Я нащупал в кармане кошелек и обнаружил там немного денег. Погулял я знатно, надо сказать. Голова всё никак не унималась, тело было, словно, из ваты. А ведь мне сегодня предстоит еще убить Дитриха. Как же не вовремя меня предала Велена. Я заскрипел зубами от злости, уже выкинув из головы сегодняшнюю ночь и быстрее зашагал.

       Дверь мне открыл заспанный слуга. Не отвечая на его приветствие, я пролетел расстояние, отделяющее мне от комнаты и начал лихорадочно действовать. Вытряхнул содержимое походного мешка на кровать, снял акетон и одел тот самый плащ, в котором ходил к ювелиру в Армейне, взял лук, две стрелы с нанесенным на наконечник ядом, и сам яд.

       Сбежав по лестнице, я толкнул дверь и покинул таверну. Весь план котился к чертям. Я еще вчера ночью должен был залезть в дом Дитриха. Если бы его не оказалось там, то сегодня бы повторил попытку, а теперь у меня ровно на половину шансов меньше. Я его еще ни разу не видел, но уже люто ненавидел, мысленно обвиняя во всех пакостях случившихся со мной.

       Где же? Где же вы все лазите? Спите что ли еще? Вчера надо было еще этим озаботиться. Неожиданно я увидел выбирающегося из окна, расположенного на уровне земли, нищего. Ну, наконец-то, то, что нужно. Он был одет в грязные, засаленные лохмотья. Его нечёсаная, заросшая голова оказалась на уровне моего колена. Я хорошим ударом кулака оглушил бедняку нищего, и начал снимать с него лохмотья.

       Оставить его голым лежать посередине улицы, у меня рука не поднялась, поэтому я просунул его обратно в окно и толкнул. По звуку он упал на что-то мягкое. Жить будет.

       Кривляясь от омерзения, я снял свою одежду и засунул ее в мешок, где уже были стрелы и яд, потом облачился в лохмотья нищего. Гладковыбритая рожа выдавала меня. Я вытащил из мешка плащ и отрезал у него капюшон, вывалял в грязи и одел. Благо на улице царил еще очень ранний час, и никого не было, иначе у меня было бы много нежелательных свидетелей.

       Я быстро шел по улице к дому Дитриха. За спиной был мешок, который тоже пришлось вывалять в грязи и лук. Я просил Духов, чтобы никто меня не увидел. Нищий с луком - это нонсенс. Духи услышали меня. Никто не попался мне по пути, а ленивых, громыхающих доспехами стражников, я ловко избегал, только услышав их вдалеке, сразу же ныряя в какой-нибудь закоулок.

       Подойдя к дому предполагаемой жертвы, я начал лихорадочно прятать лук в наростах плюща, там же спрятал яд и стрелы. Оглядевшись, отошел от места сокрытия инструментов для готовящегося убийства, и, привалившись к забору дома Дитриха, начал изображать нищего. Я сел с протянутой рукой на мешок недалеко от ворот, так чтобы меня обязательно увидели, и всё видел я.

       Прежде, чем ворота заскрипели и открылись, прошел час. По улице уже ходили люди и с осуждением смотрели на меня. С территории дома Дитриха выкатилась роскошная карета с гербом. В окне ее дверцы я увидел мужчину средних лет и закричал:

       - Доблестный Дитрих фон Бран киньте монетку несчастному нищему, чей дом сгорел, жена скурвилась, а престарелых родителей кормить чем-то надо.

       Мужчина посмотрел на меня, затем перевел взгляд куда-то вглубь кареты. Показалась усатая, надменная физиономия другого мужчины, с сединой в волосах, очень похожего на портрет, что дал мне граф.

       - Кто же меня называет доблестным? - спросил он равнодушно.

       - Да все наши! - выкрикнул я.

       Мужчина состроил кислую мину, приоткрыл дверцу и кинул на землю монету. Я бросился к ней, как будто это было сказочное сокровище.

       Карета тронулась и покатила по улице. Я смотрел ей вслед, стоя над медяком. Не стал его поднимать, а вернулся на свое место, караулить возвращение хозяина дома.

