— Я вас слушаю, — проговорил он.

Я без предисловий приступил к делу:

— Вы помните Макса Бёма?

— Кого?

— Того белого, который пятнадцать лет назад регулярно приезжал проверять работу алмазных шахт?

— Что-то я вас не пойму.

— Коренастого мужчину, грубого и жестокого, державшего в страхе рабочих и жившего в лесу?

— Нет. Не помню.

Я стукнул рукой по столу. Стаканы подпрыгнули. Габриэль ошеломленно уставился на меня.

— Мдиае, вы тогда были молоды. Недавно получили диплом врача. Вы подписали отчет о вскрытии Филиппа, сына Макса Бёма. Вряд ли вы забыли об этом. У мальчика были отрезаны руки, на теле — множество ран, а сердце вообще исчезло. Мдиае, я помню составленный вами документ до мельчайших подробностей. Он при мне и подписан вашей рукой.

Доктор ничего не ответил. Его красные глаза пристально смотрели на меня. Не отрывая от меня взгляда, он нащупал стакан, поднес его ко рту и стал пить маленькими глотками. Чуть оттянув полу куртки, я показал ему рукоятку «Глока». Остальные посетители бара тут же испарились.

— Вы написали в своем заключении, что на мальчика напала горилла. Я знаю, что это неправда. Двадцать восьмого августа семьдесят седьмого года, вероятнее всего из корыстных соображений, вы составили ложное заключение и помогли скрыть убийство. Отвечай мне, доктор ты хренов!

Мдиае отвернулся, принялся рассматривать небо в проеме двери и снова потянулся за пивом. Я рванул из кобуры «Глок» и съездил пьянице по физиономии. Он покатился со стула и уткнулся в волнистую металлическую перегородку. Его шляпа отлетела в сторону. В него вонзились осколки стекла. Сквозь разрезанную щеку виднелась ярко-розовая десна. Габриэль попытался удержать меня, но я его оттолкнул. Я сгреб Мдиае в охапку и прижал к его носу ствол пистолета.

— Негодяй! — завопил я. — Из-за твоей лжи преступники остались безнаказанными. Ты покрывал детоубийц, ты…

— Я… я все скажу. — Он взглянул на Габриэля и медленно проговорил: — Оставь нас…

Негр тут же исчез. Мдиае сел, прислонившись к перегородке. Я прошипел:

— Кто нашел тело?

— Они… их было несколько.

— Кто — они?

Пьянчуга медлил с ответом. Я сжал его покрепче.

— Белые… за несколько дней до этого….

Я немного ослабил хватку, по-прежнему держа пистолет у его носа.

— Члены экспедиции… Они ходили в глубь леса искать алмазные жилы.

— Знаю, экспедиция PR-154. Назови мне имена.

— Там был Макс Бём. Потом его сын, Филипп Бём. А еще один белый, африканер. Не знаю его имени.

— И все?

— Нет. Еще был Отто Кифер, человек Бокассы.

— Отто Кифер был в той экспедиции?

— Д-да…

Теперь я понял, что между Максом Бёмом и Отто Кифером существовали иные отношения: их связывали не только алмазы, но и события той жуткой ночи. Председатель вытер рот. Ему на рубашку текла кровь.

— Белые прошли здесь, через Мбаики, потом отправились на шахты алмазной компании.

— А дальше?

— Не знаю. Через неделю вернулся один только высокий белый, африканер.

— Он как-то это объяснил?

— Нет, никак. Он уехал в Банги. Больше его здесь не видели. Никогда.

— А остальные?

— Еще через два дня объявился Отто Кифер. Он пришел ко мне в больницу и сказал: «У меня в грузовике есть для тебя один пациент». Господи, там лежало тело белого человека, грудь у него была разрезана сверху донизу. Отовсюду торчали внутренности. Я не сразу узнал сына Макса Бёма. Кифер мне сказал: «Тут на него горилла напала. Надо, чтобы ты сделал вскрытие». Я весь затрясся. Кифер на меня заорал. Он сказал: «Давай делай вскрытие, черт бы тебя побрал! И помни: во всем виновата горилла». Я принялся за работу в операционном блоке.

— И что?

