Официант замотал головой, медленно отступая. Из любопытства я посмотрел на него сквозь Сумрак – в ауре преобладали желтые и зеленые оттенки. Страх. Профессиональным убийцей он не был. И отравленный плов потащил сам, вместо младшего брата, потому что боялся за того. Удивительно, какие мерзости способен совершить человек из-за любви к ближним своим и заботы о них.

Вообще все это было чистой воды импровизацией. В чайхане нашлась какая-то гадость с мышьяком, какой-то крысиный яд. И кто-то приказал накормить нас пловом с отравой. Убить сильного Иного таким образом невозможно, но ослабить, отвлечь нас можно было запросто.

– Сейчас я из тебя самого лагман сделаю, – пообещал я официанту. – И накормлю им твоего брательника. За чайханой следят?

– Не… не знаю… – Официант сразу понял, что, несмотря на мою внешность, надо говорить по-русски. – Я не знаю, мне велели!

– Пшел вон! – велел я, вставая. – Чаевых не будет.

Официант бросился к двери на кухню. А посетители тем временем принялись покидать чайхану, по такому случаю решив обойтись без платы. Что их так напугало – мои слова или интонации?

– Антон, штаны себе не прожги, – сказал Алишер.

Я опустил глаза – в моей правой ладони с шипением крутился файербол. Я разозлился настолько, что заклинание «с кончика пальцев» вышло на пусковую стадию.

– Спалить бы этот гадючник… в назидание, – процедил я сквозь зубы.

Алишер молчал. То неловко улыбался, то морщился. Я прекрасно понимал, что он хочет сказать. Что эти люди не виноваты. Им велели, и они не могли воспротивиться. Что эта небогатая чайхана – все, что у них есть. Что с нее кормится две-три большие семьи с детишками и стариками. Но он молчал, потому что в данном случае я был вправе устроить маленький пожар. Человек, пытающийся отравить трех Светлых магов, заслуживает воспитательных мер. В назидание и себе, и другим. Мы Светлые, а не святые…

– Шурпа хорошая была, – тихо сказал Алишер.

– Пошли сквозь Сумрак, – сказал я, превращая файербол в струйку жидкого пламени и выливая ее на блюдо с пловом. Рис и мясо превратились в головешки вместе с мышьяком. – Не хочется мне что-то мелькать в дверях. Слишком быстро работают, твари.

Алишер с благодарностью кивнул, встал, для верности растоптал угольки на блюде ногами и опрокинул туда два чайника.

– Зеленый чай тоже был хорош, – согласился я. – Слушай, ведь чай вроде как простецкий. Гадкий чай, если честно. А очень вкусный!

– Тут главное – правильно заварить, – с облегчением подхватил разговор Алишер. – Когда чайнику пятьдесят лет и его ни разу не мыли… – Он запнулся, но, не обнаружив на моем лице ярко выраженного отвращения, продолжал: – В этом-то и вся хитрость! На стенках изнутри образуется такая хитрая корочка из танинов, эфирных масел и флавоноидов…

– А разве в чае содержатся флавоноиды? – удивился я. Снова повесил сумку на плечо. Едва не забыл. Белье – ладно, но в сумке комплект боевых амулетов от самого Гесера и пять толстых пачек баксов!

– Ну, может, я и путаю… – согласился Алишер. – Но дело именно в этой корочке, она позволяет заваривать чай словно в скорлупе из чая…

Уже привычно подхватив Афанди под руки, мы вошли в Сумрак. Хитрый старик не спорил, даже наоборот, поджал ноги и повис между нами, гнусно хихикая и покрикивая: «Но! Но!» Я подумал, что если все-таки вопреки воспоминаниям Гесера Афанди и есть Рустам – не посмотрю на возраст. Обложу таким русским народным, что у него уши в трубочку свернутся.

Честно говоря, я бы предпочел «уазик» или «ниву». Не из патриотических соображений, а потому что джип «тойота» не самая распространенная в Узбекистане машина. А маскировать ее при помощи магии – все равно что размахивать над головой флагом и вопить: «Мы здесь! Кто на новенького?»

Но Афанди очень уверенно сказал, что дорога нас ждет плохая. Совсем плохая. Единственная «нива», на которую мы наткнулись поблизости от чайханы, была в таком ужасающем состоянии, что подвергать старушку издевательствам было и стыдно, и неразумно.

