Меня будто кипятком облили, с ног до головы, а потом ледяную прорубь скинули. Два дня? Наедине с Ершовым? Кто-нибудь, верните мой кислород!

— Попробуем.

— Я наготовлю вам всего. Первое, второе, компот. Только ешьте, — она взволнованно кусала губы, и не подозревала, что волнуюсь в миллион раз больше.

— Когда вы уезжаете?

— В среду, с самого утра. Отправим вас в школу и помчимся. Вернемся в четверг. Нормально все будет?

Я ж откуда знаю нормально или нет! От одной мысли, что кроме нас двоих ночью в доме никого не будет, мне становилось не по себе. Не страшно, но настолько волнительно, что пульс разогнался до максимума.

— Найдете чем себя занять? — не унималась Анастасия Сергеевна.

— Да. Конечно, — приходилось стараться, чтобы голос не дрожал, — с утра школа, потом у меня репетиторы до самого вечера. Максим…думаю, тоже скучать не будет.

Она с сомнением кивнула:

— Присмотришь за ним если что?

Боюсь, он уже вышел из того возраста, когда были нужны няньки и воспитатели, но на всякий случай киваю.

— Кстати, — я потянулась за булочкой, — где все?

Настя расцвела в смущенной улыбке и в полголоса произнесла:

— У них сегодня «мужской день».

— Это как?

— Слава с утра взял Максима под крыло. Сначала снег позвал чистить, потом в гараже чего-то ковырялись, потом в тренажерный зал спустились. Я не лезу. Пусть общаются. Очень надеюсь, что найдут общий язык, — она подняла обе руки со скрещенными пальцами и с надеждой посмотрела на меня, — хоть бы, хоть бы.

— Ммм, — протянула я, задумчиво кусая булочку, — хоть какой-то толк от этих тренажеров будет. А то стоят, пылятся.

После завтрака я помогла Насте навести порядок, немного посидела в гостиной, а потом пошла к себе. Мне нужно было побыть одной, разобраться со своими сумбурными мыслями, которые все как одна крутились вокруг скорого отъезда родителей. Что же будет? У меня даже дыхание обрывалось, стоило только представить…

С дыханием стало совсем плохо, потому что из ванной комнаты навстречу вышел Максим. С взъерошенных мокрых волос вода стекала на белое полотенце, небрежно наброшенное на плечи. Он был босой, в одних спортивных черных брюках, каким-то чудом державшихся на бедрах так низко, что были видны косые мышцы и темная полоска волос, идущая от пупка вниз.

Только не пялиться! Только не пялиться! Ни на кубики пресса, ни на проклятый пупок, ни на рельефную грудь! Вообще никуда! Я кое-как заставила себя не опускать взгляд ниже его плеч… Плечи тоже красивые, так и хочется прикоснуться. Капец!

— О, а вот и сестренка проснулась! — усмехнулся он, единственной фразой ломая мой внутренний покой, — как голова? Болит? Хреново выглядишь.

— Иди ты к черту! — я метнулась к двери.

Ершов рассмеялся и перегородил дорогу.

— Куда торопишься?

— От тебя подальше! Отойди.

— Как скажешь, — он отступил, но стоило мне шагнуть к двери, как в нее уперлась крепкая рука. Сначала с одной стороны, потом вторая — с другой.

Я стояла, не в силах шевельнуться, чувствуя, как он стоит сзади, смотрит на меня, улыбается. Той самой улыбкой, от которой дрожь вдоль позвоночника и ватные колени.

— Уже в курсе, что родители сваливают? — спросил Макс склоняясь ближе.

— Конечно, — я фыркнула, — то же мне новость.

— Боишься, Белка? — вкрадчиво спросил он.

Я боялась покраснеть до кончиков волос, а еще того, что он услышит, как грохочет мое сердце и догадается о том, какие мысли бродят у меня в голове.

— Мечтай больше! — огрызнулась, отпихивая его от себя.

Ладони тут же обожгло, будто притронулась к раскаленной печке, а Ершов многообещающе подмигнул и ушел к себе, напоследок продемонстрировав черные крылья.

Оставшиеся дни до отъезда родителей Максим вел себя примерно. Школа-дом, дом-школа. Я даже засекла его за столом с учебником. Не знаю, читал ли он по-настоящему, или смотрел в книгу — видел фигу, не разберешь, но факт оставался фактом. Мой сводный геморрой притих, и я очень надеялась, что впредь оно так и будет.

