Хорошо, что мы уже вышли на дорогу, где снег был не таким глубоким. В силу обстоятельств снегоступы пришлось отдать Якову еще в самом начале нашего пути обратно в деревню, поэтому я шел с насквозь промокшими ногами и постоянно проваливался, в такие моменты мой рост сравнивался с ростом Якова. Как же меня бесили эти ощущения прикасающейся к ногам мокрой шерсти вязаных носков. А уж вся ситуация в целом...

       Между тем начало смеркаться. Где-то ухнул филин. Сердце испуганно екнуло. Я раздраженно сплюнул. Тени сгустились, размазывая очертания деревьев. Солнце почти зашло за горизонт, виднелся лишь самый краешек. Вокруг начал клубиться туман. Его легкая дымка, сперва, покрыла дорогу, а потом начала взбирался всё выше и выше, оплетая стволы деревьев и зависая в воздухе.

       Нога Якова распухла. Я видел, как унта плотно обтянула его. Сам парень стоически терпел боль. Лишь иногда при особо неловком движении, выдыхал стон боли сквозь сжатые зубы. Я чувствовал его прерывающееся горячее дыхание на своей щеке.

       - Яков дыши в другую сторону. Мне не нравиться, когда мне в ухо мужик дышит, да еще так тяжело, - проговорил я раздраженно.

       Он сдавленно выпустил то ли смешок, то ли стон боли, но дышать стал в другую сторону, разгоняя туман.

       Через час тьма совсем подмяла под себя лес. Ночь еще не вошла в свои права, но поздний вечер начал краткое царствование. Если бы не туман, который набрал силу и стал густым как парное молоко, разлившееся в воздухе, то колючие звезды на небосклоне озаряли бы нам дорогу не хуже, чем солнце.

       Ветер, тревоживший деревья, прекратил всякое движение. Теперь они стояли не шелохнувшись и больше не издавали протестующие скрипы. Тишина заполнила дикий северный лес. Только наше тяжёлое дыхание и редкое уханье обнаглевшего филина-негодяя разрушало сказку леса. Но каков же филин! Ему явно было всласть подобное наглое поведение. Может они дружили с глухарем? И теперь он мстит за друга?

       До деревни оставались считанные километры, когда волчий вой заставил мое сердце испуганно вздрогнуть. Я почувствовал, как напряглась рука Якова на моем плече. Он попытался ускорить шаг. Я с радостью поддержал его. Мы как могли, скакали по зимней дороге, разрывая плотный туман.

       Постепенно вой начал раздаваться всё ближе. Похоже, что волки встали на наш след, или может быть тупо бежали к деревне, в надежде поживиться чем-нибудь - в общем-то без разницы, любой из предложенных вариантов грозил нам крупными неприятностями.

       Волки крайне редко нападают на людей. Есть мнение, что это делают только бешеные особи. Так как зверь заболевший бешенством не испытывает страха. Но логика подсказывает, что волк не побоявшийся выйти к человеческому жилищу за добычей, может напасть на двух бредущих в ночи охотников. Тем более это резкое сокращение лесного рациона волков. Серые хищники, наверное, не на шутку голодны, раз так осмелели. Пока еще они не нападали на людей из деревни, но кто знает что впереди?

       Яков шумно оступился и повалился на снег. Я наклонился над ним, чтобы поднять его, но тут же выпрямился. Невдалеке, сквозь разошедшийся на секунду туман, я увидел мелькнувшую тень животного. Тетива из мешочка быстро перекачивала на выхваченный из-за спины лук. Стрела плавно выскользнула из колчана и замерла на тетиве, готовая к полету. Нарастала паника. Хотелось сорваться с места и броситься бежать, куда глаза глядят.

       Я шепнул Якову, не прекращая озираться вокруг:

       - На дерево сможешь залезть?

       Он отрицательно покачал головой и начал готовить лук к бою.

       Мозг никак не мог воспринять новую реальность и предлагал, как ему казалось не лишенную доли практичности мысль: "Волки не нападут". Так, наверное, произошло бы раньше, но вследствие всего изложенного выше, это навряд ли. Учуять они нас, точно учуяли, но вот осмелиться напасть на двух человек... смогут ли? Если их большая стая, то весьма вероятно, что да, а вот если всего пару штук, то шанс избежать нападения волков есть.

