— Откуда вы знали, что они согласятся? — тихо спросил Гюнтер, когда мы сели в карету, предоставленную на Ван Веном.

— Потому что это гребанная республика, — я протер лицо. — Это гребанная республика, где царит засилье немецкой аристократии. Бароны и герцоги Священной римской империи голландцев за людей не считают, и они вынуждены так править и так расставлять приоритеты, чтобы учитывать желания этих самых аристократов, для которых никогда не будут ровней. Они пыжатся, пытаются показать, что такие прямо республиканцы, но сами испытывают благоговение перед титулами. И так было всегда и во всех республиках, всегда и во всех. Их было легко купить, но, Гюнтер, предавший однажды, предаст и второй раз, так что от этих господ нужно будет потихоньку избавиться. Те же, кто придет на их место, не удивлюсь, если это будут их дети, постепенно привыкнут к тому положению вещей, при котором Ост-Индийская компания принадлежит русским, управляется русскими, и фактории фактически являются русскими территориями. Это дело не одного года, и я вовсе не собираюсь пилить сук, на котором сижу, поэтому большинство контрактов будет разорванно и снова заключено с теми же людьми. Все просто.

— Вы таким образом, Петр Федорович, постепенно Голландию в Российскую провинцию превратите, — проворчал Криббе.

— Вряд ли, мне не позволят этого сделать, — я покачал головой, хотя, видит Бог, сначала даже на мгновение задумался над этой перспективой. — Нет, мне не позволят.

— Поживем, увидим, — и Гюнтер посмотрел в окно. Снова накрапывал дождь и нужно было быстрее уходить из Амстердама, пока еще было возможно.

В Амстердамской палате компании было людно. Сотрудники, клерки всех мастей, военные, купцы, капитаны кораблей — всех их беспокоил только один вопрос, что им делать дальше. Верхушка из шестидесяти членов правления компании собрались в отдельном зале. Многие прибыли издалека и да, половина из присутствующих были теми самыми немецкими аристократами, про которых я говорил Криббе. И, пожалуй, имперские амбиции именно они проецировали на деятельность всей компании.

Я вошел в зал стремительно в окружении преданных мне людей, в ряды которых как-то незаметно проскользнул Ван Вен. Похоже, кто-то хочет выслужиться. Хотя я не против здоровой амбициозности.

Дверь закрылась, но я не стал садиться, а обвел всю эту честную компанию пристальным взглядом. Мне нужны были пятнадцать из них. Вообще-то семнадцать, но двоих я пока не могу достать по вполне объективным причинам, они находятся в Батавии.

— Господа, — вперед вышел Криббе, вытащил список и принялся зачитывать те самые пятнадцать фамилий. — Встаньте. — Они, недоуменно переглядываясь, поднялись, и Гюнтер отступил в сторону, давая мне слово.

— Вы уволены, прошу покинуть зал заседаний, — ровно проговорил я, и направился во главу стола.

— Да как вы смее...

— Я смею, а вы, покиньте зал заседаний, — скоро их всех арестуют по подозрению в расхищении средств республики, выделенных на подавление беспорядков в Батавии. Это входило в нашу сделку с новоявленными дворянами. Переговоры велись почти год, за время которого небольшой корабль «Стремительный» настолько часто ходил в Амстердам и обратно, что команда уже с закрытыми глазами могла пройти любой фарватер на этом пути.

— Ах ты, щенок, — один из пятнадцати больших шишек компании, которые с моей точки зрения Великого князя и герцога были всего лишь купцами, то есть торгашами, и чьи имена я принципиально не собирался запоминать, выхватил пистолет. Нет, все-таки с охраной подобных объектов надо что-то делать, это точно.

Раздался выстрел и вмиг потерявший очень и очень многое купец упал на пол, а бледный Ван Вен опускал дымящийся пистолет.

— Какое глупое самоубийство, ну не разорился же он подчистую в конце концов, зачем было стреляться? — и я отвернулся от тела, которое уже сноровисто вытаскивали из зала, а за дверьми, наконец-то воцарилась тишина. Дождавшись, когда четырнадцать уволенных бывших директоров выйдут из зала, чтобы сразу попасть в распростертые объятья шефа полиции, который их почему-то недолюбливал и с радостью осуществил арест на глазах у изумленной публики, я повернулся к оставшимся директорам, сидящим за столом. — Надеюсь, никто не будет больше у меня на глазах самоубиваться? Я так и думал. Господин Ван Вен, — похоже, что выслужиться ему все же удалось. Хотя я не думаю, что мне позволили бы вот так нелепо умереть, но он все же оказался быстрее даже Криббе, который посматривал на друга со смесью благодарности и раздражения. Кристиан встрепенулся, и слабо улыбаясь посмотрел на меня. — Присаживайтесь. Здесь пятнадцать свободных мест, одно из них вы определенно заслужили. — После этого я повернулся к все еще молчавшим бледным директорам. — Ну что же, господа, приступим. Нам предстоит много вопросов решить, так что нам предстоят весьма напряженные дни, пока готовят мои корабли.

