Троица подал голос:

— В клинике попытаюсь выяснить, что смогу.

— Мало быть осторожным. Если что, готовься каждый день, что придется покинуть должность. Дело ты себе найдешь и получше, чем обследовать трупы.

— Без сомнений.

Через какое-то время разговор иссяк, и Ян подошел. Наклонился:

— Не знаю, что с тобой сегодня, Ева, но перестань смотреть такими глазами. Затопляешь. — Шепнул еще тише, чем и так говорил: — Даже меня пробирает, хоть я тебе ни сном ни духом не муженек. Рехнулась так Нольда испытывать? Бегом в его машину, и вперед не садись, а то он еще вдруг вести не сможет. Троицу и Элен я сам развезу.

Думала, что Нольд сразу начнет спрашивать, как окажемся в салоне, но нет. Поехали молча и до дома добрались совсем поздно — в темноте и не разговаривая. Я все время держалась позади. Опять через другой подъезд, через крышу. Домой зашли, не зажигая света. Нольд закрыл двери в кухню и зал, ушел в спальню, плотно задернув в ней шторы и только в ванной включил свет, теперь это стало стандартной предосторожностью от тех, кто мог следить за квартирой с улицы.

— Ты на самом деле на меня злишься?

— Нет. Я злюсь на себя. Обманулся и заигрался в обычного человека… — Нольд глянул, и за пару секунд серую радужку поглотила голубая. Рыкнул: — Ева, не могу…

И кинулся.

Нашу первую близость на полу коридора я помнила только возвращением после. Наверное, тогда он был самым по-звериному беспощадным, и вот — теперь снова. Некромантское ощущение жизни ко мне не вернулось, забрав сознание в иной слой бытия, я осталась, как и Нольд остался в себе. Хрипел и кусался, хватал сильно и на пределе эгоистично. А рук не держал. Не сковывал. Распял на полу, порвав одежду и задавив весом — но все же любил, а не насиловал.

— Прости…

Нольд вздрогнул от боли, потому что я сразу приподняла голову и, дотянувшись зубами до плеча со всей силы его укусила. Кровь проступила через ткань рубашки, и второй раз так себя цапнуть он уже не дал, быстро увел руку и чуть отстранился.

— Иногда мне кажется, что ты больший зверь, чем я… острые зубы.

— Забыл, как предупреждала? Будешь испытывать чувство вины, загрызу в ответ так, что живого места не останется, ходи в шрамах.

Аквамарин не исчезал. Он едва заметно мерцал, делаясь особо заметными, будто голубизну разбавляли световые магические искорки. Нольд расслабленно выдохнул:

— Безумная некромантка. Глаза горят, а теперь и буквально — золотом… это из-за тебя меня так накрыло, это с тобой что-то. Что? Говори. Не выпущу, пока не скажешь в чем дело.

— Не сегодня.

— Сейчас.

— Я беременна.

— Для шутки и мести слишком безжалостно. В чем дело?

— Повторить, как глухому?

— Прекрати.

Он не поверил и голос дрогнул уязвимым и болезненным — обидой. На самом деле, будь это не правдой, более жестокого способа ранить Нольда не существует. Я не стала больше ничего говорить. Приобняв за голову и притянувшись, поцеловала в губы, почувствовав, как настороженно шевельнулись уши. А потом вдруг пальцы защекотало. Волосы у Нольда встали дыбом. Шевельнулись желваки, уши и шея погорячели, и русые недлинные пряди в миг взъерошились, сделав его лохматым. Он отстранился от меня резко, будто кто исподтишка за шкирку схватил, сел на пол, а я наконец-то смогла выбраться. Не сдержала улыбки — каким растерянным он выглядел: полураздетый, пришибленный шоком, смотрящий глазами распахнутыми и голубыми как два бездонных озера. Рубашка встопорщилась. Все телесные волоски, особенно заметные на голых ногах, тоже наэлектризовано стояли дыбом.

Думала будет трудно признаваться и видеть, как Нольд отреагирует, но оказалось легко. А зрелище полузверя в которого ударило молнией — неповторимо!

— Пойдем горячий душ примем. Одежду, кстати, даже не жалко — прощай инквизорский костюм, и ненавистные туфли в помойку!

