— Перезвоню.
— Спасибо.
Стало спокойнее.
Ближе к обеду Ян не перезвонил, но прислал сообщение «Чисто. Благополучный, все стандартно». Варита вела себя заметно оживленнее и радостней. Улыбалась столько, сколько я за все прошлые дни не видела, а ее духовный розововолосый призрак был прозрачен и ни капли не пах. Как и у Элен, которая носила двух на спине — одинаково покойных в хорошем смысле слова.
— Скажи, Ева, а ты завидуешь?
За своими мыслями пропустила часть начавшегося неслужебного разговора.
— Чему?
— Кому — землячке своей. Шушукаются все о Нольде и Вальд, большинство женщин облазит от ненависти к ней, а меньшинство завидуют без злобы. Ты на каком фронте?
— Я в тылу. У меня теперь есть свой северянин, зачем чужие?
— Ну, белому рыцарю никто не ровня, признайся.
Если бы захотела ответить, не успела бы, вклинилась Варита:
— Элен, ты разве не видела? Евин ухажер похож на господина Нольда как брат, типаж очень во многом совпадает. Высокий, светловолосый. Присмотрись, когда он в следующий раз за Евой приедет. Тоже красивый, между прочим.
Элен коротко пожала плечами, отступая, и тема закрылась.
Я сходила в курилку, и все равно не могла избавиться от муторности на сердце. Правильно Нольд сказал, мне тут перетерпеть сегодня и понедельник, а потому у Троицы в клинике еще денька четыре, чтобы после официально открепиться по бумагам и забыть про Инквиз. Сюда я ходила на липовую практику, и, несмотря на то, что привыкла к опасному месту как к неопасному, с радостью уйду. Да, Валери меня подцепила, но теперь ее не упустит Нольд, и разговорить ее у него получится намного лучше, чем у «дурочки практикантки»… Отчего-то стала жалеть, что больше не увижу девушек, которых раньше едва выносила. Они менялись, они могли стать такими же нейтральными или чистыми, как стал Вилли, оживив своих призраков…
К концу рабочего дня Варита предложила посидеть в одном местечке, где можно к пирожным заказать некрепкий алкоголь, а потом доехать до ее дома — она хотела показать, где и как живет. Девушку подмывало на перемены. Стало казаться, что именно к этому своему рубежу возраста она подготовила много решительных шагов для жизненных поворотов: завести друзей, перестать отмечать праздники в одиночестве, научиться отдыхать и научиться пускать новое в привычный круг. Как людей, так и события. Я уверилась в этом уже без «казалось», когда по пути до метро Варита начала говорить о своих мечтах и целях. Ловля некромантов в список не попала ни на какой пункт, будто сама карьера Инквизора выпала.
В кафе мы болтали ни о чем, я не могла заставить себя съесть больше, чем ложечку бисквита, потому что запах от Серапиона отравлял все, и было чувство, что ем не торт, а нечто гнойное, что слабо отдает ванилью. Пила розовое вино, курила тут же за столом, выдыхая в сторонку, и поддерживала беседу больше смешками и кивками.
Подозрительно молчалив был и парень. И подозрительно тоже много пил и мало ел свой рулет — догадывалась, что его труп отравляет ему реальный вкус ничуть не меньше. Не нравилось мне все. Очень не нравилось!
— Не налегай, друг, ты так испортишь вечер.
— Да ладно, я же сам за себя плачу, и я не пьянею.
Первое — правда, мы настояли на том, чтобы Варита не разорялась, наоборот, ее счет взяли на себя. А второе — вранье, пьянел Серапион и довольно быстро. Голова и у меня кружилась от хмеля и табака, но, спасибо регенерату, быстро отходила. До следующего бокала и табачной палочки я успевала протрезветь.
Прислушивалась к поясной сумке и очень хотела, чтобы кто-нибудь позвонил и нашелся предлог разойтись. И быть подальше от Серапиона.
— Варита, я, наверное…
Но слова «не пойду к тебе, я устала» не договорила. Парень стал пьяно и нервно посмеиваться от поглаживания призрачных гнилых пальцев по горлу.
— Ты чего? Я же просто спросила, кем ты видишь себя в будущем?
— Да, никем… трупом.
— Странный ты сегодня. Случилось что ли чего?
