— Пинк это сделает. Он ирода переиродит! — сказал Уомбл. — А сейчас он особенно зол на вас. Ваша граната попортила ему ногу и опалила бороду.

Жюль вдруг захохотал весело и по-юношески звонко, закрывая от смеха глаза:

— Слышали бы вы, как он взвыл, когда посмотрел в зеркало! От него на милю воняло паленой шерстью. Остатки пришлось сбрить! Теперь у него морда, как обглоданная кость. Пошел за шерстью, а вернулся стриженым! И мой тоже совет — уходите немедля.

— Пинк уже пробовал выкурить нас отсюда. И обжегся! — ответил гордо капитан.

— Он решил завтра утром разбить ваши ворота пушечными выстрелами. А в рукопашной вам не устоять.

— У меня в погребе пятьдесят пудов пороха. Придется Джону Петельке собирать нас по кусочкам.

— Шкипер уже разнюхал, где у вас пороховой погреб. Заметили, как осторожно стреляла его пушка сегодня днем?

— Вы хорошо дрались, сэр! Позвольте пожать вашу руку, — протянул Уомбл свою руку. — Вы не побежденные! Вы уйдете с поля боя с развевающимися знаменами!

— Погоди, парень, — отвел глаза Македон Иванович, стыдясь внезапно появившегося подозрения. — А как вы очутились на берегу?

На лице Уомбла появилось смущение:

— Мы в дозоре. Все трапперы в дозоре. Пинк пригрозил отправить нас обратно в Нью-Арханджел к Астору на расправу, если мы не поможем ему, шерифу, поймать вас. Его пираты отрезали вас от моря. Пинк считает, что это самый опасный участок. Он уверен, что у вас спрятаны где-нибудь байдары.

— Байдар у нас нет, — покачал головой Македон Иванович.

— И мы не советуем вам бежать морем. У пиратов наготове китобойка с лучшими гребцами. Уходите в глубь страны. С этой стороны наши дозоры. А все наши парни потому и согласились на эту подлость, чтобы помочь вам уйти. Мы отвернемся, когда вы будете проходить мимо нас, — умно улыбнулся Уомбл.

Македон Иванович поднялся, иначе он не достал бы до плеча траппера, и крепко ударил его по плечу.

— А Пинк оторвет вам за это голову!

— А это что? — схватил Каррент ружье. — Мы скажем шкиперу, что проспали вас. И пусть он идет к дьяволу!

Жюль сложил пальцы крестом, от дурного глаза, и протянул их в сторону русских.

— Пусть будет легок ваш путь, пусть сумки ваши всегда будут полны патронов и пусть не отсыреет ваш трут. Аминь!

— Вы спасли нам не только жизнь. Вы спасли нашу честь! — Андрей обнял Уомбла и крепко поцеловал. Затем поцеловал и Жюля.

— Глупости говоришь, старина, — небрежно отмахнулся Уомбл, но заметно было, что он взволнован. И снова в голосе его зазвучало тактичное, ненавязчивое дружелюбие. — А потом, знаешь, нам стыдно. Мы пришли и выгнали вас из Аляски. Это ваша страна.

— Теперь ты говоришь глупости, Тим, — ответил Андрей. — Не ты выгоняешь нас. Ты знаешь, кто выгоняет нас.

— Знаю, старина. Доллар! — вздохнул Уомбл. — Идем, Жюль, пора. Не вздумал бы Пинк проверять наши дозоры.

— Прощай, красавица! — подошел Жюль к Айвике. — Хотел бы я иметь такую красивую и храбрую подружку.

Каррент говорил с ней по-атапасски. Айвика поняла и улыбнулась.

— Где вы встретились с нею? — спросил Андрей.

— Она вам не рассказала? Как она попала на берег, не знаю. А когда она проходила мимо нашего дозора, мы ее схватили. Нам взбрело в голову, что Пинк подкупил ее, и она пришла шпионить. Ох, как она царапалась и кусалась! Это маленький, храбрый терьер! Потом мы договорились. Она рвалась сюда, в форт, к Седой Голове и Доброй Гагаре. А я, хоть и друг Доброй Гагары, все же украду у него кое-что!

Француз вдруг схватил голову девушки обеими руками и звонко поцеловал ее в губы. Айвика фыркнула по-кошачьи и ударила траппера в грудь так, что тот пошатнулся и захохотал довольно, будто получил ответный поцелуй.

