— Почему ты на меня так уставился? — заерзал под моим взглядом поехавший ученый и сел, обхватив руками колени.

— Сосредоточься, — я вставать не спешил, потому что уже потерял счет этим возвращениям к моменту нашего появления в этой комнате. Мы только из этого чертова музея возвращались пять раз, по крайней мере. Работающие образцы в большей своей части были живыми в прямом смысле этого слова, и активировались, нападая на живой организм, находящийся, если я все правильно сейчас рассчитал, на расстоянии ближе, чем в метр, поэтому по залу надо идти осторожно друг за другом. Про то, чтобы начертить какую-нибудь своеобразную линию на полу, которая служила бы ориентиром, эти гении-убийцы почему-то не додумались. Со временем, если в петле времени этот каламбур уместен, я начал относиться к возвращениям философски. — В вашем музее ужасов представлены экспонаты, которые не являются смертельно опасными?

— Крысюки Игнатовские, — сразу же ответил Егоров.

— А как же твои уверения о том, что ты не знаешь того, кто поиздевался над бедными мутировавшими крысками, и создал крысюков-Пикачу?

— Кого? — Егоров часто-часто заморгал, я же только сжал губы, которые превратились в тонкую линию.

— Крысюков, которые молниями швыряются и командуют всеми остальными путем ментального воздействия!

— А, этих крысюков, — Егоров задумался. — Да нет, я не мог такого сказать. Я же знаю, что их Игнат вывел. Все пытался дар привить совершенно инертной особи. Но только упустил парочку во время эксперимента. А вот то, что их кто-то размножил и довел до совершенства, стало для нас огромной загадкой. Игнат был буквально зациклен на том, чтобы дар воткнуть в живой организм, все говорил, что крысюки — это только первый этап, только крысюки не хотели дар в себе приживать полноценно, поэтому самым его успешным образцом был кролик, и после получения удовлетворительного результата он хотел попробовать разработанный метод на людях.

— Я в курсе, — прошипев сквозь зубы, я покосился на замершую и вцепившуюся в перила Эльзу. Да, милая, для этих ненормальных мы всего лишь особая разновидность крысюков. — Я надеюсь, кроликов вы нигде не потеряли чисто случайно в рамках эксперимента?

— Нет конечно, единственный рабочий экземпляр должен находиться где-то здесь. Или нет. Нет, скорее всего, где-то в Твери. — Он задумчиво нахмурился, пытаясь видимо вспомнить, где еще в границе Российской Империи находятся их склады-музеи. Надеюсь, их не много, и никто о них не знает. А то, если кто-нибудь выпустит скрещенный вирус гриппа с ветрянкой и подправленный бешенством, которые эти мудаки умудрились намешать, то от планеты вряд ли что-то останется. И это только то, что показано в музее в открытом, так сказать, доступе.

— Кроме крысюка Игната, что там находится?

— Много чего, — Егоров опять задумался. — В основном все-таки Игната образцы. С материей он любил работать. Есть кусок Черной материи, которую Евгеше удалось воссоздать…

— Стоп! Что там есть? — я почувствовал, что у меня глаза на лоб полезли. — А какого гребанного хрена вы, чмыри лабораторные, все эти образцы не уничтожили?

— Да ты что, — Егоров покрутил пальцем у виска. — Они же уникальны. А специфическая документация на складе хранится. Так что даже при утере, можно образцы восстановить! — он поднял вверх указательный палец. Да уж, конспирологи. Но до конца все-таки понятно не было, почему и зачем они все же хранили рабочие образцы, если по ним есть детальная документация и инструкция по сборке. Чтобы понять ход их мыслей надо быть таким же двинутым уродом. Но, к счастью, если местный Савельев мог стать таким, то мне это точно не светит.

— Как еще можно попасть в дом? — я вспомнил мумифицированное тело без каких-либо опознавательных знаков, поэтому не хотелось, чтобы кто-то узнал об этом ящике Пандоры, который совершенно, абсолютно и категорично открывать было нельзя.

— Через дверь, — Егоров так спокойно пожал плечами, что мне его опять захотелось треснуть.

— Так просто? — тихо спросил я.

