- Естественно. Потому что ты дикий колдун.

       - Что это значит?

       - Колдун, не принадлежащий ни к одному ковену, следовательно, не могущий получить защиту членов этого ковена.

       Я быстро сообразил, куда Каститас завела разговор.

       - Значит, чтобы мне не опасаться за свою жизнь, я должен вступить в ковен? И этот ковен Темные Нити?

       Девушка согласно моргнула, но уточнила:

       - Колдунов и ведьм опасаться нужно. Кое-кто из них может попытаться тебя убить так чтобы ковен не узнал, а если же узнает, то это означает войну между ковенами. Главы ковенов запрещают убийства членов других ковенов, но колдуны и ведьмы встречаются разные.

       Я опустил голову и задумался.

       - Решай скорее. Ты играешь с огнем.

       - Я, пожалуй, рискну, - произнес я решительно. - Вступление в различные группы и альянсы означает потерю части своей свободы. Я пока не готов к этому.

       Я видел, как Каститас недовольно поджала губы и гневно сузила глаза. Я уже готов был ощутить знакомую боль, давящую на сердце, но лицо ведьмы приобрело другое выражение. Она задумалась.

       - У тебя есть время до конца месяца, чтобы согласиться, потом пеняй на себя. А пока запоминай. Ты ведь ощущаешь легкий аромат гвоздики, когда рядом твориться колдовство?

       - Ага, - сказал я.

       - Так вот всегда будь начеку. Если услышишь подобный аромат - значит рядом колдун или ведьма, что-то творят. Готовься к бою. А если услышишь вонь лилии мертвой лошади, то беги со всех ног куда подальше.

       - Лилия мертвой лошади - это название цветка? - прекрасно зная ответ, спросил я

       - Ага. Так пахнет очень сильное колдовство. Ты мог услышать эту вонь от моей матушки в кабинете или в шахте.

       Я содрогнулся от отвращения, согласно кивнул головой и выжидающе уставился на девушку. Она оправдала мои ожидания, и снова начала говорить:

       - Серебро причиняет боль колдунам и ведьмам, но только ночью. Чем могущественнее колдун или ведьма, тем сильнее боль.

       - Эээ, и на меня эти правила будут распространяться?

       - Не беси меня глупыми вопросами, - раздраженно сказала Каститас.

       Я захлопнул рот, но тут же вновь открыл его.

       - За счет чего унуситские молитвы разрушают колдовство?

       - Я не знаю. Наверное, за счет их глупой веры. Уверенного в чем-то человека, очень трудно подчинить колдовству. Но ты сильно не зацикливайся на этой проблеме, только очень верующий человек может разрушать колдовство.

       - Такой, как леди Женевьева?

       - Ага, - с неудовольствием буркнула девушка. - И паладины. Увидишь их - беги.

       - Они могут почуять меня?

       - Только если будешь колдовать. На тебя пока даже серебро не действует. Ты можешь стоять рядом с ними, и они даже не поймут, что ты колдун.

       - Обнадеживает.

       - Я бы провела с тобой учебный бой, но нет времени, да и место неудачное. Запомни главное - внимательно вслушивайся в слова заклинания противника, чем быстрее ты поймешь, что он хочет сделать, тем скорее найдешь противодействие. Опытные колдуны и ведьмы по первым звукам понимаю, что сейчас применят.

       - Спасибо, - искренне поблагодарил я девушку, когда она замолчала, и сказал то, что давно просилось на язык, хоть ответ и так был мне знаком: - Почему вы не освободите меня? Я клянусь, что не причиню вам вреда.

       Каститас толкнула меня в грудь, так что я опрокинулся на землю. Ее бедра оказались на моих. Она пальцем ударила меня по носу и издевательски произнесла:

       - Ты еще очень долго не сможешь причинить нам вреда. А что касается свободы, то когда-нибудь ты ее получишь.

