Слева и справа за створками доски скрипели мелом одноклассники, а я была в центре, на виду у всех.

Пялюсь в билет, но чувствую на себе чужие взгляды. Неприятные, злые, мстительные. Почему-то пересыхает во рту, а стук сердца становится неровным, отрывистым.

Понимаю, что мне нужно собраться, взять себя в руки и не обращать внимания на других, но не получается. Поднимаю взгляд и первым делом натыкаюсь на ухмыляющуюся Ирку, потом на девчонок, которые тоже побывали у меня дома. На Меньшова. На их лицах нет и отголоска прежних дружеских чувств.

Смотрю на эти лица и внезапно понимаю, что не знаю о чем говорить. Все что с таким трудом выучила, просто испарилось из головы. Раз и нет. Чистый лист.

Из глубины поднимается паника. Густая, липкая, противная.

Молчание затягивается, смешки становятся все отчетливее, а выражение лица Ирины Станиславовны все строже. Наконец, ей надоедает ждать:

— Яна, ты готовилась?

— Да, — блею не своим голосом.

— Тогда отвечай.

Я разжимаю потную ладонь, в которой лежит скомканная бумажка, и с ужасом понимаю, что не могу прочитать вопросы. Строчки прыгают, буквы путаются местами, смысл ускользает

— Плохо, Яна! Уж от кого, от кого, а от тебя я такого не ожидала, — сказала химичка, по-своему расценив мое молчание.

Я сама в шоке от сковавшего меня ступора. Сколько не пытаюсь, не могу выдать ничего разумного. Щеки наливаются жгучим румянцем, голос окончательно пропадает, дышать получается через раз.

— Садись, Яна, — Ирина Станиславовна недовольно поджимает губы и делает пометку в электронном журнале, — два. Ты меня очень разочаровала.

Я не помню, как добралась до своего места. Села, голову в плечи втянула, сжавшись как мышь. Ладони сдавила между колен, пытаясь справиться с нервной дрожью.

Двойка. У меня никогда не было двоек. Я отличница. Я пашу как проклятая, часами пропадаю у репетиторов, ночами напролет учу. А тут два.

Да что за день такой?!

Мне еле удалось дождаться конца урока. Такое чувство будто на стул подсыпали раскаленных гвоздей, а со всех сторон летят ядовитые стрелы чужих взглядов. Колет, жжет и дико хочется провалиться сквозь землю от стыда.

Ирка то и дело довольно хмыкала и вообще светилась от радости, как начищенный пятак. Я такого счастливого лица не видела у нее с восьмого класса, когда родители ей подарили дорогущий телефон.

— Задержитесь на минуточку, — произнесла класснуха, когда прозвенел звонок, — Обращаю ваше внимание, что в конце марта у нас состоится ежегодная конференция по экологии. Как всегда от класса три человека. Я отправляю Лемешева, Ковалеву и…Левину.

Снова сердце ударилось о ребра и ухнуло вниз. Я была уверена, что Ирина Станиславовна выберет меня! Я даже готовиться начала заранее! Материал собирала, иллюстрации рисовала, а теперь получается, что все зря?

Мне нужно было прояснить этот вопрос прямо сейчас, поэтому вскинула руку.

— Яна, можешь не тянуться, — строго сказала классная руководительница, — ты сегодня меня очень разочаровала! Выступать будет Ира, у нее в отличие от некоторых двоек нет.

Да, у Левиной нет двоек, но и хорошими оценками она не блещет! А у меня до сегодняшнего дня не было плохих отметок. Что ж из-за одной ошибки так наказывать?

— Она не хотела участвовать, — я предприняла еще одну попытку переломить ситуацию в свою пользу.

— Ну раз она не хотела, то может отказаться, и тогда, я подумаю, кого выбрать на ее место.

— Почему это не хотела? — тут же встряла Ира, — очень даже хотела. Участвовать в конференции такая огромная часть. Я давно об этом мечтала.

Вот гадина! Она сама на той неделе высмеяла меня, когда я поделилась, что жду эту конференцию. Сказала, что туда только ботаников приглашают. А теперь, значит, это огромная честь? Предел мечтаний?!

— Тогда тема закрыта. Все, класс, можете идти.

