— Он ушел вчера ночью на северный фронт. — не прекращая неприятно улыбаться, договорил Гоклон.

— Для сопровождения наших героев нужны еще четыре человека, которые помогут им найти Думу и добраться до него. Кто из вас желает…

Не дождавшись последних слов своего оратора, воины подняли руки. Не четыре, конечно. Около четырех человек из всей толпы руки, скорее, как раз не подняли.

— Нам нужны воины, способные передвигаться бесшумно и незаметно.

Еще четыре воина опустили руки. Осталась еще сотня.

— Хорошо, хорошо. — с ухмылкой качая головой чуть отошел обратно к карте Чеистум. — Решим все на месте с помощью жеребьевки.

Воины недовольно опустили руки. Кайла и Тиадрам были даже смущены подобным вниманием, и тем более подобным желанием стольких людей составить им компанию, и пойти с ними в бой. Они даже не думали о том, что воины хотели только поучаствовать в диверсии, ибо то наверняка было опаснее, а оттого и интереснее, чем лобовой штурм. Об этом думали только Демоны. Современные воины, поднимавшие руки, скорее, просто желали получить признание то ли Богов, то ли своих товарищей из прошлого или самих, описанных великими воинами, Кайлы и Тиадрама. Тем более учитывая, что кто-то из толпы уже знал наших героев по Большой Чистке, и активно уверял товарищей вокруг в их доблести. Те, кто рук не поднимали изначально, о славе и радости битвы не думали вовсе. Они думали о выживании.

— Это будет долгая дорога. — обращаясь к Чеистуму, задумался Гоклон.

— Да. Я рассчитывал привести войско в город за восемь часов. — продолжая неподвижно осматривать карту, думая, не забыл ли он чего-нибудь, кивал Чеистум. — Но у нас правда не было времени, чтобы научить Демонов обращаться с конями.

— В наше время никто не разводил этих животных, как ты помнишь.

— Пеший ход затянется. Пускай было бы лучше начать атаку при свете дня, но, если мы прибудем на место к вечеру или ночи, ждать утра мы все равно не сможем. Помни, что у нас еще есть, чем заняться после штурма. Нас ждут на южном фронте.

Гоклон лишь, грустно качая головой, ухмыльнулся.

Солнце над городом еще лишь только поднималось, и воины уже заканчивали свои сборы, готовясь отправляться в путь. Дорога могла быть не столь долгой, как об этом думали Чеистум и Гоклон, и все же, их небольшое войско могло посетить Эмонсен лишь ночью, и на то причины были уже у самого мира. Поскольку речь Богов была уже закончена, а большинство вопросов воины задавали уже из интереса друг другу, сбор сил у нужных дальних ворот города также не заставлял себя ждать, и, уже через всего десяток минут, все они собрались вместе, подготовив к бою свое снаряжение, тело и дух, тем более еще до конца не оклемавшись после сна. Часто люди переговаривались между собой о словах Чеистума о Думе, не до конца веря, что их величайший воин сошел с верного пути, и стал им врагом. Собираясь в не слишком длинный, но весьма широкий, строй перед самыми городскими воротами, они часто обсуждали между собой тех диверсантов, назначенных на бой с Думой Чеистумом, теперь стоящих впереди на конях, вместе с самими Чеистумом и Гоклоном. Гоклон и сам был не слишком искусен в обращении с лошадьми, как и не был достаточно хорош в общении с любыми животными из-за своей вечной жутковатой ауры. Разумеется, Чеистум специально подобрал товарищу непростую лошадь, с октовыми шорами, закрывающими почти всю ее морду. Кайла и Тиадрам также получили отличных вороных коней, пусть юноша также не был хорошим наездником, но изо всех сил старался не показывать этого перед подругой и всем войском, взгляды которого постоянно чувствовал на своей спине.

Все еще с легким шумом собираясь в централизованный строй, до сих пор не до конца понимая, как и зачем это делать, воины думали, правда ли в современном мире среди людей есть воины достаточно могучие, что смогли бы победить Думу в равной схватке. Что там — в этом не были уверены даже сами Кайла и Тиадрам, как бы они не старались мысленно уверять себя в обратном. Единственным человеком, что был способен сражаться с главнокомандующим Демонов на равных, был сильнейший среди людей, от природы могущественный октолим и воин Корть. Тиадрам слышал много легенд об этом великом человеке, неспроста прозванным Фениксом, способным сгорать в Красном Пламени и перерождаться из пепла, как это делала та самая мифическая птица. Даже без поэтических приукрас история этого человека звучала достаточно эпично, пускай и самому Тиадраму не казалась достаточно правдоподобной. Юноша правда владел тем же Пламенем, которым, когда-то, владел и сам Корть. Но он не нашел в нем подобной силы, описываемой легендами о Человеке-Фениксе. Возможно, все это была лишь выдумка? Но какова же на самом деле была история величайшего героя людей? Этим вопросом задавался не только Тиадрам, но и, во время бунта в тюрьме Шегральминни, сам Корть. Та история уже была описана учеником Чеистума в книге «Падение Преисподней Шеагральминни», и вы уже наверняка с ней знакомы. Все же, даже она не давала ответов на все вопросы о судьбе величайшего героя людей. Пожалуй, сегодня вам повезло, и вы сможете узнать о нем еще больше, чем из той книги. Нам временно придется покинуть Манне-Дот, чтобы спросить обо всем самого Кортя. Не волнуйтесь — мы совсем скоро вернемся.

