Едва последнее сборище жителей впереди развалилось, это самое Пламя из тел врагов вокруг начало окончательно покидать их тела, с тем собираясь под самыми ногами Богов, быстро уходя куда-то вперед, забираясь под доспехи уже погибшего в бою начальника стражи города в особенно тяжелых полных латах с закрытым шлемом. Он поднимался на ноги из самой крупной кучи трупов, но весьма уверенно разбрасывая их руками, возвышаясь над ними красной гривой своего шлема, так же поднимая над собой жутковатый, объятый Черным Пламенем двуручный меч. Черное Пламя покрывало и его доспех, больше всего извергаясь из его глаз. На центральных воротах теперь было тихо, и он там был последним живым противником войска Чеистума, уже также заканчивающего бои с незначительными потерями на боковых воротах, также исчерпавшего запас кирпича на осадных орудиях. Но даже при шуме штурма других ворот, перед центральными воротами был отчетливо слышен тихий злобный рык и шепот, исходящие от впитавшего Черное Пламя, готовящегося к атаке Богов воина. Его переполняла безумная злоба зверя, явно лишенного какого-либо разума.
— С их способностью трансформации энергии с боями мы далеко не уйдем. — подумал Гоклон.
Враг махнул мечом, со злобным шипением рванув вперед, занеся меч над самой головой Чеистума.
— Уйдем.
Глаза Чеистума сверкнули белой вспышкой окто, когда он сам ударил посохом о землю, с чем по всему полю боя вокруг него, разбрасывая в разные стороны тела врагов, также ударяя в лоб объятого Черным Пламенем воина, ударила волна черного тумана. В обычных условиях эта атака высасывала жизненные силы противников вокруг него, но теперь даже не пробилась через Черное Пламя, лишь слегка сбив его слой, оттолкнув врага на пару шагов назад, что того не до конца остановило, и он, останавливаясь резким ударом уехавшей по камням левой ноги о землю, перенаправил инерцию удара, использовав ее себе во благо, мощно рубанув Бога снизу-вверх самым краешком меча. Чеистум чуть отскочил назад, также ударив по врагу впереди окто через посох, осветив его чем-то вроде длинного и острого фантомного копья, собранного из чистой энергии. Противник попытался развеять окто Черным Пламенем с меча, но не смог поглотить его полностью, все же получив мощный удар с самую грудь, что тут же была разорвана вместе с нагрудником, пускай тот и сдержал большую часть окто противника. Внутренние органы не были задеты, и на место поврежденной плоти тут же пришел больший слой Черного Пламени, защищающий остальное тело. Это дало знак Чеистуму «продолжать в том же духе». Пускай Пламя было непросто пробить, и оно очень сильно поглощало атаки Бога любой силы — победить такого врага было, все-таки, возможно. Нужно было только постараться, и потратить на это много внутренней силы.
К сожалению, на остальных воротах битва подходила к концу все больше с неприятными результатами. Пораженные Черным Пламенем своего врага воины быстро теряли разум, и, пусть еще могли сопротивляться абсолютному контролю его воли, в пылу сражения не всегда замечали, как над их движениями брал верх враг. То были едва заметные изменения, но в бою даже полсекунды задержки, смещенный на сантиметр в сторону выстрел из лука, разжатая в момент замаха рука с оружием, причиняли вред их товарищам. Оставшиеся современные воины и авантюристы, по большей части уже распрощавшиеся с жизнью, были в ужасы, и пара таковых даже сами бежали с поля битвы, все равно никем не остановленные. Демоны, понимая, что становятся опасны для собственных друзей, изредка причиняли вред себе, а то и вовсе просили товарищей их добить, от чего те их, разумеется, тут же отговаривали пламенными речами про честь и доблесть. Возможно, они не слышали поговорку ирмийских воинов «Мертвому воину не важны честь и доблесть». А мертвых воинов на правых и левых воротах становилось все больше, пускай чаще умирали враги.