— Ну, да. Отсюда-то все равно только при помощи телепорта можно выбраться. Они где-то были здесь. Точно говорю, Евгеша наверняка где-то спрятал на складе рабочий образец и…

— Кстати, пока ты во вменяемом состоянии, ответь мне, а почему ты дар не призываешь? — перебил я его, потому что про склад мне было известно, только за пять ходок в него я так и не смог попасть.

— Я что больной? — Егоров поднялся с пола и поправил свои дурацкие очки на лбу. — Это же одесский склад. Тут нельзя дар призывать, может защита сработать и активировать некоторые образцы. И все, — он развел руками. Ну, понятно, начнешь магичить, получишь куском слизи в лоб, и не сумеешь до дверей или окна добраться, чтобы петлю временную активировать. Так, скорее всего, с тем бедолагой произошло, который на лестнице мумифицировался. Тогда как он собирается активировать телепорт? Ладно, доберемся до места, увидим.

— Пошли, и ластами шевели, пока ты в форме надо до склада добраться уже, в конце концов, — вскочив на ноги, я пошел вслед за Егоровым, который довольно бодро принялся взбираться по лестнице. — Кстати, Егоров, давно уже хотел спросить, а как ты нашего жука-шпиона в своей чудной канализации дезактивировал?

— Так это твой жук был? Раньше надо было сказать, — буркнул Егоров, я же только глаза закатил. Конечно, это же элементарно, особенно учитывая, что мы понятия не имели об этом Робинзоне канализационном. — Обычным шокером. Я его сделал на основе выделенного источника дара крысюков. Уникальная вещь, знаешь ли. Особенно, когда начинает соединяться с твоим собственным даром, эффект становится уникальным.

— Не понял, как ты сделал шокер, который еще и на расстоянии работает? — я помотал головой, даже не пытаясь представить правильный ответ.

— Вшил кусочек изолированного источника под кожу в височной области, конечно, — шедший впереди меня Егоров покачал головой, словно удивляясь моей тупости.

— Конечно, как же иначе, и как это я сразу не догадался, все ведь на поверхности лежит, даже напрягать извилины не нужно. Зато понятно, почему твоя протекшая крыша свернулась окончательно, — пробормотал я, заходя в зал. Эльза стояла возле стены, с ужасом глядя на витрины, но хотя бы не кричала. Видимо, временная петля все-таки влияет не только на меня. Просто я помню все наши прыжки туда-сюда, а она на подсознательном уровне. Может быть даже дежавю испытывает. — Эл, идем строго за Егоровым, и ничего не трогаем, ни к чему не прикасаемся, даже не дышим в сторону витрин.

— Я и не собиралась, — я пропустил Эльзу впереди себя и теперь замыкал наш своеобразный отряд.

На этот раз нам удалось пересечь проклятый музей, и выйти, наконец, на лестницу, ведущую непосредственно к складу. Перед массивной дверью, напомнившую мне дверь, ведущую в школьный подвал, мы остановились. Егоров принялся чертить какие-то странные узоры на дверном полотне, бормоча себе под нос что-то неразборчивое. Я напряженно наблюдал за ним, пытаясь, если не запомнить алгоритм его действий, то, хотя бы понять его. Мало ли что может произойти в дальнейшем. Однако, вопреки моим опасениям ничего сверхординарного не произошло. Раздался щелчок открываемого замка и дверь приоткрылась.

— А как же постулат о неиспользовании дара в одесском доме? — сквозь зубы процедил я, понимая, что обычным способом эту дверь будет не открыть.

— Так я и не призывал дар, — Егоров нахмурился, подозрительно на меня косясь. — Я просто вспоминал порядок действия при открытии замка, если бы я что-то напутал, то сработало бы несколько ловушек, которые были настроены на неправильный алгоритм. Ты же сам его разрабатывал, — прищурился он.

— Егоров, что нас ждет внутри? — спросил я его, придержав рукой дверь, уже не обращая на его заскоки внимания, но отмечая, что досконально этот самый алгоритм я не запомнил, поэтому ученого надо держать рядом, чтобы не произошло ничего непоправимого, по крайней мере, я сомневаюсь, что если бы сработали эти самые ловушки, то мы бы смогли добраться до какого-нибудь окна, чтобы вновь прокрутить время назад.