А «тойота» была новенькая, укомплектованная по полной программе, как это принято в Азии – если уж можешь себе позволить купить дорогую машину, то пусть в ней будет все! И спортивный глушитель, и стойка для велосипедов (на которые толстопузый хозяин с детства не забирался), и сиди-чейнджер, и форкоп, и накладки на порожки – в общем, вся та красиво блестящая фигня, которую придумывают производители, чтобы задрать цены в полтора раза от номинальной.

Хозяин машины был, похоже, и хозяином местного рынка. Выглядел он обычным узбекским баем, как их рисовали в старых мультиках и карикатурах, то есть с тем же правдоподобием, что толстый капиталист с неизменной сигарой в зубах. Наверное, ирония судьбы заключалась в том, что все представления о внешнем виде богатого человека этот немолодой мужчина почерпнул из детских мультфильмов и модных европейских журналов. Он был толстый. В тюбетейке, расшитой золотыми нитями. В дорогущем и явно тесном ему костюме. В не менее дорогом галстуке, который, вне всякого сомнения, несколько раз заляпали жирной пищей, а потом, не мудрствуя лукаво, постирали в машинке. В начищенных туфлях, совершенно неуместных на пыльной улице. В золотых перстнях со здоровенными синтетическими камнями, «дурмалинами», как их ехидно называют торговцы ювелирными украшениями. Тюбетейка долженствовала символизировать его близость к народу, а все остальное – европейский лоск. В руке он сжимал мобильник – дорогой, но приличествующий скорее богатому молодому остолопу, а не солидному бизнесмену.

– Пойдет нам эта машина? – спросил я Афанди.

– Хорошая машина, – согласился Афанди.

Я еще раз огляделся – Иных поблизости не наблюдалось. Ни враждебно настроенных, ни союзников, ни обычных, живущих среди людей. Ну и замечательно.

Выйдя из Сумрака, я всмотрелся в лицо владельца внедорожника. Потом легонько коснулся его Силой. Подождал, пока он повернулся ко мне, недоуменно морща густые брови. Улыбнулся и послал в его сторону два заклинания, чьи точные названия были слишком вычурны.

В быту их называют «сколько лет, сколько зим» и «не разлей вода».

Лицо современного бая расплылось в ответной улыбке.

Двое сопровождавших его парней – то ли охранников, то ли дальних родственников, а скорее всего и то, и другое вместе, настороженно уставились на меня. В Сумраке с меня смыло небрежно наложенную личину Тимура. И незнакомый русский, который, раскинув руки, шел навстречу их начальнику, вызывал естественное подозрение.

– А! Сколько лет, сколько зим! – закричал я. – Старый друг моего отца!

К сожалению, он был старше меня лет на двадцать. Иначе прошла бы версия однокашника или «помнишь, как служили вместе, брат!». Впрочем, «служили вместе» в последнее время очень часто не срабатывает. Человека клинит в попытке честно вспомнить, как он служил с тобой вместе и как это вообще могло случиться, если он честно откупился от армии за стопку зеленых бумажек американского производства. Некоторые зарабатывают серьезный невроз на этой почве.

– Сын моего старого друга! – завопил мужчина, открывая мне объятия. – Где ты был так долго?

Тут главное – дать человеку чуть-чуть информации. Дальше он все придумает сам.

– Я? Я жил в Мариуполе у бабушки! – сообщил я. – Ох как же я рад тебя видеть! Ты стал таким большим человеком!

Мы обнялись. От мужчины вкусно пахло шашлыком и хорошим одеколоном. Вот только одеколона было чересчур много.

– И какая у тебя прекрасная машина! – добавил я, окидывая джип одобрительным взглядом. – Это ее ты хотел мне продать?

В глазах у мужчины появилась тоска, но «не разлей вода» не оставляла ему выбора. Ничего, пусть скажет спасибо, что Гесер так щедро снабдил нас перед дорогой. Иначе я попросил бы подарить «тойоту».

– Да… ее… – печально подтвердил он.

– Держи! – Я открыл сумку, достал четыре пачки долларов и сунул ему в руку. – Ключи, если можно. Я очень, очень спешу!