И Чеистум едва не потерял свое текущее тело от одной шальной атаки почти окончательно уничтоженного им, теперь облаченного Черным Пламенем больше, чем плотью, противника. Черное Пламя с него прорвало защитный слой внутренней ауры мертвого тела Бога Смерти, тут же вгрызаясь в его правую руку, быстро лишая ее контроля окто. Материя как вуали, так и плоти, поглощалась намного медленнее, и даже в бою Чеистум успел со всей силы окто ударить по своему противнику, буквально распылив ударом под собой камни, на окружающих дальше будто выжигая жутковатые угольные письмена, тут же забирая Завядшую Розу из правой руки в левую, а саму пораженную волей врага руку резким движением острой лозы того же посоха отрубив по локоть. Гоклон все еще не подключался к битве, пускай и то зрелище заставило его встрепенуться, уже собирая в руках внутреннюю силу для создания нового монстра, что смог бы поддержать его товарища в бою. Уж кто-кто, а он знал, что Чеистуму далеко до амбидекстрии, и сражаться он может только правой рукой. Он немного успокоился, когда тот, махнув обрубком руки, силой своего окто и будто телекинезом вырвал недостающую часть тела у одного из трупов, присоединив ее к своей, сразу возвращая туда посох. На самом деле, он приказал мозгу трупа самому отсоединить себе руку сложными махинациями с молочной кислотой и мышцами, и так же быстро приказал своему телу восстановить связь волокон поврежденной руки с новой плотью. По воздуху он двигал руку с помощью приказов нервам, которые и контролировал будто кукловод невидимыми нитями, и которыми мог правда управлять телекинезом.
— «Смерть покрыла весь город. План идет насмарку.» — зло осматривая повреждения врага, чувствуя и примыкание к стану мертвых все большего числа своих союзников на других воротах, думал про себя Чеистум. — «Нужно закончить с этой тушей поскорее, и прорваться вперед. Гоклон еще полон сил — он отправит свои фантомы на помощь нашим людям.»
Что не удивительно, злоба его врага по мере боя гасла, ибо в нем с тем гасло и Черное Пламя, все же поглощающее окто с потерей собственных сил. Это Пламя всегда было зло, безумно, и мало кто во всем мире видел его истинную сущность. Чеистум и Гоклон сами заметили, насколько поведение пораженных сим Пламенем жителей отличается от такового его жертв под контролем Дорана. Даже в окружающей тьме, под серебристым светом луны, ясно как день было то, что Клинок Власти временно отказался от контроля своего Пламени, и это немало настораживало Чеистума. Времени об этом думать было не много — враг в любой момент мог одной атакой лишить его тело воли. Ситуация была патовая. Нужно было ликвидировать врага и двигаться дальше так скоро, насколько это было возможно.
Колыхнув уже открывшиеся в бою под капюшоном волосы Чеистума со шрамом почти во всю макушку, что-то стрелой промчалось мимо него, тут же оказавшись между ним и врагом, последнего, все же, не сдвинув с места, только в мгновение ока разорвав в клочья кроваво-красной вспышкой нестерпимого света, неприятного даже для глаз мертвеца, сжигающего вместе с плотью врага и все его Черное Пламя. Даже Гоклон, в шоке ступив вперед, не успел понять, что только что произошло перед самыми его глазами, лишь в очертаниях бегающего теперь между трупами врагов огня, в его треске, узнавая черты чего-то позабытого даже им, тем более уже два года не встречавшегося Чеистуму, о чем и Гоклону тот ничего рассказать не успел.
— Ты жив!? — едва не уронив челюсть задрожал Гоклон, в белых глазах отражая Красное Пламя, как и поднимающийся в нем в полный рост, разводящий золотые крылья облик героя.
Свет Пламени быстро гас, и герой уже не смотрел на него, поворачиваясь назад, сверкая тем же Пламенем в своих уверенных глазах на мужественном грубом лице с легкой черной щетиной, выходящей как раз из уголков его диковинного шлема в форме головы благородной птицы. Махнув красным плащом своего золотистого доспеха, он поочередно посмотрел на обоих Богов, в изумлении и недоумении смотрящих на него, затем посмотрев и на как раз обратившую на себя внимание Гоклона, пробежав мимо того, девушку с волнистыми угольными волосами. Девушка подбежала к герою сбоку, уже чуть медленнее подбегая к еще догорающему рядом с ним, опасному даже для нее Красному Пламени. В его свете они стояли перед Богами. Теми, кому поклонялись все люди, но кто все равно был ничтожно мал перед столь величественным героем.
