— Ваше высочество, я хотел бы обсудить с вами условия нашей дальнейшей кампании, — сразу же после приветствий принц взял быка за рога. Мне, кстати, его откровенная манера даже понравилась. Терпеть не могу, когда начинают титьки мять, и выражать неопределенность. Карл Александр же точно знал, что ему нужно, и теперь не желал терять ни минуты из того времени, которого у нас осталось не так уж и много.

Про то, что австрийцы решили вступить в войну на нашей стороне против Фридриха мне стало известно неделю назад, когда принесся взмыленный гонец, притащивший мне объемное письмо от Елизаветы. Точнее, конечно, конь был взмылен, но и сам гонец ничуть не уступал своему животному. Как только я махнул рукой, отпуская его, парень завалился прямо на оттоманку, стоящую в коридоре, и забылся долгим тревожным сном. Я велел его не трогать, пускай выспится, а потом уж и кровать можно будет показать. После того, как оставил гонца храпеть в коридоре, я поспешил вскрыть письмо, чтобы понять, что же заставило его едва не загнать себя и лошадь.

Елизавета проявила вполне разумные опасения, и письмо было зашифровано. А может быть это Ушаков настоял, не знаю, как увижу, спрошу, если не забуду, конечно. На расшифровку ушло некоторое время, зато я был почти уверен, что, попади письмо в руки Фридриха, он получил бы набор слов, не связанных между собой.

В письме говорилось о том, что Мария Терезия посмотрев на успехи Салтыкова, весть о которых расползлась по Европе гораздо быстрее, чем мог бы донести самый быстрый гонец, решила рискнуть и вернуть свои территории, которые захапал Фридрих. До нее, наконец-то, дошло, что даже Фридриха гуртом бить сподручней, и прислала кого-то к Елизавете, договариваться об условиях. Перед этим она посетовала, что Грибоваль, скотина такая, фактически переметнулся к врагу, но, с другой стороны, его договор у нее на службе уже закончился, а так как он был подданным французской короны, которая в этой драке решила соблюдать нейтралитет, то и получалось, что наш инженер никого не предавал, а просто искал себя, как свободный художник. Надеюсь, что прекрасная Ксения в итоге будет значить для него куда больше, нежели любые другие посулы и соблазны, и Грибоваль вскоре приступит к созданию обороны Российских крупных городов.

А австриячка хороша, я ею прямо восхищаюсь. Ей удалось выбрать тот самый момент, для создания союзных войск, когда и победы уже вроде бы начали обозначаться, но еще не настолько сильно, чтобы можно было ее ткнуть носом в то, что она пришла на все готовенькое. Молодец. Надо будет ей какой-нибудь подарок заслать, особенно, когда мы победим, чтобы отпраздновать, так сказать. Армию Австрия собрала довольно внушительную. Во главе поставили вот этого самого Карла Александра Лотарингского, который должен будет присоединиться к своему войску после переговоров со мной. естественно, он не тащил тридцатитысячное войско, которое выделила Мария Терезия, сюда в Гольштинию. Крыша у фельдмаршала отличалась особой крепостью, поэтому он во всем действовал весьма трезво, и не допускал грубых промахов, только из-за того, что ему так захотелось. И это давало надежду на то, что мы войдем в Пруссию с двух сторон, без различных накладок, застав Фридриха тем самым слегка поседеть.

Но пауза начала затягиваться, и это вызвало у принца недоумение. Он приподнял бровь, глядя на меня вопросительно. А ведь поначалу Карл Александр оглядывался по сторонам, ища тех или того, кто руководит этим мальчишкой, потому что все еще не верил тому, что, я вполне способен принимать решения самостоятельно. Никого так и не увидев, кроме Олсуфьева, который, примостился в уголке, став при этом максимально незаметным, принц посмотрел на меня, ожидая хоть какой-то реакции. Я же шагнул ему навстречу, на ходу произнося.

