Весьма полезно также для государей и во внутреннем управлении действовать так, как, судя по рассказам, действовал миланский герцог, мессер Бернабо Висконти, то есть при удобном случае принимать такие меры, которые производили бы на подданных сильное впечатление и возбуждали толки и шум. Исключительные награды или наказания тем из подданных, которые отличились какими-нибудь заслугами или совершили важное преступление, подают обыкновенно повод к таким распоряжениям, впечатление от которых может быть очень сильно в народе, и заставляют смотреть на государя как на великую и необыкновенную личность.

Уважаются также государи, которые в данных обстоятельствах умеют выказываться откровенным врагом или другом кого-либо. Такая откровенность во вражде и дружбе несравненно полезнее для государей, нежели двусмысленный нейтралитет. В самом деле, если два соседние государства вступают между собою в войну, то обыкновенно бывает так, что или они настолько слабы, что в случае победы ни одно из них не может быть опасно для того государя, о котором мы говорим, или наоборот. Постараюсь доказать, что в обоих этих случаях только откровенные действия государя ему полезны, и вот почему: в случае если воюющие государства сильны и вы не высказались откровенно в пользу одного из них, – вы становитесь жертвой государства победившего; государство побежденное будет этому даже радоваться, так как оно не имеет никаких оснований ни защищать вас, ни давать вам у себя убежище. Победители же пренебрегают двусмысленными друзьями, не помогшими им в минуту опасности, а побежденные – смотрят на них, как на чужих, потому что они уже доказали свое нерасположение тем, что не хотели с оружием в руках разделить их судьбы.

Когда Антиох вошел в Грецию, куда был призван этолийцами для изгнания римлян, то он отправил парламентеров к ахейцам, союзникам римлян, чтобы убедить их сохранить нейтралитет. Римляне в то же время прислали к ахейцам своих парламентеров, чтобы склонить их к войне. Вопрос стал обсуждаться в совете ахейцев, и когда парламентеры Антиоха настаивали на нейтралитете, римские парламентеры ответили им таким обращением к ахейцам: «что касается до совета, который вам предлагают, быть нейтральными в нашей войне, то хотя вам и выдают такое положение за самое для вас выгодное и безопасное, но дело стоит совершенно иначе, и для вас ничего не может быть пагубнее согласия вашего последовать такому совету: не заслужив ни славы, ни благодарности ни одной из воюющих сторон, после победы вы сделаетесь жертвою победителя».

Каждый государь может рассчитывать, что во время войны соседей только то государство будет просить его нейтралитета, которое ему враждебно, дружественное же государство обыкновенно просит его вооруженного содействия. Соглашаются на нейтралитет обыкновенно только государи нерешительные, боящиеся опасности в настоящем, но нейтралитет обыкновенно и приводит их к погибели. Если же государь тверд и решительно высказывается в пользу одной из воюющих сторон, то в случае победы она не будет для него опасной, если бы даже, благодаря этой победе, могущество ее сделалось угрожающим, так как ее обязывает благодарность и дружеская, опытом доказанная связь; люди же никогда не бывают до того лишены всякого чувства чести, чтобы решаться тотчас же идти против тех, с кем они находятся в дружеском союзе и тем выказать самую черную неблагодарность. Кроме того, победы никогда не бывают настолько решительны, чтобы победитель мог считать себя вправе нарушать всякие условия и особливо условия, требуемые справедливостью. Если же воюющая сторона, союз с которой вы заключили, побеждена, – то и тогда вы все-таки можете рассчитывать, что она станет помогать вам, насколько это будет для нее возможно, и тогда ни для какого государя не может быть вредна готовность на помощь государства, дела которого всегда еще могут поправиться.

В случае противоположном рассмотренному мной, то есть когда обе воюющие стороны настолько слабы, что государю, к помощи которого они обращаются, нет оснований опасаться, что в случае победы то или другое государство может сделаться для него опасным, мудрость все-таки обязывает государя высказаться определенно за одну из сторон. И вот почему, отказавшись от помощи слабому государству, государь способствует его погибели, вместо того чтобы, действуя мудро, его поддержать, так как с его участием победа могла бы быть положительно на стороне этого государства, а после победы это победившее государство невольно, побуждаемое благодарностью, подчинилось бы его влиянию. Кстати замечу здесь еще одно правило, на которое навело меня это рассуждение: ни один государь не должен прибегать к помощи государства более сильного для победы над третьим государством, если только он не вынужден на это крайней необходимостью, так как победа обыкновенно как бы подчиняет его могущественному союзнику, а государям прежде всего следует избегать такого подчинения и оберегать свою независимость. Венецианцы соединились с Францией для борьбы с миланским герцогом, и от этого союза, которого они весьма легко могли бы избегнуть, произошла их погибель. К подобным союзам можно прибегать только тогда, когда нет другого средства спасения и когда, следовательно, не до выбора благоразумных мер, как это было с флорентийцами, когда папа и Испания направили свои войска против Ломбардии. Впрочем, ни одно государство не может рассчитывать, чтобы заключая тот или другой союз, оно было гарантировано этим от всякой опасности, и должно, напротив, постоянно иметь в виду, что во всяком предприятии всегда есть нечто опасное и сомнительное, так как в самой природе вещей лежит необходимость, избегая какого-либо неудобства, попадать в другое: вся мудрость человеческая только в том и состоит, чтобы уметь оценивать степень затруднений и неудобств и принимать за лучшее именно то, что хотя несколько менее худо, чем все остальное.

Кроме всего мною сказанного, государи должны выказываться покровителями доблести и талантов и уметь поощрять всех тех из своих подданных, которые сумеют отличиться своим искусством в той или другой отрасли человеческой деятельности. Государи должны побуждать своих подданных к мирному производству всего полезного для страны, как в торговле и земледелии, так и во всякого рода занятиях, чтобы никто из их подданных не затруднялся усовершенствовать, например хоть хозяйственные заведения в своих владениях, из опасения, что они будут у него отняты, и не останавливался осуществить какое-либо полезное открытие и нововведение из боязни, что его предприятие будет убито усиленными налогами и поборами. Государь должен поощрять наградами всякое полезное изобретение и усовершенствование, точно так же, как награждать всех тех, кто каким-либо способом содействует усилению богатств и величия его страны. Кроме того, в определенные дни в году государи обязаны развлекать народ различными зрелищами и увеселениями, и так как обыкновенно жители каждой страны разделяются на группы по роду своих занятий, то государи должны обращать особенное внимание на все подобные коммуны и корпорации, показываться порою на их сходках и проявлять на них черты великодушия и гуманности, разумеется, только не в ущерб величию своего сана, чувство достоинства которого не должно оставлять их ни в какое время и ни при каких обстоятельствах.

Выбор приближенных и министров – дело для государей огромной важности. Сановники эти бывают хороши или дурны соответственно степени мудрости самого правителя. Способность или неспособность государя прежде всего определяется оценкой свойств его приближенных. Если министры искусны и отличаются верностью, то заключают, что и сам государь не лишен мудрости, так как он сумел угадать их таланты и распознать их преданность; но к совершенно противоположному заключению приводит неудачный выбор сановников государем. Такой выбор – слишком очевидная для всех и существенная ошибка, сиенский правитель, Пандольфо Петруччи, был признаваем всеми за правителя мудрого за то только, что сумел выбрать своим министром мессера Антонио да Венафро.