— Не знаю. Наверное, и то и другое, — грызя ноготь, признается Элли. — Я думаю, что мой… что Джон, возможно, уйдет от жены.
Молча женщины подходят ко входу в Примроуз-Хилл, Дженнифер останавливается и спрашивает:
— Дети есть?
— Да, — не глядя ей в глаза, отвечает Элли.
— Это огромная ответственность.
— Я знаю.
— Знаете и немного напуганы.
— Я хочу быть уверена, что поступаю правильно, — неожиданно для самой себя говорит Элли. — Что это стоит той боли, которую я причиню другим людям, — добавляет она, понимая: Дженнифер — единственный человек, кому она осмелилась сказать об этом.
Что же такого есть в этой женщине? От нее ничего не скроешь. Дженнифер внимательно смотрит на Элли, и та отчаянно желает, чтобы она вынесла ей оправдательный приговор. Элли вспоминает слова Бута: «Ради тебя мне хочется стать лучше». Ей тоже хочется стать лучше. И не думать о том, какие фрагменты этой беседы она включит в статью, а какие нет.
Благодаря многолетнему опыту работы консультантом Дженнифер приобрела своего рода мудрую беспристрастность. Когда она наконец заговаривает, Элли сразу чувствует, как тщательно Дженнифер подбирает слова:
— Я уверена, что вы со всем справитесь. Просто вам нужно честно поговорить друг с другом. Даже если это причинит боль. И возможно, вы получите не те ответы, которые вам хотелось бы услышать. Вот о чем я подумала, перечитывая на прошлой неделе письма Энтони, после того как вы ушли. Это не игрушки. Ни до него, ни после я ни разу не встречала мужчину, с которым могла бы говорить настолько искренне и честно, — вздыхает Дженнифер, заходя вместе с Элли в парк и начиная подниматься по тропинке, ведущей на вершину холма. — Но для таких, как мы, Элли, не существует оправдательного приговора. Возможно, в будущем вы обнаружите, что вина играет в вашей жизни куда большую роль, чем вам бы того хотелось. Говорят, страсть возникает не просто так, и что касается любовных треугольников, то боль испытывают не только протагонисты. Могу вам сказать, что до сих пор испытываю чувство вины перед Лоренсом. Я все время пытаюсь оправдать себя, но, с другой стороны, я прекрасно вижу, что вся эта история принесла боль всем нам. Но… самое большое чувство вины я испытываю перед Энтони.
— Вы собирались рассказать мне, чем все закончилось.
— Что ж, Элли, боюсь, хеппи-энда не будет, — грустно говорит Дженнифер.
Она рассказывает о безуспешной поездке в Африку, о долгих поисках, о полном отсутствии вестей от мужчины, который раньше все время рассказывал ей о том, что с ним происходит, и о новой, одинокой жизни в Лондоне.
— И это все?
— В двух словах.
— И за все это время у вас… у вас больше никого не было?
— Ну, Элли, — улыбается Дженнифер Стерлинг, — я ведь тоже человек. Но должна признаться, что такой эмоциональной близости у меня больше не было никогда. После Бута мне ни с кем не хотелось сближаться по-настоящему, для меня существовал только он, и я это прекрасно понимала. К тому же у меня была Эсме, — снова улыбается она. — Дети — удивительный источник утешения.
Они поднимаются на вершину, откуда открывается прекрасный вид на северную часть Лондона. Глубоко дыша, они смотрят на далекий горизонт, прислушиваются к едва доносящемуся шуму машин, крикам хозяев, выгуливающих собак, и возгласам расшалившихся детей.
— А можно еще один вопрос: почему вы так и не закрыли абонентский ящик?
— Думаю, вы сочтете это глупостью, — немного подумав, отвечает Дженнифер, облокачиваясь на железную скамейку, — но мы дважды потеряли друг друга — разошлись всего на несколько часов. Я чувствовала, что просто обязана использовать любой шанс. Думаю, закрыть этот абонентский ящик для меня было бы равносильно признанию того, что все и правда закончилось, — пожимает плечами она. — Каждый год я говорю себе — хватит. Время проходит мимо, а я даже не замечаю. Но я так и не смогла сделать это. Наверное, убедила себя, что это всего лишь невинная слабость.
