Он мерил комнату шагами, и каждое его слово больно ранило Энди. Вот он снова остановился и посмотрел на нее.

– Ну почему ты так хороша, если ты неприкосновенна? А? – Его ярость испугала Энди. – Ты свела меня с ума в первую же минуту, как я тебя увидел, но отныне держись от меня подальше.

– Что?! – воскликнула она, забыв о страхе. – Я? Подальше от тебя? Может быть, ты еще скажешь, что это я затащила тебя к себе? Или пришла в твою спальню с утра пораньше?

– Нет, ты пришла ко мне среди ночи в светящейся насквозь рубашке.

– А ты был голый!

– В своей собственной постели. Я не прокрадывался в твою комнату, как это сделала ты.

– Ты ведь знаешь, почему я это сделала! Я всего лишь хотела предупредить тебя об опасности. Что ж, прости меня за это!

– Ты могла бы надеть халат и пораньше! – заорал он в ответ.

– В спешке я об этом не подумала.

– Ладно, в следующий раз подумай.

– Следующего раза не будет.

– Правильно. Лучше не подходи ко мне.

– Чудесно! – крикнула она, но он уже хлопнул дверью.

Энди стояла посреди комнаты и смотрела на дверь. Ей казалось, что вместе с Лайоном из комнаты вышел весь воздух. И почему у нее красные глаза? Как она объяснит это ребятам?

Энди бессильно опустилась на кровать. Слова Лайона жгли раскаленным железом. Просидев так довольно долго, она наконец собралась с силами и спустилась вниз.

Парни встретили ее радостными воплями.

– Извините меня, – сказала Энди, обнимаясь со всеми по очереди. – Что-то попало в глаз, и понадобилась целая вечность, чтобы избавиться от соринки, – соврала она, чтобы хоть как-то объяснить, почему у нее такие красные, припухшие глаза.

– Джеф, это будет очень заметно на пленке?

– Ты выглядишь просто потрясающе! Кто обратит внимание на покрасневшие глаза?

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Лайон. Преодолевая внутреннее напряжение, Энди старалась вести себя как можно естественнее; Она представила ему членов съемочной группы.

– Это Джеф, наш оператор.

Когда Джеф сказал Энди, что она выглядит потрясающе, она восприняла его слова всерьез. Он был известным дамским угодником, а его камера служила ему своеобразным пропуском в амурный рай. Хотя кинокамерой теперь никого не удивишь, тем не менее она не потеряла своей мистической притягательности. И даже Джеф вовсю пользовался своим преимуществом, не упуская ни одну хорошенькую женщину. Энди очень жалела его милую, покорную жену, терпеливо дожидающуюся его дома, пока он разъезжал по командировкам. Как-то еще давно он пытался испробовать свои чары на Энди, но она ответила ему, что не намерена способствовать супружеской неверности. Так что его преувеличенные восторги были всего лишь игрой на публику.

«Интересно, ее так же жалели, когда Роберт надолго уезжал?» – подумала Энди. Последнее время у них было все неладно, и он, вероятно, искал утешения на стороне.

– Джеф, очень приятно.

Лайон пожал ему руку:

– Лайон Рэтлиф.

– Это Джил, наш звукооператор.

Джил был добрым парнем, который в жизни никого не мог обидеть. Он так хорошо делал свою работу, что о нем почти забывали. Он долго, преданно и безнадежно любил Энди, и попроси она у него звезду с неба – непременно бы ее достал.

– Тони займется светом.

Их осветитель был вечно чем-то недоволен – вероятно, потому, что ему надо одеть и накормить шестерых детей. Но он был настоящим кудесником света и тени.

Последним был ассистент. На его долю выпадала работа, которую сделать было необходимо, но ни у кого не было для этого ни времени, ни сил. Уоррен, с виду скелет, обтянутый кожей, обладал силой буйвола и ловкостью обезьяны. Ему не раз приходилось карабкаться на деревья, переходить вброд реки, пробираться сквозь густые заросли кустарника. Порой он рисковал жизнью, помогая снять необходимую сцену или записать звук.

– Я вижу, Грейси уже накормила вас. – В ответ раздался стон. Лайон рассмеялся: – Вероятно, завтрак был слишком плотным.

Энди просто диву давалась. Однако! Каким вежливым он может быть! Неужели только она одна вызывает у него неприятие, доходящее до враждебности?