Одноклассники повскакивали со своих мест и начали собираться, а я сидела как пришибленная, сжимала кулаки и дышала сквозь стиснутые зубы. Кровь кипела, пульс зашкаливал.

Еще чуть-чуть и взорвусь.

Ирка не торопилась уходить. Складывала тетради в сумку и фальшиво напевала песню о том, как прекрасен этот мир, а когда Ирина Станиславовна скрылась в лаборантской, «подруга» нагнулась ко мне и тихо прошипела:

— Выкуси, Белецкая! — после чего одарила меня сияющей улыбкой и ушла.

Из класса я выходила последняя. И снова это чудовищное ощущение, что со всех сторон смотрят только на меня. Наверняка, слух о моем позоре уже разлетелся по всей школе. Конечно, Яна Белецкая провалилась в голосовании, опозорилась у доски, была облаяна классной руководительницей и лишена возможности участвовать в конференции. Как тут не смотреть? Не злорадствовать?

Скорее по привычки, чем из-за необходимости, я отправилась в столовую. Отстояв приличную очередь, взяла на раздаче компот и плюшку, и на автомате двинулась к нашему обычному столику, но чем ближе подходила к нему, тем сильнее дрожал в руках поднос.

Никто за столом даже не посмотрел в мою сторону, только Сашка рыжий демонстративно поставил рюкзак на стул, показывая, что свободных мест нет. По крайней мере для меня.

На негнущихся ногах я побрела дальше. Кругом полно народу, все занято, кроме самого дальнего столика у выхода. На нем красовалось липкое компотное пятно, и крошки, а сам стол шатался от каждого движения, впрочем, как и стул.

Место для неудачников.

Аппетита не было, но я заставляла себя жевать несчастную плюшку, даже не чувствуя ее вкуса.

Впервые мне было настолько плохо в этой школе. В одночасье она превратилась из довольно приятного места, в мрачную темницу, где из каждого угла неслись насмешки и колючие взгляды. Очень хотелось расплакаться, но и этого мне не удалось сделать, потому что проходящие мимо пятиклашки с грохотом опрокинули поднос.

От неожиданности я вздрогнула и опрокинула на себя компот.

Дурацкий день продолжался.

Домой я приехала выжатая, как лимон. Ни сил, ни настроения, ни желанья видеть чужие лица. Планировала просто спрятаться у себя в комнате и вдоволь погоревать о своей подмоченной репутации, но попала на очередной скандал.

Я жаловалась отцу на вчерашний разгул у нас дома, и Леху предупредила, чтобы молчал — боялась, что из-за произошедшего родители поссорятся, как того и добивался Ершов.  Однако скрыть бедлам и не удалось. Настя будто почувствовала, что дома творится что-то неладное и приехала на несколько часов раньше, оставив отца разбираться со своими рабочими делами. Естественно, Макс не успел все убрать и теперь огребал по полной.

Они были так увлечены друг другом, что не заметили моего возвращения. Я затаилась в прихожей, понимая, что сейчас им не до меня, прижалась к стене и слушала.

— Я же предупредил, что ко мне придут. Что не так?

— Предупредил? Ты сказал, что к тебе зайдет пара друзей!

— Получилось чуть больше.

— Максим, ты устроил дома не пойми чего! Все разворотил! Наверняка Яну перепугал, — лютовала Анастасия Сергеевна, — соседи сказали, что вчера даже полицию кто-то вызвал, чтобы вас разогнать!

— То же мне полиция! — пренебрежительно фыркнул Макс, — хрен подставной!

За Леху стало обидно. Ничего он не подставной! Самый настоящий полицейский. Честный и порядочный! И вообще Ершову повезло, что у меня такой дядя, иначе бы вызвала участкового и разговор был бы совсем другим.

— Как ты вообще мог такое устроить? Только все начало налаживаться! Что теперь Слава скажет?

— Мне все равно! — огрызнулся Ершов, — он мне не отец!

— Хочешь, чтобы я тебя отправила домой, к папаше? Этого добиваешься?

— Ну так отправь. Не буду мозолить глаза и мешать вашей идиллии, — зло выплюнул он и выскочил из гостиной.

— Максим! — прокричала мама ему в спину, но Макс даже не обернулся.

Я вжалась в стену, когда он остановился в холле, свирепо глядя по сторонам и сжимая кулаки.