– На лице генерала Рэтлифа солнечные блики, – сказал Джеф.

Уоррен поправил на окне занавеску.

– О'кей, все в порядке. Все прекрасно выглядят. Скажешь, когда будешь готова, Энди. Джил, что звук, как уровень?

– Звук в норме.

– О'кей. Энди?

– Готова. – Она облизнула пересохшие губы.

– Ну, поехали.

Энди запнулась на первых же словах, и им пришлось начинать снова. То, что она делала сотни раз, теперь представлялось невероятно сложным. Всегда естественная, раскрепощенная перед камерой, теперь Энди ужасно нервничала. Ничего удивительного тут нет! Все из-за Лайона. Сидит рядом в комнате, придирчиво оценивает каждое ее слово, каждый жест.

Майкл Рэтлиф оказался отличным собеседником для интервью. Он отвечал пространно, не дожидаясь наводящих вопросов. Энди считала, что, беря интервью, необходимо дать человеку возможность говорить свободно, задавая при этом как можно меньше вопросов. Ведь зрители хотят слушать не ее, а того, кто дает интервью, а репортер своего рода лишь церемониймейстер, который вводит знатного гостя в гостиные телезрителей.

Для первой получасовки Энди ограничилась вопросами только о личной жизни генерала: о детстве, образовании, о начале службы в армии.

– Вы ведь не коренной житель Техаса, однако живете здесь со времени выхода в отставку.

– Я родился в Миссури, там прошло мое детство. Мой отец был продавцом мороженого.

Генерал рассказал несколько смешных историй из жизни своих родителей и единственного брата, который умер в тридцатые годы.

– И все же, что заставило вас поселиться в Техасе?

– Ну что ж, я расскажу вам об этом, Энди.

Не обращая внимания на камеру, он говорил с ней так, словно они были наедине. Обычно она помогала своим собеседникам чувствовать себя перед камерой свободно и непринужденно, но здесь ее помощь не требовалась.

Генерал рассказал о том, как впервые вместе с другом приехал в Техас поохотиться на лося, сразу влюбился в холмы, усеянные валунами, речушки с подземными ключами и решил, что обоснуется здесь после выхода в отставку.

Уоррен сделал Энди знак, что их время подходит к концу, но генерал ничего не заметил.

– И удалось вам добыть лося?

Он рассмеялся:

– Нет. Я никогда не был хорошим стрелком. Можете спросить у Лайона. Я, так сказать, всегда попадал в молоко. Мои сослуживцы безжалостно высмеивали меня. Они говорили, что, если солдаты под моим командованием стреляли бы так же хорошо, как их генерал, мы никогда не победили бы в войне.

На этой ноте Энди завершила первое интервью.

– Потрясающе! – Джеф выключил камеру.

Лайон, осторожно пробравшись среди кабеля и осветительных приборов, подошел к креслу отца, чтобы помочь ему пересесть в каталку.

– Он нам нужен еще на пять минут, Лайон, – попросила Энди. – Мы должны сделать реверсирование.

– Это еще что?

Она объяснила ему, что, когда задействована только одна камера, после интервью оператор должен отснять того, кто задавал вопросы.

Она повторит некоторые из них, но генералу не придется отвечать, он просто должен сидеть к оператору спиной. Потом редактор смонтирует пленку таким образом, что в кадре сначала окажется Энди со своим вопросом, потом генерал ответит на него, и все получится как в настоящем интервью.

– Потрясающе! – Джеф выключил камеру.

– Монтаж настолько аккуратен, что зрители ничего не подозревают, – закончила свое объяснение Энди.

– Отец, ты в порядке?

– Да, сын. Я уже давно не испытывал такой радости и волнения. Когда во время войны я давал интервью, то имел дело с толпой фотокорреспондентов. Иногда я давал интервью на радио. Но это совсем другое дело.

Энди была рада, что генерал получает от их работы удовольствие, но ее волновал нездоровый румянец на его щеках. Лайон тоже забеспокоился. Она быстро и без ошибок прочитала вопросы, и через несколько минут они закончили съемку. Тони выключил осветительные приборы. Энди поднялась с софы.