       - Значит на учебный бой у тебя времени нет, а на это есть? - шутливо произнес я, делая вид, что обрадован ее словами. Ведьма врала. Свободу мне может дать только смерть ее матери или моя.

       - Если хочешь, можем провести бой, но на секс времени не будет.

       - Нет-нет, продолжай.

       Девушка через голову начала снимать платье.

       Наш полк на несколько часов пути опережал основную часть армии. Несколько разведывательных турм скакали в паре километров по бокам и одна впереди на том же расстоянии. Все меры предосторожности были приняты.

       Империя Истред Клат четырьмя армиями, по четырем разным дорогам пересекла границу с равниной Перекати-Поле и двигалась в сторону столицы Глауану. Я входил в состав Четвертой армии князя Вильгельма фон Турана по прозвищу Имперский орел. Мы получили задание продвигаться по равнине по северной дороге. Наша армия была крайней в этом направлении. Были еще две центральные армии и южная. Сорок тысяч солдат должны были примерно в одно время встретиться в назначенном месте - столице Глауану. В главном штабе нам отвели не больше двух недель на этот путь, осадных орудий у нас не было, так что этот срок более чем реален, но если мы будем встречать такое же сопротивление как сейчас, то прибудем туда за неделю. Простые солдаты были уверены, что равнинники в страхе бежали от мощи империи, но в штабе армии князя Вильгельма так не считали.

       Нам по пути встречались селения жителей равнины, но там были только старики, женщины и дети. Ни одного взрослого мужчину мы не встретили. Солдаты радовались, офицеры с подачи князя находились в раздумьях. Старый полководец, поразивший меня своим острым умом и способностью делать далеко идущие прогнозы, сходу заявил, что работала не только имперская разведка, но и Глауану кое-что знает об имперских войнах. Солдатам строго было запрещено наносить вред местным жителям: поголовно женщинам, если они не оказывают враждебных действий, и мужчинами до шестнадцати лет и от шестидесяти. Не все воины империи следовали этому правилу, но каптенармусы со своими подчиненными быстро вправляли им мозги. В зависимости от проступка могли и жизни лишить. Империя распространяла свои идеи и культуру на территориях вновь завоеванных стран с помощью торговых связей, проповедников, имперских учителей, строительства школ и монастырей. Через пару десятков лет такие территории уже считали себя частью империи и многие из них даже не помышляли о бунте. Я был ярким тому примером. Рожденный в северной деревне, завоеванного полсотни лет назад королевства, я был готов служить империи и считал себя имперцем.

       Так вот люди, которых мы встречали в деревнях равнинников, полностью укладывались в возрастные и половые рамки. Никто не пытался оказать нам сопротивление. Они занимались своими повседневными делами, словно, не замечая нас. Только ненависть в брошенных вскользь взглядах раскосых глаза, говорила, что они всё видят. Когда переводчики из нашего полка, хорошо знающие их язык, пытались узнать, где все мужчины. Жители деревни делали вид, что не понимают их. Такое положение вещей изрядно бесило нас. Мы ничего не могли сделать им, и они прекрасно это знали. Единственный прок для нас был от таких поселений - это колодцы. Мы могли напиться сами и напоить лошадей. Обозники на всякий случай ведрами наполняли большие бочки, которые перевозили на телегах. Князь опасался, что равнинники могут испортить воду в колодцах и отравить нас. Поэтому воду запасали впрок, и первым из нового колодца всегда поили старого, обозного коня. Если сдохнет, значит отравлено. Ждали около часа и только тогда пили сами.

       Обыскивали деревни на предмет пищи для себя и для коней, мы уже чисто для проформы. Жители Перекати-Поле всё хорошо припрятали. Хотя нам хватало и обозной еды, которые мы прихватили из империи, но всегда хотелось большего, особенного простым солдатам у которых рацион был скуднее, чем у офицеров.

       Спустя несколько дней после того как армия пересекла границу, я под вечер привез в шатер полковника запечатанное послание от князя. Он вскрыл его, внимательно прочитал и громко сказал: