Как она находила людей, не видящих в своей жизни никакого другого выхода, кроме смерти? Как к ним попадала? Как чуяла? Или это тоже особый призыв, какой мы слышим от умерших и неупокоенных сквозь толщу земли? Спросить бы! И Морса ее фальшивого увидеть.
И еще хотела спросить у живой Лёны — чем ее мать так скрутила волю? За какое уязвимое место держала, что девушка не могла за себя бороться, а на все согласилась, не вырвавшись и не обратившись за помощью к брату? Что там настолько страшное, что от этого спасет только смерть?
Нольд утром коротко рассказал, как прошел вчерашний безумный день. В Инквизе он не был — семейные обстоятельства, а в больнице и с семьей провел почти все время, объясняя, что такие смерти уже не редкость. Тяжело было в закрытом морге, на глазах у всех женщин стаи распылять тело сестры. Фальшивое — но выглядело оно как живое, вплоть до теплоты кожи и каждой черточки. Признался, что наслаждался шоком матери, хоть едва держался от ненависти к ней. А Хельга Один пытала его взглядом и, кажется, догадалась, что Нольд не слишком убит горем от кровной невосполнимой потери.
К счастью, после практики не пришлось ждать время до встречи. Пришло сообщение с адресом, где Нольд меня уже ждал, и я полетела как на крыльях. И плевать, что опять без сопровождения — значит, не могли. Дала крюк обходными путями и с проверкой, — двадцать минут не так много, но могли стоить безопасности. Я не забыла о Валери, пусть и она вполне обо мне забыла!
— Сразу к Яну.
— А к песочнику? Я читала, что он очнулся — надо поговорить.
— Пару часов тренировки, потом туда.
Минут через десять пути Нольд напрягся. Я удвоила внимание и поняла, что он заметил за нами какую-то машину, которая не отстала даже после пары маневров в движении.
— Сектантка не прощает игнора? Соскучилась?
— Это не она и не ее люди. Не опасно, но очень не вовремя… — Он дотянулся до телефона, набрал и сказал в трубку: — Мы задержимся. Артур объявился.
Я не успела спросить «кто это?», как едва сброшенный звонок просигналил входящим.
— Да… я заметил. — Выждал, слушая. — Хорошо, следую.
Машина нас обогнала и Нольд пристроился в хвост.
— Объяснишь?
— Сын Хельги, Артур Один — двоюродный дед нашего Яна. Старший среди старших сыновей, Ева. Теперь тебя и меня хотят видеть мужчины стаи, пришлось согласиться.
Да, не вовремя… я и не думала, что еще придется знакомиться с кем-то из полузверей.
— Как мне себя вести? Что они хотят?
— Что хотят — узнаем. Веди себя так, как считаешь нужным.
Но я разволновалась. Женщины — одно, с мужчинами сложнее. Пока ехали, лихорадочно думала: матерей и сестер они почитали, а я пришлая, и с одного маху почтения к себе вряд ли заслуживаю.
— А как они относятся к женщинам вообще, не из стаи, обычным?
Нольд немного помрачнел, но без честного ответа не оставил:
— Ева, пойми… из-за магнита к большинству воротит, вольные редки и доступ к телу дают не по любви. А потребность есть, в нашем случае сильная. Вы — зло, от которого мы зависим, которое жаждем и ненавидим из-за собственного же влечения. Мужчины в стае разные, адекватных, спокойных много, но есть и отдельные — высокомерные и презрительные. Артур из таких, да и по многим другим причинам меня от него воротит… Не воспринимай ничего на свой личный счет, хорошо? Ты моих собратьев пожалела, и не зря. Думай об этом.
— Я должна рядом с тобой стоять или позади? Спросят, отвечать или ты от имени нас обоих говоришь, как глава семьи? Правила есть? Вдруг ляпну что, ты позора не оберешься?
— Ева, — Нольд успокаивающе улыбнулся, — за меня можешь совсем не переживать. Веди себя так, как считаешь нужным, и не волнуйся.
Ладно, действительно — встреча и встреча.
Мы заехали в финансовый район, полный офисных высоток и парковок, а вслед за машиной, и на подземную стоянку одного из массивных зданий. Догадывалась, что Артур приехал еще с кем-то, но не ожидала, что как только вышли мы, из десятка других припаркованных заранее автомобилей появились по двое, а то и по трое мужчин! Много!
С первого взгляда, пусть и беглого, считала — насколько каждый в своем статусе. Одежда, походка, положение головы — власть. В той или иной сфере, сила рангов и высокого положения, непробиваемая уверенность авторитетов. И поразительное сочетание сверх цивилизованного вида с дикой и звериной волной, что шла впереди на много шагов от всех.
Мужчины подошли ближе, встали свободным полукругом, разновозрастные, стильные — кто в строгом, а кто в не слишком строгом, большинство очень крепкие физически, разномастные по цвету волос и типажу западников и северян. Восточников и южан — ни одного.
Нас окружила стая. С единственным вожаком — самым матерым хищником Артуром Одином. Он подошел к нам ближе всех.
При взгляде на пожилого мужчину с белыми седыми волосами. Артур в своем возрасте был сух, высок, и никак не немощен, наоборот, — сцепись старик с любым из молодых полузверей, я бы ни карточки не поставила на победу последних. Сила из него искрила как невидимая, но ощутимая кожей гроза.
— Прими наши соболезнования, Александр. Тяжелая и невосполнимая утрата для вашей семьи и всех кланов. Елена была прекрасна и стояла на пороге полной жизни, ее смерть будет расследована со всей тщательностью, и виновник от наказания не уйдет. Обещаю.
— Я принимаю соболезнования, Артур.
— К убийствам причастен некромант. И сейчас мне уже не кажется твой выбор служить в Инквизе столь глупым. Мы все недооценивали нелюдей, брезгуя падалью, и упустили опасность развития их черных свойств. Теперь расплачиваются все, и потеря затронула нас.
Нольд спокойно сказал:
— Один представитель — не повод развязывать межвидовую войну. Все некроманты не несут ответственности.
— А завтра? А через год? Каждого носителя нужно передушить сейчас, пока чума не перекинулась на всю падаль, а мир не заполонили трупы. Поздно будет говорить про ответственность.
— Ты слишком мало знаешь о них, и, как следствие, боишься непонятного. В тебе говорит страх, а не разумная предусмотрительность, Артур.
Глаза старика зло полыхнули голубоватыми огоньками. Не как у матери, у той глубокая синева, а здесь обычный для полузверей аквамарин. Нольд сказал, что думает, невежливо задев словом «страх» мужчину, явно неведающего страха. Но, разве он не прав? Смерти боятся все, и люди-животные не исключение, какими бы свирепыми ни были.
Артур не огрызнулся, наверное, счел ниже своего достоинства осаждать молодняк на глупых оговорках. Перевел глаза на меня, улыбнувшись тонко и очень не добро. Оскалился, не показывая зубов.
— Поговорим о другом. Кого ты посмел привести в стаю?
— Еву Нольд.
— Я не спрашивал ее имени. Волк может жрать овец и даже сношать одну, но называть женой и приравнивать к волчицам — бесчестье.
Я не повернула к Нольду головы, чтобы увидеть лица, но резкую ярость почувствовала по изменившемуся воздуху рядом. И без замкнутого пространства вдруг я ощутила — морозное в его чистоте обожгло кожу и оледенило так, что волоски на руках зашевелились. Едва удержалась, чтобы не сцепить их в зябком жесте — смотрелось бы так, будто я себя устыдилась. А это не правда, я разозлилась тоже.
Некроманты — падаль, а лично я — овца. Трудно следовать совету не принимать на свой счет подобные оскорбления. Нольд выдержал тон спокойным:
— В тебе опять говорит страх непонятного, иначе бы ты выбрал слова повежливей, Артур. Если в своей жизни ты познал только овец, сочувствую узости вкуса. Мир животных разнообразней.
Искры опять полыхнули, ноздри едва заметно дрогнули и голос старика глухо зарокотал:
— Ну, расскажи тогда, что за капкан между ног у этой девочки, что ты попался, как вшивый пес, и покорно сунулся в ошейник? Моя мать уже выжила из ума, раз допустила подобное унижение…
— Господин Один, — не выдержала и подала голос, — от вас разит такой завистью, что я сейчас задохнусь. Ваши собратья моложе, и то — мудрее, молчат. Помилосердствуйте.