, мчащуюся со скоростью сто километров в час. — Сара вытянула руку и без всякого напряжения стала целиться в воображаемую мишень. Физическая сила израильтянки меня совершенно ошеломила. — Проблема в том, что его часто заклинивает.

Вон те пистолеты гораздо проще в обращении. Девятимиллиметровая «Беретта» — излюбленное оружие американских полицейских. — Сара мгновенно вытащила обойму из рукоятки черного, очень элегантного пистолета, который так и льнул к ладони. — Итальянка «Беретта» заняла место знаменитого «Смит-Вессона» тридцать восьмого калибра. А это что-нибудь да значит. Она легкая, точная, скорострельная. У «Смит-Вессона» в обойме было шесть патронов, а у «Беретты» — шестнадцать. — Сара любовно чмокнула рукоятку. — Отличный товарищ в бою. А вот эти — самые лучшие: «Глок-17»и «Глок-21» австрийского производства. Оружие будущего, способное превзойти даже «Беретту». — Она выхватила очередной пистолет, напоминавший «Беретту», но немного нескладный, какой-то незаконченный. — На семьдесят процентов он состоит из полимеров. Такой легкий — просто сказка! — Она передала его мне, чтобы я мог взвесить его на руке. Он был почти невесомый, словно горсточка перьев. — Светящийся прицел, что очень удобно ночью, абсолютно безопасный спусковой крючок, шестнадцатизарядная обойма. Эстеты критикуют его за неказистость, но, по-моему, это лучшее, что было создано. Семнадцатый «Глок» стреляет девятимиллиметровыми патронами от парабеллума, двадцать первый — сорокапятимиллиметровыми. Двадцать первый менее точный, но такой пулей ты остановишь любого противника, куда бы она ему ни попала.

Сара протянула мне пригоршню пуль. Тяжелых, толстых, страшных.

— Эти два «Глока» — мои, — снова заговорила она. — Я дам тебе двадцать первый. Будь осторожен. Курок специально отрегулирован под меня. Для тебя он слишком мягкий.

Я с сомнением посмотрел на пистолет, потом поднял глаза на израильтянку:

— Откуда ты все это знаешь, Сара?

Она снова улыбнулась:

— Мы живем в состоянии войны, Луи. Никогда не забывай об этом. В случае тревоги каждый из нас — тех, кто работает на fishponds, — должен в течение двадцати минут прибыть на сборный пункт, местонахождение которого держится в секрете. Все работники киббуца — потенциальные солдаты. Мы обучены, хорошо подготовлены и всегда готовы сражаться. Еще в начале этого года прямо над нашими головами летали ракеты, выпущенные из «СКАДа»[3]. — Сара взяла девятимиллиметровый «Глок», приставила его к уху и дослала патрон в ствол. — И ты напрасно смотришь на меня так удивленно: сейчас ты в гораздо большей опасности, чем весь Израиль, вместе взятый.

Я сжал зубы, схватил «Глок», потом спросил:

— У парней, напавших на меня в Болгарии, было все самое современное: новейшее автоматическое оружие с лазерным прицелом, приборы ночного видения. Что ты об этом скажешь?

— Ничего. В тех штуках, о которых ты говоришь, нет ничего особенного. Так оснащены все армии развитых стран.

— Ты хочешь сказать, что те двое могли быть солдатами, переодетыми в гражданское?