— То есть на этом все и закончилось? На его последнем письме? — спрашивает Элли, показывая рукой куда-то в сторону Сент-Джонс-Вуд. — Он вам больше не писал? Но как же вы выдержали неизвестность? Вы же так точно и не узнали, что с ним стало.
— На мой взгляд, было два варианта: он мог умереть в Конго, но об этом я не хотела даже думать. Или, что более вероятно, он очень сильно обиделся на меня, решил, что я никогда не уйду от мужа, что мне наплевать на его чувства. Думаю, ему пришлось очень нелегко, когда он пытался вычеркнуть меня из своей жизни во второй раз. К сожалению, тогда я даже не понимала, насколько нелегко… а потом стало уже слишком поздно.
— Вы никогда не пытались найти его? Нанять частного детектива? Дать объявление в газету?
— Ну что вы, я бы не стала. Если бы он захотел, то сам бы узнал. Я должна была уважать его чувства, — отвечает Дженнифер, грустно взглянув на Элли. — Знаете, нельзя заставить человека снова полюбить тебя, как бы тебе этого ни хотелось. К сожалению, иногда для этого уже слишком… слишком поздно.
Здесь, наверху, довольно ветрено. Ветер находит любую щель, задувает за воротник, поэтому Элли поглубже засовывает руки в карманы и спрашивает:
— А что бы с вами случилось, если бы он снова нашел вас?
Впервые за весь разговор у Дженнифер Стерлинг на глаза наворачиваются слезы. Она смотрит вдаль и, едва заметно качая головой, отвечает:
— Знаете, сердца разбиваются не только по молодости, — а потом начинает медленно спускаться вниз, чтобы Элли не видела ее лица, но у нее все равно сердце кровью обливается. — Элли, я давно усвоила один важный урок: «если бы» — это очень опасная игра.
Давай встретимся. Цел. Д.
Может, позвонишь? Цел.
Мне нужно о многом тебе рассказать. Надо увидеться.
«Персивальс» на Дерри-стрит. Завтра в час. Цел. Д.
«Персивальс»? Это на тебя непохоже.
Ну и? Я последнее время сам себя удивляю. Цел. Д.
Элли сидит за столиком, покрытым льняной скатертью, просматривает записи, которые успела на скорую руку сделать в метро, в глубине души понимая, что не сможет написать об этой истории, а если не напишет, то ее карьере в «Нэйшн» — конец. Дважды за последние сутки ей приходило в голову отдаться на милость пожилой дамы, все ей объяснить и на коленях умолять дать разрешение написать о ее несчастной любви. Но оба раза у нее перед глазами вставало лицо Дженнифер Стерлинг, а в ушах звучали ее слова: «Знаете, сердца разбиваются не только по молодости».
Перед Элли стоит белая фарфоровая тарелка с блестящими оливками, но у нее совершенно нет аппетита. Если она не напишет эту статью, Мелисса ее уволит. Если напишет, то Элли не уверена, сможет ли она работать как раньше, да и вообще жить с чистой совестью. Ну почему же рядом нет Рори? Ей так надо поговорить с ним, он бы наверняка подсказал, что делать. Возможно, его вариант ей бы не понравился, но он был бы правильный. Мысли сменяют друг друга с бешеной скоростью, аргументы «за» — и тут же аргументы «против». «Возможно, Дженнифер Стерлинг даже не читает „Нэйшн“. Возможно, она никогда не узнает, что ты сделала. Мелисса ищет предлог убрать тебя из редакции. Вообще-то, у тебя просто нет выбора».
А потом она слышит язвительный голос Рори: «Нет выбора? Да ладно!»
У нее сводит живот. Хотя Элли уже и не помнит, когда она ощущала себя по-другому. И тут в голову приходит новая идея: а что, если она узнает, что случилось с Энтони О’Хара? Тогда Дженнифер наверняка простит ее. Сначала она будет расстроена, но потом, конечно же, поймет, какой подарок сделала ей Элли. Вот и ответ. Она найдет его! Даже если на поиски уйдет десять лет, она обязательно узнает, что с ним стало. Элли хватается за эту ненадежную соломинку, и ей становится немного лучше.
Буду через пять минут. Ты там? Цел. Д.