Поссом Холлоу, Северная Каролина

— Так значит, я могу умереть?! — воскликнула Пичи Макги, изумленно глядя на доктора. Она села, оставаясь в своей кровати, где доктор только что ее осмотрел. Золотисто-рыжие локоны рассыпались ей на плечи.

— Я не хочу умирать, мне же всего двадцать лет!

Доктор сложил свой стетоскоп, бросил его в медицинскую сумку и взглянул в светло-зеленые глаза девушки.

— По-моему, сомнений нет, мисс Макги. Это — «типинозис».

— Типини-что? Я никогда об этой болезни не слышала!

— Многие не слышали. Это очень опасная редкостная болезнь. Есть врачи, которые никогда в своей практике ее не встречали.

Тяжело вздохнув, Пичи принялась теребить пальцами свои локоны, стараясь сосредоточиться.

— Но я собираюсь выйти замуж за богатого черноволосого мужчину, чье имя начинается на букву «С».

— Выйти замуж? — переспросил доктор. Ее руки задрожали от волнения, и она сильно их сжала.

— Я не должна умереть, слышите? Я неделю назад проглотила комара!

Доктор Грили нахмурился:

— Ты съела комара?

— Да! Но он сам залетел мне прямо в рот. Это верная примета. Она означает, что я скоро, очень скоро выйду замуж. А камень, за который я, закрыв глаза, схватилась, был черным, поэтому цвет волос моего избранника должен быть черным. А ночью я увидела во сне, что поймала лошадь. Всем известно, это значит, что мой муж будет очень, очень богатым, богаче чем сам король. Проснувшись утром, я положила на перила улитку, и ее след выписал букву «С»…

— Первая буква имени твоего мужа «С», — закончил за нее доктор Грили. — Мисс Макги, неужели вы, действительно, верите в эти приметы?

— Они не лгут! — воскликнула Пичи. — Приметы всегда правильны. Вот доктора могут ошибаться… Возможно, вы не правы, и я совсем не больна!

Доктор Грили подвинул стул к кровати и сел. Потом оглядел комнату и удивился, увидев маленькую серую белочку, которая схватила что-то из горшка на плите. С оттопыренными щечками белка спрыгнула с плиты, стремглав вскочила на колени к Пиги и начала жевать.

— Вы слышали, что я спросила, доктор Грили? — осведомилась Пичи, пристально посмотрев на него.

Наблюдая с любопытством, как Пичи почесывает ушко белки, доктор Грили понял, что маленькое животное было любимцем девушки.

Наконец, оторвав взгляд от белки, он начал отвечать на вопрос пациентки.

— Мне бы хотелось, чтобы я ошибся, мисс Макги, но боюсь, что это так.

— Но…

— Твои родители еще живы? Эта болезнь наследственная.

Слова доктора окончательно поразили ее.

— Нет, оба умерли. — Ее нижняя губа задрожала, взгляд упал на видные из окна магнолии, которые немного колыхались от легкого ветерка. Их много лет назад посадил отец.

— Уже десять лет, как мы похоронили маму. Ее звали Тилли. Она умерла, рожая мою сестру Лулу, и их последний вздох был одновременным. Обе умерли сразу. А папочка… Папочка нашел успокоение три месяца назад.

На нее нахлынули воспоминания об отце и чувство рока, преследовавшего их семью.

— Папочка — прошептала она, — он, кажется, начинал испытывать приступы этой болезни, незадолго до смерти. Я давала ему «корень жизни», но он не помог ему.

Доктор Грили погладил ее руку.

— Да, это был «типинозис», моя дорогая! Я в этом уверен! Расскажи, он испытывал сильные боли в ногах? Были у него провалы в памяти?

— Я…

— А жаловался ли он на дрожание в мускулах, подергивались ли у него глаза? Изменялось внезапно настроение? Страдал ли бессонницей или наоборот, слишком много спал?

— Нет, он никогда ни о чем таком не говорил.

Доктор Грили задумчиво потрогал свою небольшую седую бороду.

— Ну, тогда твой отец был мужественным человеком и терпел свои страдания молча, чтобы вас не беспокоить.

Пичи опять стала раздумывать, можно ли доверять доктору. Он был похож на всех других знахарей, путешествовавших из одного маленького городка в другой, предлагая свои услуги.