Осторожно сняв с генерала микрофон, Джил занимался с Энди, стараясь не помять ее платье.

– Ты настоящая профи, милая. – Джеф крепко обнял Энди и смачно поцеловал ее в щеку.

В это время Лайон помогал отцу пересесть в кресло-каталку, но выходки Джефа он не пропустил.

Во время съемок ребята не курили из уважения к генералу, теперь же они буквально бросились на веранду, чтобы получить необходимую порцию никотина.

Энди опустилась на пол рядом с креслом генерала Рэтлифа и с благодарностью посмотрела на его морщинистое, в старческих пятнах лицо.

– Спасибо. Вы были великолепны.

– Мне это доставило удовольствие. Я думал, что вы переменитесь, когда заработает камера. Станете жесткой, требовательной, но вы остались такой же, как всегда, любезной, приятной леди. И меня это не удивило.

Она поднялась и поцеловала его в щеку.

– Вам лучше отдохнуть. Завтра мы вернемся к работе.

Съемка началась поздно, поэтому только к ужину ребята закончили упаковывать аппаратуру. Как и все операторы, Джеф обращался со своей камерой, точно с младенцем. Тони спрятал свои осветительные приборы в металлические ящики, а Джил – микрофоны в коробки, выложенные внутри тканью.

Радуясь, как мальчишки, что будут жить рядом с настоящими ковбоями, они отправились ужинать во флигель. Генерал ужинал в уединении в своей комнате, Энди и Лайон – в столовой.

– Ты довольна тем, как прошло сегодня интервью? – спросил он, нарушая тяжелую, давящую тишину, царившую в комнате с начала ужина.

– Да. Твой отец ведет себя поразительно естественно перед камерой. Нам часто приходится напоминать интервьюируемым, чтобы они говорили со мной, а не с камерой. С непривычки человек непроизвольно смотрит в камеру, но твой отец не обращал внимания ни на камеру, ни на свет. Он просто мечта для журналиста-телевизионщика.

– Похоже, твои ребята любят тебя.

Энди почувствовала, что за этим утверждением кроется гораздо больше, чем просто констатация факта.

– Мы уже много лет работаем вместе. Иногда мне приходится работать с другими группами, но это моя самая любимая команда. Все они очень хорошие профессионалы.

– Угу.

Энди так резко поставила стакан на стол, что вода пролилась на скатерть.

– Что это значит?

– Ты о чем?

– Это твое двусмысленное «угу».

– Тебе показалось, – сказал он с такой притворной искренностью, что ей захотелось закричать. – Если ты услышала в моем «угу» нечто большее, значит, твоя совесть нечиста.

– Ошибаешься.

– Тогда чего ты кричишь?

Его безмятежность привела ее в бешенство.

– Скажи Грейси, что сегодня я отказываюсь от десерта, – прошипела она, вскакивая со стула.

Уже у двери ее нагнал веселый голос:

– Приятных снов, Энди.

То, что он повторил ее же собственные слова, подслушанные из разговора с Лесом, до такой степени взбесило ее, что она больше не могла сдерживать свое бешенство. Энди резко обернулась.

– Иди к черту, Лайон, – сказала она елейным голоском и вылетела вон из комнаты.

Следующий день прошел успешно, хотя не без шероховатостей. Накануне вечером ребята выпили слишком много пива и теперь страдали от последствий. Но Энди не боялась, что это отразится на работе. Был случай, когда после бурной пирушки они сняли настоящий шедевр.

Генерал Рэтлиф вел себя так же раскованно, как вчера. На этот раз съемки проходили в оранжерее, где Энди впервые повстречалась с ним. Джеф снимал при естественном свете и только изредка, когда это было совершенно необходимо, просил Тони добавить освещения. Он даже разрешил оставить включенным вентилятор на потолке.

Было только одиннадцать часов утра, когда Джеф выключил свою камеру.

– Вот это да! Все прошло без запинки. Жаль, что этот фрагмент такой короткий. По-моему, вы оба только начали разговариваться.

– Если хотите, Энди, я с радостью готов продолжить, – удивил ее генерал.

– Я не хочу, чтобы вы переутомились.