– Разумнее? – наконец проговорил Джек Трезвон. – А кто ты такой, чтобы судить о разуме? Вино все еще шумело в голове Шмендрика: – Я – Шмендрик Маг, и враждовать со мной не советую, – объявил он. – Я старше и опаснее, чем кажусь. Шляпу!

Джек Трезвон с минуту смотрел на него, потом подошел к своему коню, переступил через него и оказался в седле. Подъехав к Шмендрику и… едва не касаясь его бородой, он загремел:

– Ну если ты и впрямь колдун, покажи-ка свои штучки. Раскрась мне нос краской, набей седельные сумки снегом, сведи мою бороду. В общем, или колдуй, или показывай пятки. – Вытащив из-за пояса ржавый кинжал, он покачивал его, держа за острие и кровожадно посвистывая.

– Волшебник – мой гость, – предупредил мэр, но Шмендрик торжественно сказал:

– Ну, хорошо. Да падет она на твою голову. – Убедившись краем глаза, что молоденькая девушка смотрит на него, он показал на банду пугал, ухмылявшихся позади своего предводителя, и произнес что-то в рифму. Мгновенно его черная шляпа вырвалась из рук схватившего и медленно, как сова, поплыла в темнеющем воздухе. Две женщины лишились чувств, мэр сел. Разбойники завопили детскими голосами.

Черная шляпа проплыла вдоль площади до конской поилки, там она нырнула и, зачерпнув достаточно воды, отправилась обратно, явно нацеливаясь на немытую голову Джека Трезвона. Закрываясь руками, он бормотал: «Не, не, отзовите ее», и даже его люди хихикали в ожидании. Шмендрик триумфально улыбнулся и щелкнул пальцами, чтобы подогнать шляпу.

По мере приближения к предводителю шляпа стала отклоняться в сторону сначала слегка, потом больше – ближе к столу советников – больше, больше. Мэр успел вскочить на ноги раньше, чем шляпа удобно устроилась на его голове. Шмендрик вовремя нырнул под стол, но сидевшие вблизи советники слегка пострадали.

Под рев и хохот Джек Трезвон, наклонившись, подхватил Шмендрика Мага, который пытался вытереть скатертью захлебнувшегося от возмущения мэра.

– Сомневаюсь, что кто-нибудь потребует повторить номер на бис, – проревел гигант ему в ухо. – Лучше поедем с нами. – Он перекинул Шмендрика поперек седла и ускакал, сопровождаемый своей оборванной когортой. Их грубый смех, лошадиное фырканье и ржание еще долго витали в воздухе и после того, как затих топот копыт.

Мэра окружили, чтобы спросить, не следует ли погнаться за разбойниками и отбить Шмендрика, но он лишь покачал мокрой головой:

– Едва ли это нужно. Если наш гость тот, за кого себя выдает, он вполне способен сам позаботиться о себе. Если нет – мошенник, воспользовавшийся нашим гостеприимством, не вправе рассчитывать на помощь. Нет-нет, не боспокойтесь о нем. – Ручейки, стекавшие с его подбородка, сливались в ручьи на шее и в речку на куртке, но он кротко посмотрел на пастбище, где светлым пятном выделялась в сумерках белая кобыла волшебника. Не издавая ни звука, она сновала взад и вперед вдоль забора.

– Думаю, нам скорее следует позаботиться о скакуне нашего отбывшего друга, раз он, как мы слыхали, так высоко его ценил, – негромко сказал мэр и послал на пастбище двоих мужчин поймать кобылу и поместить ее в самое надежное стойло его конюшни.

Однако белая кобыла перепрыгнула забор и исчезла, как падающая звезда в ночи, прежде чем они добрались до ворот пастбища. Какое-то время они стояли, не слыша криков мэра, который звал их назад, и ни один из них так и не смог понять, почему так долго он смотрел вслед кобыле волшебника. Но после этого порой они принимались странно смеяться в самых неподходящих обстоятельствах, отчего прослыли людьми легкомысленными.

Из всей дикой скачки с разбойниками Шмендрик помнил потом лишь ветер, край седла и хохот позвякивающего гиганта. Он был слишком поглощен размышлениями о причине столь неожиданного окончания фокуса со шляпой, чтобы замечать что-нибудь еще. «Чересчур по-английски, – думал он. – Возмещение ущерба. – Он помотал головой, хотя это было трудно в его положении. – Магия знает, что делает, – продолжал размышлять он, перепрыгивая вместе с лошадью через ручей, – но я никогда не знаю, что она знает. Во всяком случае, в нужное время. Я написал бы ей послание, знай ее адрес». Кусты и ветви хлестали его по лицу, в ушах ухали совы. Кони перешли на рысь, затем на шаг. Высокий дрожащий голос выкрикнул: «Стой, пароль».

– Черт побери, – пробормотал Джек Трезвон – это же мы. – Он шумно почесал голову и уже громко произнес: – Короткая и веселая жизнь в добром лесу, союз веселых друзей, повенчанный с победой.

– Со свободой, – поправил его тонкий голос. – Похоже, но не так.

– Ну, спасибо. Повенчанный со свободой союз друзей веселый… не-не, я это уже говорил… короткая и веселая жизнь, веселые друзья – не, не то. – Джек Трезвон почесал в затылке и простонал: – Повенчанный со свободой… Ну, помоги немножко, а?

– Один за всех и все за одного, – любезно отозвался голос. – Остальное давай уж сам.

– Один за всех и все за одного – не могу я! – прокричал гигант. – Один за всех и все за одного, мы вместе не боимся никого, врозь перебьют нас всех до одного. – Он пустил лошадь вперед.

Из темноты свистнула стрела. Она отхватила клок его уха и, оцарапав лошадь следующего всадника, летучей мышью упорхнула в сторону. Разбойники попрятались за деревьями, а Джек Трезвон яростно проревел:

– Черт побери, я же десять раз повторил пароль! Ну, дай мне только до тебя добраться!!!

– Джек, я совсем забыл: мы тут переменили без вас пароль, – раздался голос часового.

– Ах, так вы переменили пароль?! – Джек Трезвон зажал свое ухо концом Шмендрикова плаща. – А как же я, безголовые, безмозглые, потрошеные болваны, должен был об этом узнать?

– Не бесись, Джек, – примирительно ответил часовой. – Ну, ничего, что ты не знаешь нового пароля. Проще его ничего не придумаешь: надо прокричать жирафом. Это капитан придумал.

– Прокричать жирафом?! – Гигант ругался до тех пор, пока лошади смущенно не зашевелились. – Балда, да жирафы немые. Капитан мог бы еще потребовать, чтобы мы отзывались рыбой или бабочкой. – Знаю. Поэтому пароль никто не забудет, даже ты. Ну, как умен наш Капитан?

– Дальше некуда, – удивленно отозвался Джек Трезвон, – но послушай, что помешает лесничему или кому-нибудь из людей короля кричать жирафом, когда ты окликнешь его.

– Ага, – обрадовался часовой. – В этом-то и самая мудрость. Нужно крикнуть три раза. Два длинных крика и один короткий.

Джек Трезвон молча восседал на лошади, потирая ухо.

– Два длинных крика и один короткий, – наконец вздохнул он. – Ну, это не глупее, чем когда у нас не было никакого пароля и стреляли во всякого, кто отвечал на зов. Два длинных и короткий, хорошо. – Он ехал между деревьями, его люди следовали за ним.

Где-то впереди недовольно, словно жужжание ограбленных пчел, слышались людские голоса. Когда они подъехали ближе, Шмендрику показалось, что среди них выделяется женский голос. Его щека почувствовала тепло, и он поднял голову. Кони встали на небольшой прогалине, где вокруг костра раздраженно переругивались десять-двенадцать человек. Пахло горелыми бобами. Веснушчатый, рыжеволосый разбойник в лохмотьях поприличнее, чем на прочих, поднялся, чтобы приветствовать прибывших.

– Ну, Джек! – крикнул он. – Кого ты нам везешь: друга или пленника? – и обернувшись, добавил: – Любимая, подбавь воды в суп – у нас гости.

– Кто он, я и сам не знаю, – проворчал Джек Трезвон и стал рассказывать о мэре и шляпе, но едва добрался до налета на город, как рассказ прервал сухой как колючка пронзительный голос женщины, проталкивавшейся сквозь кольцо мужчин:

– Я не потерплю этого, Калли, суп и так не гуще испарины! – Бледное худое лицо ее с неистовыми светло-коричневыми глазами обрамляли волосы цвета жухлой травы.

– Это что еще за жердь? – спросила она, обозревая Шмендрика так, будто обнаружила нечто прилипшее к каблукам собственных туфель. – Он не их города. Мне не нравится его вид. Смахните-ка ему с плеч колдун. – Она хотела сказать колтун, но от совпадения страх мокрой водорослью прополз вдоль позвоночника Шмендрика. Он соскользнул с коня и встал перед капитаном разбойников.