Вскинув на плечи ружья, трапперы пошли к дверям…

Андрей и Македон Иванович, стоя в воротах редута, долго прислушивались к шагам уходящих друзей. И когда шум их шагов затих, прилетела вдруг песня. Запел Уомбл, громко, весело, радостно:

В мягкий бас Уомбла вплелся звонкий тенор Каррента:

Два голоса, переплетаясь, словно обнявшись, уходили В ночь.

Собирались торопливо, укладывая в походные мешки все необходимое для далекой и тяжелой дороги.

— Лишнего не брать! Солдатская кладь — две ложки да харчей трошки! — командовал Македон Иванович, засовывая в мешок пук сухой бересты для разжигания костров. Он, креме походного мешка, брал солдатский ранец с медным двуглавым орлом на крышке. В ранце были патроны, и ружейные, и револьверные, для маленького Андреева Ляфоше. Андрей, кроме своего мешка, понесет мешок с золотом. Отец Нарцисс молился в кладовушке за уходящих. Оттуда слышались печальные слова расставания:

— Матерь божия Одигитрия, странствующих заступница, спаси и сохрани несчастных сих, в путь шествующих…

Айвика сидела около лампы, огонь которой напоминал ей родные костры. Не спуская глаз с Андрея, она рассказывала о пережитом ею за эти дни, рассказывала только ему, только от него ожидая с трепетом похвалы или порицания.

— Нувуки связали Громовую Стрелу и меня связали. Но я выскользнула из ремней и бросилась на нувуков с пеколкой. Я дралась храбро, похвали меня, Добрая Гагара, — улыбнулась девушка чуть напряженно. — Я двоих ранила пеколкой, но их было четверо, а я одна. Они опять связали меня…

— Вот твое бабье оружие, получай! — протянул Македон Иванович Айвике тонкий кривой нож. И добавил с шутливой строгостью: — Теряешь, а я за тобой подбирай!

Девушка обрадованно схватила нож и спрятала на груди.

— Я не потеряла пеколку, Седая Голова, они выбили ее из моих рук… Потом они отвезли меня на свое большое каноэ, которое плавает без весел. Потом большое каноэ закачалось. От этой качки я заболела. Потом я уснула… Меня разбудила белая женщина. О, она очень некрасива! Белое лицо, тонкие губы и слабые детские руки. Наши женщины красивее. Но она была ласкова со мной…

Андрей, укладывая мешок, быстро обернулся:

— Белая женщина была ласкова с тобой?

— Ласкова, как мать. Она сразу заговорила о тебе, Добрая Гагара. Ты спросишь, как мы говорили с ней? Она пришла с белым человеком, у которого во рту было два языка, язык моего народа и язык белых людей. Она спросила, здоров ли ты, что ты делал и что говорил, когда был в Ситке, великом стойбище касяков. Она любит тебя, Добрая Гагара. Ее голос дрожал, когда она называла твое имя. И ты любишь ее. У тебя сейчас глаза, как у подстреленного оленя.

— Это неправда, Айвика! Белая женщина не любит меня, я тоже не люблю ее. Она мой враг! О чем еще говорила с тобой белая женщина?

— Белая женщина сказала, что тебя ждет смерть. Она сказала мне: «Ты видела нувука, у которого на лице столько волос, что можно заплетать косы? Этот нувук самый большой колдун белых людей, он убьет Добрую Гагару. Скоро убьет!» Я спросила ее: «За что?» Женщина твоего племени ответила: «Слушай внимательно. У Доброй Гагары есть талисман, который дал ему ваш вождь Красное Облако». Я ответила: «Знаю. Сахем дал его Доброй Гагаре на реке Дураков». — «Зачем они ходили на реку Дураков?» — «Не знаю». — «Кто еще ходил с ними на реку Дураков?» — «Мой брат Громовая Стрела». — «Где он?» — «Он умер на пыточном столбе в Ситке. Хорошо умер! Он пел песню войны и смеялся в лицо врагам!» Белая женщина сердито махнула рукой: «Мне это не интересно. Какой это талисман? Ты видела его?» — «Не видела, но знаю. Это мешочек из оленьей ровдуги». — «Это злой талисман. Он погубит Добрую Гагару!» — «Откуда ты это знаешь?» — «Белые люди все знают! От них нет тайн… » Вот как мы говорили. Быстро говорили. Надо было спешить, надо было спасать тебя, Добрая Гагара…