По дороге домой Клер сдерживалась изо всех сил, но вопросы буквально распирали ее, и в конце концов она не устояла.

— Он ведь правду сказал, да? Существует какая-то болезнь. Амелия пыталась внушить мне, что не создает новых вампиров, поскольку не считает нужным, но на самом деле это не так? Никто из вас не способен на это. Она единственная не больна.

В мерцании огоньков приборной доски лицо Сэма выглядело напряженно-спокойным. Ехать в таком автомобиле было все равно что лететь сквозь космос; сильно тонированные стекла совсем не пропускали света, так что Сэм и Клер находились как будто в своей собственной карманной вселенной. По радио звучала классическая музыка — что-то легкое и мелодичное.

— Наверное, бесполезно просить тебя замолчать?

— Похоже на то, — с сожалением ответила она. — И я не оставлю попыток выяснить правду.

— У тебя что, не развит инстинкт самосохранения? — Сэм покачал головой.

— Шейн постоянно задает мне тот же вопрос.

— Ладно. — Сэм улыбнулся. — Амелия тоже больна. Из-за этого ей все труднее и труднее создавать новых вампиров. Ей едва хватило сил на обращение Майкла, и то я боялся, что это вообще убьет ее. Больны мы все. Мирнин вот уже семьдесят лет пытается докопаться до причины и найти лекарство, но сейчас уже слишком поздно. Он сам тяжко болен, и вероятность того, что кто-то сумеет помочь ему добиться успеха, очень мала. Я не позволю Амелии приносить тебя в жертву, Клер. Как ты уже знаешь, у него было пять учеников; не хочу, чтобы ты пополнила эту статистику.

О господи! Вампиры умирают. Клер ощутила такой мощный выброс адреналина, что затряслись руки. Она испытывала сильнейшее удовлетворение, а еще чувство вины.

Есть Оливер и все эти жуткие вампы вроде него — разве не замечательно будет, если они исчезнут? Но как же Сэм? И Майкл?

— А что, если он не найдет лекарства? — спросила Клер, сдерживая одолевающие ее чувства, но опасаясь, что Сэм может слышать неистовый стук ее сердца. — Сколько…

— Клер, ты должна забыть обо всем этом. Серьезно. В Морганвилле много секретов, но этот опасен для жизни. Никому ничего не говори. Ни друзьям, ни Амелии. Поняла? — настойчиво произнес он, и это пугало даже больше, чем неистовство Мирнина. Это был не случайный всплеск эмоций, а глубокое убеждение человека, умеющего держать себя в руках.

Клер кивнула, но тем не менее вопросы продолжали осаждать ее.

Высадив ее у дома, Сэм проследил, как она вошла внутрь, — уже совсем стемнело, и в такую ясную, прохладную ночь наверняка многие вампиры вышли на охоту. Скорее всего, никто не посмеет ее тронуть, однако Сэм не хотел рисковать.

Заперев дверь, Клер на несколько мгновений прислонилась к ней и постаралась собраться с мыслями. Друзья, конечно, обрушат на нее град вопросов — где она была, в своем ли уме, раз ходит ночью одна, — но ответить им, не нарушив запретов Амелии и Сэма, она не могла.

В голове билась одна мысль — вампиры умирают. Это казалось невозможным; ведь хозяева Морганвилля такие сильные, такие ужасные. Но было очевидно, что это правда. Мирнина разложение уже определенно затронуло; наверное, и Сэма тоже. Даже безупречная ледяная Амелия обречена. Это ведь хорошо, правда? Почему же ей так больно представлять себе Амелию, медленно сходящую с ума, как это происходит с Мирнином?

Клер велела сознанию на какое-то время заткнуться и зашагала по коридору.

Однако далеко не ушла. Повсюду были разбросаны вещи, и спустя мгновение она с ужасом узнала их.

— Боже мой! — прошептала она. — Это же пожитки Шейна.

Клер пришлось прокладывать себе путь между коробками и чемоданами. Игровая приставка тоже была тут, отключенная от сети и потому выглядевшая сиротливо; рядом с ней валялись контроллеры.

— Эй? Ребята? Что происходит? Есть тут кто-нибудь?

В конце коридора возник Майкл.

— Клер? Черт побери, где ты болтаешься?

— Я… задержалась в лаборатории, — ответила она, не так чтобы солгав. — Что случилось?