       Ох, не сладко живётся нищим, ох, не сладко. В следующий раз не пройду равнодушно мимо, а обязательно кину монетку. Меня шпыняли все кто только мог. Дети кидали в меня камни, стражники гнали прочь, горожане материли. Я и часа не мог просидеть на одном месте без инцидента. Приходилось постоянно менять дислокацию, но дом и улицу я не терял из вида. Даже мысли о Велене отошли куда-то глубоко в зад, где им и место.

       Дошло до того, что ко мне подошли двое крепких нищих и сказали, что это их территория, и чтобы я валил отсюда, пока они мне ноги не поломали. Я послушался их и снова сменил место, но всё на той же улице.

       Где-то через час они вернулись, и как я не старался, но заметили меня.

       - Ты что не понял? - угрожающе сказал один из них.

       - Всё, ухожу, - быстро пролепетал я.

       - Теперь ты уползешь отсюда.

       Они, набычившись, двинулись ко мне. Из оружия у меня был только суджере под мышкой - лохмотья ничего больше не могли скрыть. Я выхватил его и встал в оборонительную позу - кое-чему я натренировался у учителя по фехтованию. Не знаю, что заставило отступить нищих, моя угрожающая поза, или дорогой, странный кинжал с рубином в рукоятке.

       Они посмотрели на него, потом на меня и, не сговариваясь, начали отходить. Отойдя подальше, о чем-то начали говорить, настороженно посматривая на меня, затем прекратили разговор и быстро ушли. К какому решению пришли нищие, я мог только догадываться, но до самого вечера они не появились, зато, как только начало смеркаться прикатила карета Дитриха.

       Я огляделся и, не заметив прохожих, быстро перебежал дорогу, по плющу влез на стену и начал смотреть, как карета въезжает во двор. К моему облегчению Дитрих фон Бран вылез из нее и направился в дом. Это был самый важный момент. Если бы он не вернулся домой ночевать, то всё пошло бы прахом.

       Я вернулся на свое место и начал ждать наступление ночи. С каждым часом огоньков в домах становилось все меньше, людей изредка проходящих по улице тоже, но появились патрули стражников. Мне приходилось прятаться в тени, чтобы они не прогнали меня.

       Наконец я решил, что пора действовать. Стояла темная ночь, слабо освещаемая пробивающимися из-за туч лучами лунного света. В кустах лежал оглушенный мною фонарщик, который должен был зажечь масленый фонари, прикрепленные к столбам по обеим сторонам улицы. Сегодня его услуги были лишними.

       Я подбежал к забору и достал спрятанные вещи, лихо перемахнул через забор и оказался во дворе. Я боялся, что на ночь хозяева могут выпустить собак, поэтому вел себе крайне осторожно и прислушивался к любому подозрительному шороху. В эту ночь мне помогал сам Проклятый, вряд ли конечно Единый. Собаки были, но они что-то грызли в другой части двора. До меня доносились лишь тихие повизгивания.

       Низко пригибаясь, я бесшумно пересек двор и приблизился к дому. Сказывались мои навыки охотника и осторожность. Вкупе они принесли кое-какой успех. Никто меня пока не заметил, ни собаки, ни охранники. Сквозь звуки отчаянно бухающего сердца, я услышал тихий, женский голос, доносящийся из распахнутого окна второго этажа. Я подошел ближе и начал прислушиваться.

       - Нас могут раскрыть, - говорила женщина взволнованным голосом, - так дальше не может продолжаться. Я больше не могу обманывать мужа.

       - Ну, я же обманываю жену, - проговорил мужчина голосом Дитриха.

       - А я так не могу! - почти прокричала женщина, и они начали ссориться.

       Так продолжалось минут пять, которые я стоял в тени под окном и решал, что предпринять, пока собаки не учуяли меня или не наткнулись охранники. Сверху прозвучал шумный удар двери об косяк. Женщина убежала из комнаты и наступила тишина. Я решил действовать и уже приготовился карабкаться по стене к окну, как тут оно озарилось светом приближающейся свечи. Дитрих поставил канделябр со свечами на подоконник и приготовился закрыть окно. Я не мог упустить такой шанс, вытащил приготовленную стрелу, натянул ее и отпустил тетиву. Она вошла господину Дитриху фон Брану точно в горло. Он захрипел и упал куда-то внутрь комнаты. Сплошная импровизация удалась.