Не давало покоя только то, как он на меня смотрел. С усмешкой, будто оценивал. Этот взгляд напрягал и одновременно будоражил, и с каждой минутой, приближающей нас к среде, я все больше нервничала.

Как все пройдет? Будем сидеть каждый в своей комнате и молчать? Или поговорим? А о чем? Может, фильм посмотрим? Романтическую комедию? Пфф, где Макс и где романтика. Скорее триллер или ужасы. Я буду жмуриться, испуганно пищать и прятаться, уткнувшись ему носом в плечо, а он как всегда будет надо мной посмеиваться…

— Так! Дети! Ведите себя хорошо! Если что звоните, — Настя бегала по дому как заведенная и очень волновалась.

— Насть, успокойся. Они не младенцы. Справятся, — папа меланхолично наблюдал за ее сборами. — Нас не будет чуть больше суток. Не паникуй. Что за это время может случиться?

— Да что угодно! — нервно засмеялась она и бросила быстрый взгляд на Макса. Тот сидел в наушниках и ни черта не замечал, что творится вокруг, равнодушно уминал бутерброды, попутно листая страницы соцсети в телефоне.

В школу он как обычно сваливал раньше меня, строго по расписанию, чтобы успеть на утренний автобус. Мне торопиться было некуда, поэтому я позволила себе еще одну кружку кофе.

— Ну, давай, дорогая! — Настя обняла меня за плечи, притянула к себе и, пока нас никто не слышал, прошептала, — если что, разрешаю тебе хорошенько его пнуть. Звони, не стесняйся.

— Хорошо, — я смущенно улыбнулась и вышла на крыльцо.

Зима никак не хотела сдавать права. Было морозно. Утренний сумрак еще не рассеялся, пар от дыхания белыми причудливыми облаками поднимался кверху и медленно растворялся в воздухе. Поселок уже проснулся: шумели машины, выкатывающиеся из гаражей, за забором проскрипели чьи-то быстрые шаги, у кого-то вопил одинокий петух.  Моя машинка стояла уже чистенькая и готовенькая. Отец, как всегда, позаботился обо мне и все подготовил, мне оставалось только сесть за руль и катить в школу, что я и сделала.

День выдался каким-то суматошным. Две самостоятельных, нормативы по физкультуре, гигантская очередь в столовой. Думать о предстоящем вечере просто было некогда. И это радовало, потому что за последние дни я так себя умудрилась завести, что одно упоминание Ершова приводило меня в состояние неконтролируемого трепета. Я себе уже такого успела нафантазировать, что любое, даже мимолетное соприкосновение взглядами приводило к микроинфаркту.

Макс вел себя прилично. Даже исправил свою первую двойку на четверку с минусом, каким-то образом очаровав старую учительницу. Прохвост. Но обаятельный, когда сам того захочет.

После уроков я заскочила домой, чтобы переодеться, а потом понеслась к репетитору. Впереди меня ждало четыре часа непрерывных занятий, и я надеялась, что хоть это поможет отвлечься от мыслей о сводном брате.

Так и вышло. Индивидуальная программа была непростой и мне приходилось прикладывать массу усилий, чтобы с ней справиться. А по-другому никак, так что ворчать и жаловаться смысла нет. Вперед и с песней.

От репетитора я выползала в состоянии свежевыжатого лимона. Хотелось лечь, вытянуть лапки и бездумно смотреть в телек, перещелкивая каналы, но вместо того, чтобы поскорее отправиться домой, я решила покататься по городу. Потому что было страшно, настолько, что в животе скручивались горячие пружины. А может это не страх? Может это предвкушение? Дикое, неправильное, но такое желанное?

Почему-то я была, уверена, что в отсутствии родителей Макс будет другим. Интересно, что он скажет, когда я приду? Как отреагирует? Как посмотрит? Подойдет ли так близко, что я услышу, как бьется его сердце. Поцелует ли?

Проклятье. Мне хотелось, чтобы Макс меня поцеловал. До дрожи, до темных кругов перед глазами. И плевать, что он сейчас с Иркой. Она сама заявила, что в любви, каждый сам за себя.

В любви? Я серьезно так подумала?