Ее уже осматривало много таких докторов, но ни один не разобрался, что с ней. Даже, если он прав, все равно он слишком самоуверен. «Я даже в шутку не могу принять этот приговор. За что? Я никого в жизни не обидела. Я жучка маленького и то не задавила. А какие отвратительные есть всякие насекомые, но, клянусь Божьей милостью, даже им я ничего плохого не делала». Тут взгляд Пичи заметил из окошка большую птицу, кружащуюся в небе. Сначала она не придала этому значения, просто смотрела, как та парит недалеко от ее домишка. И, вдруг вздрогнула, узнав грифа-стервятника. Вот его появление было грозным предупреждением о близкой смерти.

Откинув простыню, она выпрыгнула из кровати и, стараясь отчаянно, чтобы не закричать, стала быстро ходить по комнате. Страшное слово «смерть» билось в ее голове, она отгоняла его, но мысль о близкой неминуемой смерти не уходила.

— Этого не может случиться, — говорила она себе. — Умереть? Как это можно? Ведь факт, что она должна выйти замуж! — Сердце у нее защемило. — Эта боль, наверное, начало страшного конца, — пронеслось у нее в голове. На глазах навернулись слезы.

Она повернулась к доктору Грили и сказала:

— Вы не сказали, как долго мне осталось жить, прежде чем прозвенит последний звонок?

Доктор взял сумку и встал.

— Трудно сказать точно. Надо понаблюдать за симптомами. Возможно, сначала ты будешь чувствовать себя неплохо, но болезнь неизбежно прогрессирует и тебе будет становиться все хуже и хуже…

Доктор пошел через комнату, но остановился у порога, увидев висящее над дверью распятие.

— Возможно, Господь Бог смилуется над тобой и дарует мир и покой на всю оставшуюся тебе жизнь, моя дорогая, — произнес он.

— Я все же надеюсь, что не умру, — прошептала Пичи.

— Каждый когда-то умирает. От этого никуда не деться, — с усмешкой произнес доктор Грили, открыл дверь и на прощанье произнес:

— Постарайтесь отдохнуть, мисс Макги.

— Я скоро буду отдыхать целую вечность, — возразила Пичи.

За доктором со стуком захлопнулась дверь. Слезинка скользнула по щеке. Она села на маленький табурет и, подняв руки вверх, застонала:

— Господи, как я хочу жить, хочу быть богатой! Я бы хотела прожить свою жизнь, как они, развлекаясь, есть на больших приемах изысканные яства, икру, пить французский ликер, который они называют шампанским! Я хотела бы отрастить красивые длинные ногти и не обламывать их стиркой, я хотела бы спать в кровати под шелковым балдахином с одним из них, и чтобы мне приносили чай в постель. И… и хотела бы носить много драгоценностей как принцесса, — произнесла она на одном дыхании.

Она чувствовала как слезы наполняют ее глаза и текут по щекам. Ее захлестнул шквал эмоций. Она горевала, как никогда в жизни — ведь ее приговорили к смерти, а она еще и не жила. Ее нервы не выдержали, и слезы превратились в рыдания. Она так рыдала, что все тело содрогалось.

Она не представляла себе, как долго находилась в таком состоянии, пока не обратила внимание, что вся маленькая комната залита лучами заходящего солнца. Встав, она нетвердой походкой добрела до двери, бросив взгляд на распятие.

На крыльце валялась развернутая газета. Ее белка прыгала вокруг и прятала орешек в расщелину. Она села на крыльцо и стала гладить пушистую шерстку, и опять нахлынули все ее мечты о будущем.

— Я хотела бы жить в большом-пребольшом доме, ездить верхом на чистокровной лошади и в экипаже Селоу Водсворт Макги, — сказала она своей белке. — Я мечтаю о том, что могут позволить себе только короли.

Она опять загрустила, уткнула лицо в ладони и хлынул новый поток слез. Когда она успокоилась и иссякли силы, уже наступила ночь. Дрожащими руками она зажгла стоявшую на веранде маленькую лампу. Надо было что-то делать: принести дров, набрать свежей воды, помыть тарелки, которые остались после обеда, убрать, приготовить ужин. Но делать ничего не хотелось.