— Шейн заявил, что съезжает. — Майкл выглядел сердитым и огорченным. — Рад, что ты здесь. Я уж собрался отправиться на розыски.

Сверху доносился приглушенный гул голосов: высокий и резкий — Евы, низкий, рокочущий — Шейна. Потом и он сам спустился по лестнице, с коробкой в руках и с бледным, полным решимости лицом. При виде Клер он на мгновение заколебался, но потом продолжил спуск.

— Серьезно, придурок, какого черта ты вытворяешь? — закричала Ева, бросившись вниз и преградив Шейну путь. Он попытался обойти ее. — Эй, деревенский дурачок! Я с тобой разговариваю!

— Ты хочешь жить здесь, с ним. Прекрасно, — напряженно ответил Шейн. — А я ухожу. С меня хватит.

— Уходишь ночью? Ты что, больной на голову? Он сделал вид, что собирается обойти Еву справа, а сам метнулся влево.

И налетел на Клер. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, потом он сказал:

— Мне очень жаль. Я должен. Ты знаешь почему.

— Из-за отца? Или из-за предубеждения против Майкла?

— Предубеждения? Господи, Клер, можно подумать, это прежний Майкл. Но это не так! Он — один из них. Я по горло сыт этим дерьмом. Если потребуется, я нарушу какой-нибудь закон, и пусть меня посадят в тюрьму. Все лучше, чем жить здесь, постоянно видя его перед собой. — Шейн на мгновение остановился и закрыл глаза. — Ты не понимаешь, просто не понимаешь, Клер, потому что выросла не здесь.

— Зато я выросла именно здесь. — Ева подошла к нему. — И тем не менее с ума не схожу, как ты. Майкл никому не причинит вреда! В особенности тебе, псих ненормальный! Так что прекрати все это.

— Я ухожу.

— А как же насчет нас? — Клер по-прежнему преграждала ему путь.

— Хочешь уйти со мной?

Она медленно покачала головой. Его лицо исказила боль, но потом на нем вновь возникло выражение решимости.

— Тогда и говорить не о чем. И прости, если рушу твои иллюзии, но нет никаких «нас». Пойми меня правильно, Клер. Мы просто развлекались, но на самом деле ты не моего типа…

Майкл резким движением выбил коробку из рук Шейна; та полетела через комнату, упала на пол, заскользила, ударилась о плинтус и открылась. Из нее посыпались вещи.

— Не смей. — Он схватил Шейна за плечи и прижал к стене. — Не смей вести себя с ней неуважительно. Если хочешь, обращайся как последний козел со мной или с Евой — она может дать сдачи. Но не смей так поступать с Клер. Я тоже по горло сыт твоим дерьмом, Шейн. — Он замолчал, но чувствовалось, что гнев все еще пылает в нем. — Хочешь уходить, вали отсюда к чертям, но только сначала хорошенько вглядись в самого себя. Да, твоя сестра умерла, мама умерла, а отец — бешеный, одержимый дурак. Но это не значит, что твоя жизнь пошла прахом. Хватит изображать жертву. Мы терпели твои выходки, а ты продолжал выпендриваться, но теперь все, довольно. Я не допущу, чтобы ты и дальше скулил о том, какая ужасная у тебя жизнь по сравнению с нами.

Лицо Шейна стало сначала смертельно бледным, потом залилось краской.

И он ударил Майкла в лицо, со всей силой. Клер вздрогнула и отшатнулась, а Майкл будто и не заметил. Он просто стоял и смотрел в глаза Шейну, а потом сказал:

— Ты такой же, как твой отец. Жаждешь проткнуть меня колом, отрезать голову и похоронить на заднем дворе? Именно так поступают друзья.

— Да! — закричал Шейн ему в лицо.

В его глазах было что-то настолько пугающее, что Клер не могла двинуться, не могла даже дышать.

Майкл отошел к коробке, которую выронил Шейн, и взял из груды высыпавшихся вещей две. Остроконечный кол. Наточенный охотничий нож.

— Ты хорошо подготовился. — Майкл швырнул оба предмета Шейну, тот поймал их в воздухе. — Давай действуй.

Ева закричала и загородила собой Майкла, однако тот мягко, но решительно отодвинул ее.

— Давай, — повторил он. — Или сейчас, или позже — все равно этого не избежать. Ты хочешь уйти из моего дома, чтобы иметь возможность убить меня с чистой совестью. Зачем ждать? Давай, парень, сделай это. Я не буду сопротивляться.