С момента бунта в тюрьме Шеагральминни, спланированного заранее силами командования всей человеческой расы, включая Мерсера и самого Кортя, прошло уже более двух лет. На самом деле, не многое за это время успело произойти, и никто не приближался лично к горящим изнутри Красным Пламенем мрачным руинам. Снаружи здание патрулировали живые доспехи, контролируемые издалека окто Лиисеркима Одержимого, в отличии от своего наставника получившего силы контролировать не только мертвые тела, но и вообще любую неживую материю. В целом, их присутствие было не обязательно. Красное Пламя вырывалось в холлы и помещения тюрьмы, даже камеры на верхних этажах, прогрызая себе путь через пол от самого хранилища, там собираясь в эпицентре вокруг одного-единственного воина. В ходе бунта Шеагральминни, с поддержкой своих товарищей, он должен был вернуть себе память, некогда утерянную благодаря Проклятью Забвения Красного Пламени, и, сделав это, вспомнил нечто такое, о чем почти никто в мире даже не подозревал, и потому на два года по своей воле заточил себя в хранилище той тюрьме, Красным Пламенем собирая по всему зданию новые силы. Растворенная его Пламенем материя являлась гармонийной формой того же Пламени, и он мог спокойно растворять ее в нем, забирая ее в личное пользование. Но с материей он получал и часть ее памяти. Для того, на самом деле, он и провел столько времени в том месте. Мир вокруг него помнил совершенно необычные вещи, о которых мало кто знал, и знание о которых могло на самом деле подтолкнуть весь мир к победе над Проклятьем Забвения, что и было его главным злом. Он узнал уже достаточно, и в этот самый день должен был вернуться в строй своего войска, как и договаривался с братом Мерсером еще перед началом бунта в Шеагральминни. Время наконец пришло, и он не скрывал улыбки.

В слабо освещенном небольшими сгустками Красного Пламени зале он мирно сидел на полу, скрестив перед собой ноги, спиной облокотившись на воткнутый в пол сзади драконий меч, прижав золотистые крылья к центру спины, так все равно упираясь ими уже в алый плащ своих сияющих золотом доспехов. Его уверенная улыбка мелькнула под шлемом, в форме головы благородной птицы, с таким же клювом на лбу, вместе со светом собственного Красного Пламени в прежде черных глазах. По-прежнему величественный человек, в красивом доспехе, с не менее красивым грубым бандитским лицом, покрытым легкой щетиной, но, в остальном, совершенно чистым. Собирая в себе мощь Красного Пламени, он укреплял им материю своего тела, своего доспеха, оттого становясь сам крепок словно алмаз, воистину непобедимый и могучий воин. Он был очень высок и коренаст словно гротвалл, но был не обделен и острым умом, а его слуху и зрению позавидовали бы даже дикие звери. В окружающей его звенящей тишине огромного, облизанного Пламенем, а оттого волнистого, зала, он отчетливо и издалека слышал звуки ударов о пол толстых сапожных каблуков, которых сам ждал в тот же день, и для того еще несколько часов назад погасил во всем здании свое Пламя, позволяя предначертанному судьбой гостю его, наконец, найти. Он смотрел направо, к пробитой еще давно возле двери хранилища стены, откуда он и сам два года назад, вместе с товарищами из числа будущих Героев Шеагральминни, ворвался в само хранилище, приняв участие в последнем крупном сражении за время всего бунта. Теперь стены на десятки метров были съедены Красным Пламенем, частично покусан им был пол, а потолки, оттесненные от пола им еще дальше, уже почти касались пола первого этажа выше, пускай окончательно Пламя до туда так и не дотянулось, а оттого внутрь не попадал солнечный свет. Иногда острые языки Пламени частично прорывались на поверхность, но делали это под углом, так и не открывая света самому хранилищу. Вокруг все еще было очень темно, и не удивительно, что первый гость этого места за столь долгое время ступал теперь по окружающему волнистому полу с немалой осторожностью, освещая себе дорогу светом горящего факела, изредка звеня колчаном со стрелами и луком на спине. В этом свете достаточно заметно блестели глаза Кортя, и гость отлично видел их блеск в той темноте. Но до самого его ему, или же ей, еще нужно было добраться.