Глава девятнадцатая

Все же зря — нужно было переждать день похорон, а уже потом обрушивать новость о беременности. Нольда лихорадило ночь, и я не была уверена, что он хоть на минуту смог заснуть. Утром побрился с порезами, а непросохшие волосы время от времени топорщились влажными прядками, и он тщетно приглаживал их обратно пальцами. Пять-десять минут и Нольд опять становился лохматым.

— Машину вести сможешь?

Кивнул. Выпил свой кофе, сварил вторую чашку, осушив ее в два глотка, и пошел обуваться. Он так ни слова и не произнес с самого моего признания, превратившись в немого и отрешенного от мира Нольда. Кажется, что внутренние разряды никуда и не ушли, и били его, что ни язык, ни волосы не хотели слушаться. А мой шок, наоборот, полностью затих. Мысль о том, что я стану матерью, органично влилась в сознание как само собой разумеющееся. Ничего удивительного в этом не было.

Мы прошли через крышу, с оглядкой добрались до черной машины с затонированными стеклами и поехали на кладбище. Одеты мы тоже были в черное — у Нольда костюм, а у меня платье до щиколоток и мягкие балетки. На плечи, чтобы укрыть голые руки, накинула темно-серую кофту с длинным рукавом.

У главных ворот уже стояло несколько автомобилей, а люди собрались у здания в глубине, из которого должны были выносить пустой гроб. Лёны там не было даже прахом от зомби, поэтому ритуал захоронения был сам по себе странен. Но так положено. Возможно, что внутрь положили личные вещи…

— Я сейчас должна держаться с тобой или идти к женщинам?

Посмотрела на Нольда, теряясь от вида трех групп уже собравшихся — пятеро мужчин отдельно, женщины отдельно, и глыба-мать у самой двери здания рядом с высоким одутловатым мужчиной. Явно не полузверем — те никогда, ни один, по природе полными не были.

— Это служащий кладбища или твой отец? Я должна к ним подходить чтобы высказать соболезнования? Нольд, да заговори ты уже — не хочу выглядеть хамкой, нарушая ваш этикет.

И он, наконец-то, подал голос:

— Сейчас — со мной, на церемонии держись женской половины. Да, это мой отец, но подходить не обязательно, и я сам не хочу.

— А те пятеро?

— Старшие братья матери.

Присмотрелась и не смогла понять — был ли кто-то из них на встрече на парковке? Да и важно ли это? Все равно подойти и поздороваться не могла ни с кем — никого по именам не знала.

Хельга Один приехала минут через пять после нас — подошла сперва к Алекс и ее мужу, потом кивнула представительницам кланов и мужчинам, а нас двоих поманила пальцем. И не осталась стоять на месте, а сошла с дорожки и завернула за угол — подальше от чужих глаз.

— Госпожа Один?

— Подойди ближе, мерзавец, и подставляй ухо.

Хельга роста не маленького, но Нольд выше, поэтому он наклонился и покорно дал себя за ухо схватить. Это или семейное, или ей капризы дозволялись, дергать взрослых мужчин, как мальчишек:

— Я знаю, что ты вот-вот сбежишь, сукин сын. И знаю зачем, знаю кого ловить собрался. Передай дословно — если она до полуночи не объявится сегодня у меня, я найду ее лично и убью уже по-настоящему, понял?

— Да. Передам…

Нольд взъерошился. Внутренний ток опять дал вспышку, взлохматив приглаженные волосы, и даже кожа на выбритых щеках и подбородке стала визуально шершавой. Будто щетинки разом решили на пол миллиметра отрасти.

— Все, исчезни! Ева пойдет со мной, перебьешься без жены до завтра. Брысь!

Нольд кивнул, коротко поцеловал меня в губы и ушел еще дальше за здание — вглубь кладбищенских высоких оград.

— Теперь ты мне объясни, что случилось, что он весь на дыбах? Позорище объявиться на похоронах с признаками бешеной радости, надеюсь, что заметить никто не успел…

— Я забеременела.

— Великая Матерь… дожила же до потрясений на свою голову. Некромантка родит щенка от мужчины-полузверя!

Удивительно, что Хельга так сразу мне поверила и даже не переспросила — с чего так уверена? Я уточнила:

— «Щенок» это оскорбительное слово или общепринятое?

Старуха залепила мне в лоб раскрытой ладонью. И я опять не поняла — если бы пощечина, то посыл ясен, а это что? Хельга выдохнула: