Вставало и садилось солнце, подмигивала изумрудным глазом Ближняя звезда, дул ветер, то прохладный, то жаркий, гнал по небу облака и тучи, падали теплые недолгие дожди, и дорога вновь струилась под копытами Даута, временами прямая, как древко копья, или петляющая среди горных отрогов, переброшенная по мостам над реками, прячущаяся в ущельях и тоннелях, протянувшаяся серой каменной лентой от города к городу, где она неизменно распадалась на озера площадей, протоки улиц и паутину переулков. Из Онинда-Ро Тревельян перебрался в местность, называемую Пятиречьем – здесь по великой западной равнине текли пять крупных медленных рек, сливавшихся на протяжении тысячи километров в одну гигантскую, что несла свои воды через Верхний и Средний Понс к Запроливью и Мерцающему морю. Но в Понс он не свернул, а направился на юго-запад в небольшую страну Шии, граничившую на юге с Тилимом и Сотарой. От Пятиречья и Сотары ее отделяли отроги Кольцевого хребта, ставшие для Шии божьим благословением; в доимперскую немирную эпоху горы хранили от вражеских нашествий, так что Шии не сделалась провинцией Сотары и не попала в клыки владык Пятиречья, жадных до чужих земель. Теперь эти беды и страхи остались в далеком прошлом; Империя, гарант стабильности и нерушимости границ, поддерживала здесь такие же порядки, как в Этланде, Хай-Та, Пибале и других восточных странах. Посты, сигнальные вышки и воинские лагеря встречались с прежней регулярностью, а между ними стояли пилоны, и каждое второе изречение напоминало о казнях, которые ждут нарушителей мира.

С Тилимом, лежавшим между Сотарой и прибрежным Шо-Ингом, Шии традиционно связывали добрососедские отношения. Дело не в том, что тилимцы отличались меньшей воинственностью, чем сотарцы, – как раз наоборот, в древности они точили клинки и секиры по любому поводу, и без повода тоже. Но рубеж с Тилимом не имел естественных препятствий вроде гор и рек, так что жители Шии поступили мудро, выбрав себе повелителем принца из младшей ветви тилимского правящего дома. Его потомки, став королями, помнили о беззащитном рубеже и мощи Тилима, превосходившего Шии величиной раз в десять, и брали в супруги только тилимских принцесс, дабы укрепить трон и династию выгодными родственными связями. Теперь это тоже стало частью прошлого, так как в Тилиме, Шии и большинстве западных стран, быть может, повсюду, кроме Шо-Инга, правили короли-полукровки, метисы, происходившие от древних законных владык и самых знатных нобилей Семи Провинций. Их женщины были по-прежнему красивы, а что до мужчин, носивших иногда местные тилимские, иногда имперские имена, то бакенбарды росли у всех, хотя уже не темной масти, а светлые или рыжие.

Но Тилим отличался не только красотою женщин и храбростью мужчин. Пользуясь земными аналогиями, эксперты ФРИК обычно сравнивали его с Францией в последние десятилетия перед Столетней войной, когда держава Людовика Святого и Филиппа Красивого была на пике своего могущества. Что до Тилима, то он давно уже не воевал, но оставался самой богатой, самой просвещенной и самой притягательной из западных держав. Этому способствовали и плодородие его земель, и роскошь древних городов, и пышные, изысканные празднества, и процветающие искусства, но более всего – центральное расположение среди западных стран и проходившие через Тилим торговые пути. Купцы и богатые горожане были здесь в таком же почете, как местная аристократия, и браки между этими сословиями не являлись редкостью. Если же говорить о самом примечательном в Тилиме, то славился он вином, которое конкурировало с торвальским, ювелирными и стеклянными изделиями, тканями, гобеленами и коврами, картинами, что рисовались на пергаменте особой выделки, а также мастерством своих танцовщиц. Это был отдельный класс, такой же, как гейши Японии и куртизанки Рима, женщины свободные, искусные в любви, прошедшие долгое обучение и нередко весьма богатые. Они не только украшали жизнь мужчин в самом Тилиме, но и являлись важным предметом экспорта.

Тревельян, однако, ехал сюда не развлекаться, а по той причине, что через Тилим и его великолепную столицу Ферантин лежала прямая дорога к Княжествам Шо-Инга и побережью Мерцающего моря. Там он хотел нанять небольшое суденышко и выйти в океан на поиски острова Великого Наставника. Если остров существует, а не является мистической фантазией Орри-Шана, он будет найден! Как именно, Тревельян еще не знал и не пытался строить планы поисков, ибо ситуация была неясной в главном и основном моменте: почему этот участок суши, окруженный водой, не попал под объективы орбитальных спутников.

В принципе, найти корабль для этого похода можно было в торговых городах Запроливья, в Островном Королевстве и в самом Удзени, но подходило не всякое судно, а такое, которое Тревельян мог полностью контролировать. Экипаж – не больше пяти человек, которым, в случае бунта, можно внушить уважение бичом и кулаком; размеры – с океанскую яхту, плюс вместительные трюмы, плюс надежность, необходимая для плавания в океане, плюс прямое парусное вооружение и быстроходность. Такие суда были только в Шо-Инге; обычно их владельцы занимались контрабандой и мелким грабежом в Запроливье, Торе, Пини-Пта и других приморских странах. Да и люди в Княжествах были лихие и не боялись, как другие моряки, выходить в открытый океан.

Но на пути к Шо-Ингу Тилим не минуешь, а попав сюда, никак не проедешь мимо Ферантина. Так что в один из дней Тревельян приблизился к северным вратам тилимской столицы, где звучали трубы и развевались флаги – видимо, по случаю какого-то праздника. Не желая попасть в сумятицу перед воротами, он разыскал постоялый двор на въезде в город, перекусил, оставил Даута в конюшне жевать зерно, посадил на плечо Грея и собрался прогуляться.

Постоялый двор был полон приезжих, что, вероятно, являлось обычной ситуацией для Ферантина. Невысокие смуглые люди, светловолосые, быстрые в движениях, распрягали и поили лошадей и, перекликаясь высокими звонкими голосами, таскали хозяйский багаж; их господа в ярких облегающих одеждах пили вино на террасе, командовали слугами да присматривались к девушкам, разносившим подносы и кувшины. Среди этой суеты особо выделялись пара десятков мужчин с востока, возницы и торговец, сопровождавший груз; их громоздкие телеги, забитые плотными серыми свертками, стояли в углу двора, резко отличаясь от пассажирских фаэтонов и щегольских экипажей тилимцев. Тревельян, проходивший мимо, остановился, бросил любопытный взгляд на восточный товар и приподнял брови. Китовые пузыри, несомненно! Шесть фургонов, полных китовых пузырей! Разумеется, то был не тот караван, который встретился ему в Этланде; с тех пор прошло достаточно времени, чтобы дважды пересечь материк. Куда же везут эти рыбьи потроха? И кому? Возможно, по прежнему адресу?