       Совсем рядом раздалось рычание. Буквально в паре метров. Если бы не туман, то я бы увидел зверя. А так произошло то, чему я сам иногда не могу дать объяснение. Я не успел подумать стрелять или нет, как стрела отправилась в полет. Прозвучал визг раненного животного. Я точно знал, что раненого, что это был не предсмертный визг. Мои уши с точностью интерпретировали этот звук. Такой тонкости слуха, точнее, возможность улавливать различные оттенки звуков и расшифровывать их, я тоже не мог дать объяснение.

       Яков возбужденно спросил:

       - Загубил?

       - Ранил, - раздосадовано ответил я.

       Парень не стал спрашивать, откуда я это знаю. За восемнадцать лет он действительно неплохо меня узнал. Пожалуй, Яков был наиболее близким мне человеком в деревне, за исключением отца. Другом бы я его не назвал, но вот товарищем да. Да и вообще даже товарищей у меня было не много. Когда я не был занят делами деревни или своими, то любил проводить время за книгами, доставшимися мне от матери, а это не способствовало заведению близких знакомств с людьми, которые читать и писать почти не умели, разве что свое имя могли накарябать неровными буквами, и попробовать по слогам прочесть пару строчек из какой-нибудь книги для детей.

       Я посмотрел на Якова и произнес:

       - Дай мне половину своих стрел.

       Он без возражения протянул мне пять штук, понимая, кто лучше их использует. За то время, которое он потратит на один выстрел, я успею выпустить как минимум четыре стрелы.

       Итак, у меня четырнадцать стрел, у Якова пять. Хватит ли нам такого запаса снарядов? Время покажет.

       Еще один рык раздался в тумане. Еще одна стрела унеслась во мрак. В ответ тишина и разочарованный скрип моих зубов.

       Яков держал стрелу на тетиве, но не стрелял. Он сознавал, что в таких условиях только чудом может попасть в цель, ночью, в тумане, на звук... нет, лучше подождать пока волки покажутся из белесого молока, зависшего в воздухе, и только тогда стрелять, а пока надеяться, что я перестреляю их раньше этого мига.

       Нервы были натянуты до предела, как и тетива, холодившая тонкой нитью щеку. Пальцы подрагивали, готовые в любую секунду разжаться. Время тянулось, словно, вечность. Я чувствовал, что волки здесь, что они бродят вокруг нас. Ожидание прекратилось неожиданно. Сколько не готовься к нападению, но оно всегда происходит неожиданно. Волки как по команде, стаей выметнулись из лесу.

       Я еще никогда так быстро не стрелял. Тетива непрестанно била по рукавичке. Эти хлесткие удары слились в один протяжный звук, за которым я не сразу различил человеческие голоса. Из тумана, позади нас, оттуда, откуда мы пришли, вынырнули три мужские фигуры. Даже в такой смертельно сложной ситуации мозги, получившие знания не из одной книге по оружию прекрасно выдавали информацию о пришельцах. Одна фигура с ног до головы была закована в блестящие стальные латы, с полутораручным мечом в руке, известным под названием "бастард", который имел искусно выполненный полузакрытый эфес, обладающий дужкой для защиты пальцев. В другой руке обладатель бастарда держал длинный миндалевидный стальной щит с непонятным в темноте гербом. Еще одна фигура размахивала блестящим двуручным мечом. А третья была вооружена двумя длинными, изогнутыми кинжалами с прямыми кардами, загнутыми на концах. Неожиданная троица сходу разогнала стаю. Еще бы, двуручник с одного удара разрубал животное пополам. Меч и щит тоже знали свое дело, скупые, но смертельные выпады, сражали волков. Вихрь кинжалом полосовал серых убийц на кусочки. Я не сразу понял, что мы спасены, настолько все это быстро произошло. Вокруг не было ни одного живого волка, только трупы и фрагменты тел, на красном от крови снегу. Даже раненых животных не было. Все были прямиком отправленные в волчью загробную жизнь, кто гоняться за зайцем, а кто убегать от охотника. Сизые кишки из распоротых животов, серые мозги из разрубленных удлиненных черепов, и кровь, алая, горячая, мои глаза не знали, за что зацепиться - такое зрелище впервые предстало передо мной.