— Чего мы ждем, ваше величество? — резкий тон старого дессауца, как прозвали в войсках герцога Леопольда Ангальт-Дессауского, заставил Фридриха поморщиться.

С каким удовольствием он избавился бы от этой отрыжки его отца, так же, как он избавился от его сыночка Фридриха, осмелившегося спорить с ним. Но нельзя. Герцога пользуется небывалым авторитетом в армии, и вполне способен напоследок организовать волнения, если не бунт, который сейчас был бы очень некстати, все-таки он вступил в войну с Россией, и на таких условиях, на которых никто никогда не вступал. Ни с той, ни с другой стороны не было союзников, которые позволили бы открыть второй, а то и третий фронт. Случилось небывалое, все соседи просто заняли выжидательную позицию, и только Ганновер передал, что Англия предпринимает некоторые шаги в Петербурге, чтобы в итоге переломить ход войны в его пользу. Пока же состоялась всего одна битва, которая закончилась разгромом прусской армии. Салтыков сразу же навязал фон Шверину свой рисунок боя, даже не дав барону выстроить армию как надо. Да еще и эти странные орудия, и не гаубицы, и не пушки, нечто среднее, и оттого эффективное. И вот теперь эта старая плесень, смеет ему указывать, как вести эту странную войну.

— Потому что я никак не могу понять, куда направляются те русские полки, пропустить которые получили приказ от императора Священной римской империи больше половины немецких герцогств, — Фридрих посмотрел на старого фельдмаршала, ближайшего друга своего отца, с открытой неприязнью. — Я, кстати, забыл у вас спросить, вы тоже получили такой приказ?

— Нет, ваше величество, через Дессау никто не проходил, — Леопольд сжал губы. Он недолюбливал Фридриха, ему передалась нелюбовь отца к собственному сыну, которую испытывал его друг Фридрих Вильгельм к старшему сыну. Но все же он не мог отрицать военного гения Фридриха, как бы ему не хотелось сказать обратное. — И те войска уже прошли. Не задерживаясь нигде, и не выказывая никаких намерений начать военные действия.

— И меня волнует только один вопрос, куда они направлялись? — Фридрих вскочил на ноги из кресла, в котором сидел до этого, и принялся мерять шагами комнату. — Кто-нибудь из вас может мне ответить?

— В Голландию, — пожал плечами Леопольд Максимилиан еще один сын и наследник герцога Ангальт-Дессауского, которому Фридрих недавно лично присвоил звание генерала-фельдмаршала. — Судя по последним известиям, они направлялись в Голландию. — Ему было плевать на этих русские части. Ну как им могли помешать какие-то три полка? Беспокойство Фридриха по этому поводу, похоже, никто не испытывал, и его генералы пребывали в недоумении, относительно этой задержки.

— А зачем они туда идут? Какие дела могут быть у них в Голландии? Или вы хотите мне сказать, что русская императрица уподобилась Швейцарии и продает своих солдат? — Фридрих смотрел на них почти с ненавистью. Он не понимал этих движений, шпионы молчали, так же, как и он теряясь в догадках, и от этого у прусского короля начиналась изжога. Он терпеть не мог такие моменты. Чертова баба! С приходом к власти Елисаветы, которую он по глупости считал всего лишь раскрашенной куклой, начались какие-то странные изменения на политической карте Европы, но никто толком не понимает, чем им всем это может грозить. — Почему я уже несколько лет не получал известий от наследника Елисаветы? Ему запрещают мне писать? Что происходит? Пока он жил в Гольштинии, не проходило и недели, чтобы я не получал восторженного письма, а что сейчас произошло? и где Бергхольц? Почему от него нет известий? С ним что-то случилось? Если случилось, то почему меня не поставили в известность? Ну почему вы все молчите? — Фридрих развернулся, глядя холодным пристальным взглядом на собравшихся. В этом взгляде вовсе не было той нервозности, которая прослеживалась в каждом его жесте.