— Через час Кифер вернулся. Я умирал со страху. Он вошел и спросил: «Ты закончил?» Я ему сказал, что Филиппа Бёма убила вовсе не горилла. Он велел мне заткнуться и достал кучу французских денег: новенькие хрустящие купюры по пятьсот франков. Потом начал пихать их в разверстое туловище трупа. Господи, я никогда не забуду, как деньги плавали среди кишок. Чех сказал: «Я не прошу, чтобы ты плел какие-то небылицы. — Он все продолжал совать купюры в живот покойника. — Тебе нужно только все подтвердить про эту чертову гориллу». Он напихал в раскрытую рану целых два миллиона. Я вытащил их и прополоскал в воде. А потом составил отчет, который от меня требовали.

Кровь клокотала у меня в жилах. Мдиае все смотрел на меня, не отводя своих мерзких глаз. Я опять ткнул «Глок» ему в лицо и просипел:

— Расскажи о трупе.

— Раны… Они были очень ровные. И вовсе не походили на следы когтей, как я тогда написал. Это были разрезы, сделанные хирургическим инструментом. Совершенно точно. Но главное, исчезло сердце. Когда я заглянул в грудную полость, я тут же обнаружил, что артерии и вены отсечены. И сделано это профессионально. Я понял, что сердце белого юноши украдено.

— Продолжай, — дрожащим голосом приказал я.

— Я соединил края разреза и закончил работу. «Нападение гориллы». Дело закрыто.

— Почему ты не выдумал другую причину смерти, попроще? Например, приступ малярии.

— Невозможно. В Банги был еще доктор Карл, он обязательно осмотрел бы тело.

— А где теперь доктор Карл?

— Умер. Два года назад, от тифа.

— Чем закончилась история с Филиппом Бёмом?

— Не знаю.

— Как ты считаешь, кто мог сделать эту убийственную операцию?

— Даже не представляю. По крайней мере, это точно был хирург-профессионал.

— Ты потом виделся с Максом Бёмом?

— Нет, никогда.

— Тебе не доводилось слышать о лечебнице в лесу, сразу за границей с Конго?

— Нет. — Мдиае выплюнул кровь и вытер губы изнанкой рукава. — Мы никогда туда не ходим. Там пантеры, гориллы, духи. Это владения ночи.

Я разжал руки. Мдиае завалился на бок. Сбежалось множество мужчин и женщин. Они сгрудились у окон забегаловки. Войти никто не осмеливался. Габриэль, стоя в толпе, тихонько причитал:

— Надо отвезти его в больницу, Луи. К доктору.

Мдиае поднялся на локте.

— К какому еще доктору? — усмехнулся он. — Я и есть доктор.

Я посмотрел на него: меня переполняло презрение. Изо рта у Мдиае вытекла длинная струйка крови. Я повернулся к его соплеменникам, созерцавшим эту мрачную картину:

— Помогите же ему, ради всего святого!

И тут Мдиае снова заговорил:

— А как же быть с соляркой?

— С какой еще соляркой?

— Нужно же покупать солярку — для больницы, чтобы было электричество.

Я швырнул ему в лицо пачку центральноафриканских франков, повернулся и ушел.

Уже несколько часов мы ехали по разбитой дороге, покрытой густой грязью. День клонился к закату. Тончайшая пыль сеялась, словно мелкий дождь, и оседала на ветровом стекле. Габриэль отважился задать вопрос:

— Откуда тебе известно о том деле, с белым юношей?

— Это старая история, Габриэль. Давай не будем говорить об этом. Что бы ты там ни думал, я приехал сюда, чтобы сделать репортаж о пигмеях. Это моя единственная цель.

Перед нами возникла широкая дорога с рядами хижин по бокам: поселок алмазной компании. Вдалеке справа виднелись длинные строения лесопильного завода. Габриэль притормозил. Нам наперерез сплошным потоком шли мужчины и женщины, с головы до ног покрытые красной пылью: когда они касались кузова автомобиля, слышался тихий шелест. Меня совершенно утомили и яркие цвета, и яркие ощущения.

В конце деревни я увидел бетонные постройки. Габриэль пояснил: «Раньше тут была лечебница сестры Паскаль. Ты можешь сегодня здесь переночевать, а завтра утром пойти в лес».

В небольших домиках, напоминавших блокгаузы, стояли походные кровати, отделанные пластиком и покрытые свисающими до пола москитными сетками, — вполне приличное место для ночевки. Дальше красная тропинка уходила в глубь джунглей и в конце концов упиралась в сплошную стену деревьев. Видно было только начало дороги, терявшейся в бесконечном лесу.