– Сюда! – Зеленоглазая хлопнула о покрывало, но Тревельян сел на самый край, подальше от ее нагих коленок.

– Госпожа желает послушать историю моих скитаний?

– Желает, но не сейчас.

Он подергал ленточки в своих бакенбардах.

– Прекрасная ночь, не правда ли? Звезды как глаза красавиц, запах цветов – как аромат их дыхания, а музыка, что доносится с озера, как их переливчатый смех… В такую ночь я мечтаю о том, чтобы воспарить в небеса и окунуться в звездный свет, смыв разом все грехи, все плотские желания, все…

Принцесса нетерпеливо шевельнулась.

– Обещаю, что ты туда попадешь, прямо в звездное око Таван-Геза. Вот этим путем. – Она приподняла краешек туники и раздвинула бедра.

«Этой птичке зубы не заговоришь. Знает, чего хочет», – прокомментировал командор.

«Маленькая развратная дрянь!» – откликнулся Тревельян, а вслух сказал:

– Ах, моя госпожа, то, что я вижу, требует песни, и я сейчас ее спою. Уверен, тебе понравится. Я могу петь без своего инструмента.

Брови Лианы-Шихи сошлись на переносице. В зыбком пламени свечей она выглядела лет на десять старше, и выражение ее лица не сулило ничего хорошего.

– Ка-акие песни, рапсод? Ты здесь не ради песен!

– Я знаю, зачем я тут, – проникновенно сказал Тревельян. – Но видишь ли, моя зеленоглазая владычица, дело между мужчиной и женщиной не сводится к кувырканью в постели. Если ограничиться постелью, теряешь самое приятное и драгоценное – восторг души, нашедшей родственную душу. Твой наставник Тургу-Даш не говорил тебе об этом? Тогда позволь мне объяснить. Я расскажу тебе о робком взгляде и нежном касании рук, о песнях и цветах, что предназначены любимой, о первом поцелуе и…

Звонкий голосок Лианы-Шихи вдруг сделался хрипловатым и резким:

– Ты, рапсод, красив, но разума у тебя не больше, чем у лесного паца! Тургу-Даш научил меня читать, писать и считать, а теперь учит древней истории, и в других поучениях я не нуждаюсь, ни его, ни твоих! Я хорошо считаю, и мне известно, что бывает с человеком, если разделить его напополам. Хочешь, чтоб это случилось с тобой? Или желаешь вместо моей постели попасть в другое место?

– От другого места я бы не отказался, – молвил Тревельян. – Разлука сохраняет свежесть чувств. Ты поймешь это, когда немного остынешь.

Принцесса набросила покрывало на голые ноги и хлопнула в ладоши. Теки-Гах возник как из-под земли.

– Лат-Хора ко мне! С его стражей!

«Идиот! – прорычал командор. – Эта принцесска – племянница наследника! Для тебя – прямой ход в имперские Архивы, не говоря уж о связях в высшем обществе! Что тебя останавливает? Ты ведь переспал с Чарейт-Дор? Или я ошибаюсь?»

«Чарейт-Дор мне нравилась, а эта юная стриптизерша – нет».

«Но твоя миссия…»

«Сейчас у меня внеслужебное время, – сообщил Тревельян. – На этом давай закончим».

В павильоне появился мужчина зрелых лет с лицом значительным и важным. Его одеяние свидетельствовало о поспешности сборов, но главное он не забыл: большой, свисавший с шеи медальон с драконом являлся знаком власти над провинцией. Правителя сопровождали Теки и четыре воина в полном вооружении.

– Я здесь, моя госпожа. – Лат-Хор склонил голову. – Чего ты желаешь?

– Чтобы этого рапсода отправили в Висельные Покои! – Принцесса ткнула в Тревельяна изящным пальчиком. – Пусть его посадят в яму с пацами, и пусть он сидит там два… нет, три дня! Пусть сидит дольше, если я о нем забуду. – Она подняла взгляд к звездам и сморщила носик. – Я еще не решила, забуду или нет.

– Будет исполнено, – сказал Лат-Хор. – Какое обвинение я должен ему предъявить?

– Разве нужны какие-то обвинения?

– Да, моя драгоценная гостья. Тебе, конечно, известно, что так полагается по закону. И обвинения должны быть серьезными, иначе не оберешься хлопот с Братством Рапсодов.

Зеленые глаза сверкнули.

– Что мне до них!

– Думаю, тебе будет неприятно, если рапсоды откажутся петь в твоем доме. И в любом другом, где ты окажешься среди гостей. Представь такую картину: ты входишь во дворец Ниган-Таша, твоего почтенного родича, где собрались Нобили Башни с сыновьями, дочерьми и женами, где блещут праздничные огни и звучит музыка – ты входишь, песни и музыка смолкают, и рапсоды удаляются. И все знают почему! Не очень приятно, да? Так что нам необходимо обвинение.

«Мудрый человек этот Лат-Хор, – заметил Советник Тревельяна. – Умеет воспитывать молодежь!»

Принцесса натянула покрывало до плеч и призадумалась. Потом, фыркнув, промолвила:

– Я обвиняю его в насилии!

– О! – Правитель мельком оглядел Тревельяна. – А на вид такой приличный юноша! Значит, насилие… Куда же глядели твои стражи? И когда он успел штаны натянуть? Ну, не важно… Но за насилие – даже за мысль об этом, учитывая твою благородную кровь – положена не яма с пацами, а малый крюк. Вот в это место. – Лат-Хор ткнул себя повыше пупка. – Он будет умирать примерно с Восхода до Заката. Наверное, ты захочешь послушать, как он кричит?

Лиана-Шихи содрогнулась:

– Нет! Нет, да помилует меня Заступница! Пусть будет яма с пацами! За дерзость!

– Хмм, дерзость… это вполне подходит. Пошли, рапсод! Вы, – правитель повернулся к стражам, – следуйте за нами на расстоянии десяти шагов. Когда я скажу, приблизитесь и отведете его в Висельные Покои. Приятной ночи, моя госпожа.

Он повернулся и вышел, подталкивая Тревельяна перед собой.

Висельными Покоями в Семи Провинциях и сопредельных странах именовалась тюрьма, бывшая одновременно и местом экзекуций. В Империи преступников не жгли на кострах и не рубили им голов или конечностей, не топили и не сажали на кол, а исключительно подвешивали. Эти казни были разнообразными и в зависимости от вины вели к быстрой и безболезненной кончине либо смерти мучительной и долгой. В первом случае вешали за шею или на крюк, пронзавший сердце, во втором казнимый висел вниз головой или крюк втыкали под ребра, в пах и другие места, чтобы дорога к Оправе не показалась слишком легкой. Что до орудий казни, то столб и веревка всегда оставались столбом и веревкой, а вот крюки были разные, большие, средние и малые, тупые и острые, гладкие и с зазубринами. Но коль угроза крюка миновала, то Тревельян о нем не думал, а лихорадочно пытался вспомнить, что же такое яма с пацами. Вспомнил наконец и помрачнел. В яму, собственно, сажали узника, а сверху водружалась клетка с решетчатым полом, и сквозь него продукты жизнедеятельности пацев валились вниз, прямо на голову страдальцу. Это сопровождалось визгом и радостным воем – пацы были умными зверюгами и умели развлекаться.