— Прошу, ваше высочество, — я указал рукой на кресло, стоящее перед столом, на котором была развернута карта. — Если быть откровенным, то вы меня застали в Киле, потому что я ожидал вашего приезда. Так что давайте не будем терять еще больше времени. Лично я хочу встретить Новый год в Берлине, и, надеюсь, вы не будете против этого возражать?

Шверинский замок располагался на острове, посреди живописного озера, занимая практически всю его площадь, что приводило к периодическим затоплениям подвалов и подземелий. Зимой же здесь было очень холодно, потому что сквозняки, прилетающие с ветрами не сдерживаемые ничем из-за скованной льдом глади озера, невозможно было ничем заткнуть, они все равно находили лазейки в древних стенах замка, весело врываясь внутрь и выстужая комнаты. Герцоги Мекленбургские уже на протяжении нескольких поколений пытались сменить свою официальную резиденцию, даже несколько раз переносили столицу, но каждый раз возвращались обратно в Шверин и продолжали жить в этом замке, который ненавидели всем сердцем.

Никто так и не дал ответ на вопрос, чем именно руководствовались предки герцогов, построивших замок именно здесь. Да, его трудно взять в осаду, но и убраться с острова, в случае оной, также не представляется возможным. И подземных ходов сделать нельзя, да и просто выскользнуть через черный ход, прикинувшись прислугой.

Обо всем этом думал лежащий на кровати под балдахином Петр Румянцев, тупо разглядывая нависшую над ним ткань. За все время, которое он провел в этих стенах, он так и не смог приучить себя к тому, чтобы снять рубаху, отправляясь в опочивальню. Более того, на второй день, он велел своему денщику вытащить из багажа своего три комплекта одежды, которую приказал сжечь в тот момент, когда они будут отсюда выезжать. Более того, зная, что ему предстоит иметь дело с насекомыми, коих было в замке великое множество, потому что из-за вечной сырости избавиться от них не представлялось никакой возможности, Петр стал носить парики, которых уже очень давно не было в его гардеробе. Он вынужден был купить несколько, чтобы скрыть под ними свою почти лысую голову, потому что постриг волосы настолько коротко, насколько только сумел, а внезапно приобретенная брезгливость заставляла его стать очень придирчивым к выбору дам сердца, чему его отнюдь не пуританская натура вначале очень противилась, но которую он сумел в конце концов обуздать.

В дверь его комнаты постучали. Петр покосился на дверь, но не стал разрешать входить, снова переведя взгляд на складки поднятого балдахина.

Стук повторился, и, не дождавшись ответа, стучавший приоткрыл дверь. румянцев уже хотел было выпроводить наглеца вон, но, увидев, что в комнату заглянула молодая девушка, решил посмотреть, чем эта довольно пикантная история может закончится.

— Господин Румянцев, вы здесь? — девушка явно не была служанкой, ее речь была правильной, но не слишком изысканная прическа, довольно простое платье и практически полное отсутствие украшений указывали, что она не принадлежит слишком знатному роду, скорее всего, новая фрейлина герцогини. Придя к такому выводу Петр улыбнулся. Он любил подразнивать новые мордашки, прекрасно отдавая себе отчет, что именно с ними нужно держать ухо востро, чтобы не проснуться однажды женатым человеком.

— Да, милая барышня, я здесь и страдаю, — он картинно поднес руку ко лбу. Башка и вправду трещала, после вчерашних излияний, и он уже подумывал о том, чтобы как-то помягче начать уклоняться от них, чтобы и герцога не обидеть, и мысли привести в порядок, а то в последнее время он уже замечал, что в голове практически постоянно присутствует легкая дымка, которая при очередном бокале вина превращается в полноценный туман. Мыслить из-за этого тумана становилось все труднее, и это начало Петра пугать. Он ждал уже с нетерпением того момента, когда можно будет уехать отсюда, чтобы присоединиться к Великому князю и забыть Мекленбург, как страшный сон.

— Вы не похожи на страдальца, — девушка не заходила в комнату, скептически рассматривая Петра из-за двери.

— А вы зайдите сюда и посмотрите поближе, — Петр откинулся на подушку. — И сразу же убедитесь в том, что я говорю истинную правду.