— Моя девушка завтра замуж выходит. Вернее, уже не выйдет — я ее убил.
— Что за шутки? Сдурел такие вещи говорить?
Варита ужаснулась, и я принюхалась — смерти за ним нет, этот запах гнили от призрачного я бы отличила. Зачем соврал?
— Ладно, хотел убить… за то, что вильнула хвостом и убежала туда, где слаще. Там такой же бугай, типа вашего урода Нольда, по которому все сохнут. Пальчиком поманил, и шлюха тут же вытерла об меня ноги. — Он засмеялся и стал смотреть на Элен. — Что, скажешь, ты своего парня бросила, не потому что на другого с первого взгляда залипла?
— Мне жаль, Серап…
— Ой, Варита, милашка-монашка. Не надо мне твоей жалости… А ты, — пальцем указал на меня, — убери эту брезгливость с лица. Все вы одним перемазаны.
Встал и ушел. Я выдохнула, и Элен тоже:
— Не надо было дурака с собой брать. С самого начала все кислой рожей портил. Девичник лучше.
— Так он шутил или нет?
— Перепил он. Если бы на самом деле убил, вряд ли бы сегодня в Инквиз приперся, да и полиция бы за день выяснила самых подозрительных, к бывшему жертвы сразу на расспросить пришла. Фиг с ним… Ева, давай ты делись — кем видишь себя в будущем?
— Веселой и беззаботной старухой, которой никогда не надоест ее дед, а ему не надоем я, и в постели мы будем кувыркаться до девяносто!
— Фу…
Одновременно выдали смешок девушки и про Серапиона больше не вспоминали.
Дом Вариты — семейный. Небольшой особнячок в черте города, с маленьким садом позади и лужайкой перед крыльцом. Красивый, аккуратный, но слишком большой для одного. Квартал на грани с пригородом, весь для состоятельных и семейных. Обособленностью походил на «Хрустальный луч», но если Парис владел шикарными апартаментами для удовольствия, упоения роскошью, то здесь было место детям, собакам и житейским богатствам тоже. Район открыт — ходи, но чужаков замечали сразу, потому что гуляли здесь в основном только местные.
— Продать хочу, а никак. Содержать его дорого, наследство тает, а воспоминаний так много, расстаться нет сил. Пусть в нем случилось самое ужасное, что только могло случиться, но все хорошее перевешивает.
— А что тут случилось?
Элен тянула с этим вопросом, но все же осторожно задала его, когда уже зашли в просторный холл.
— Родителей грабители убили.
— Кошмар какой… так ты тоже сирота? Моих авария забрала.
Дом ювелиров оказался обставлен скромно, упор делался не на дороговизну мебели и редкие картины, а на удобство и целые стены семейных историй в фото. Я встала на колени на мягкий, провальный как хлопковая коробочка, диван и рассматривала галерею «Наш медовый месяц». Старые фото, молодая пара, море улыбок и юг — такой мой родной и жаркий юг побережья! Все залито солнцем!
— Варита, стены же не главное. Забери памятные вещи и в новую жизнь переезжай в новую квартиру.
— Думаю об этом. Если решусь, то в августе как раз выставлю на продажу — самый сезон показывать участок. Сад, цветы, самый приглядный получается.
Я махнула рукой:
— Никаких «если», ты решительная. Вот я в свои пятнадцать ни за что бы не подвиглась волосы в розовый покрасить!
— Откуда ты знаешь?..
— Где-то здесь на фото увидела… на какой-то из стен…
— Нет такого фото, Ева. Мне родители… за хороший выпуск класса обещали любое желание, и в розовый я покрасилась накануне… накануне… не фотографировалась я, и тем более не вешала снимок на стену.
Против такого никакие правдоподобные объяснения не спасут. Да и не придумать мне ничего за те секунды, что Варита и так недоуменно ждала.
— Откуда знаешь?
И ведь не спьяну сболтнула — уговорила в кафе бутылку розового вина, больше чем пол-литра, но давно трезвая.
— Можно тут закурить? Или на улицу?
Девушка заметила, как я увела глаза на ее призрака на плече. Духовный труп приподнял голову и взглянул на меня с мольбой! Я среагировала на шевеление, как любой другой человек — рефлекторно. Так всегда поворачивают голову на внезапный звук или как раз цепляют зрением чье-то спонтанное движение.