– Чувствуйте себя как дома. Потом вас проводят во флигель. Если вам чего-нибудь нужно, скажите миссис Мэлоун, и она даст мне Знать.

Миссис Мэлоун.

Итак, с другими – но не с ней – он доброжелательный, гостеприимный хозяин. «Да, – будто говорила его самодовольная улыбка, – я могу быть милым, когда сам этого захочу, но с тобой, Энди, быть милым не желаю». От обиды и огорчения Энди до боли закусила губу.

Первые неприятности начались с того, что Джил обнаружил неисправность в шнуре микрофона.

– Даже не знаю, в чем дело, – примирительно сказал он, когда вспыльчивый оператор наорал на него. – Почему-то не поступает питание.

– А в Кервилле можно найти такой шнур? – спросила Энди.

– Не знаю. Попробую. Если ничего не выйдет, мне придется поехать в Сан-Антонио.

– Тогда возьми фургон. Пока тебя не будет, мы приготовимся к съемкам первой сцены. А как только вернешься, сразу приступим к работе.

Энди немного волновалась за генерала. С утра, в костюме и при галстуке, он уже был готов к работе, как они и договорились накануне вечером. Если бы они начали с утра, то вторая половина дня и вечер остались бы в распоряжении генерала, он смог бы отдохнуть и набраться сил для завтрашнего интервью. Если делать одну получасовку в день, им понадобится довольно много времени, чтобы отснять всю серию. В любом случае она не будет торопиться и сделает все возможное, чтобы уберечь Майкла Рэтлифа от переутомления.

Когда Энди увидела генерала в гражданской одежде, она не смогла скрыть разочарования. Генерал будто прочел ее мысли:

– После отставки я не заказывал новый мундир, а те, что у меня сохранились, – сорокалетней давности, к тому же изъедены молью.

Мне бы хотелось остаться в этом костюме.

– Если вам так больше по душе – прекрасно, – с готовностью согласилась Энди. – К тому же, – лукаво улыбнулась она, – в мундире, думаю, вы были бы уж совсем неотразимы, и я бы перепутала все свои вопросы.

Наконец вернулся Джил. К счастью, он нашел необходимый шнур. Пока он возился с аппаратурой, Энди поднялась к себе в комнату, чтобы сделать «съемочный» макияж. Она собрала волосы в легкий пучок и надела элегантное платье цвета слоновой кости и серьги с жемчугом в тон к нему.

Когда она появилась с блокнотом под мышкой, команда приветствовала ее оглушительным свистом. Поклонившись, как оперная примадонна, Энди сделала медленный пируэт. Очутившись в исходной позиций, она встретилась взглядом с Лайоном. Его лицо напоминало застывшую маску, в глазах читалось осуждение.

– Вижу, вы наконец в своей стихии, миссис Мэлоун.

Его судейский тон раздражал ее больше, чем звук железа по стеклу. Она не отказала себе в удовольствии съязвить:

– Да, в своей стихии.

– Я рад за вас. Не дай бог – вы останетесь без работы и лишитесь вашей «сцены».

– Смею надеяться, этого не произойдет, мистер Рэтлиф. Не волнуйтесь за меня, – ответила она вызывающе.

Он понизил голос:

– Речь идет о вашей жизни, мне волноваться не о чем. – Он посмотрел на нее с явным неодобрением и направился в гостиную к отцу.

Генерал Майкл Рэтлиф сидел в кресле, исполненный достоинства. Энди присела на краешек софы рядом с его креслом. Подошел Джил. Чуть отклонившись назад, Энди дала ему возможность укрепить микрофон за вырезом платья. Краешком глаза она увидела, как Лайон напряженно следит за руками Джила. На лицах оскорбленных деспотов можно увидеть менее зловещее выражение.

– Подправим-ка цвет, – сказал Джеф, ни к кому не обращаясь. – Энди, почему у тебя бледный вид? А где техасское солнце?

– Вчера шел дождь, – рассеянно ответила она, принимая из рук Уоррена косметический набор.

Непроизвольно Энди посмотрела на Лайона, и на долю секунды их взгляды скрестились поверх нагроможденной аппаратуры, превратившей уютную гостиную в телестудию. С трудом переключив внимание на косметичку, Энди принялась накладывать румяна, но зеркало дрожало у нее в руках.