— Это вас не касается.

— Как вам будет угодно, но ведь жертвы действительно были. Если вы замешаны, и репортеры об этом пронюхают, разгорится скандал похлеще той истории со Слимом и Джейми.

— Не смей упоминать этих педиков в моем присутствии! Меня интересует только, сможем ли мы продержаться следующий налоговый квартал.

— Вы шутите! Людям придется отстаивать очереди, чтобы внести свои пожертвования. Подумайте, ведь за вами охотится самый фанатичный, самый ненавистный из всех исламских режимов! Да нам теперь обеспечены денежки всех старушек от Аляски до Техаса! Вдобавок это всколыхнет интерес к очередному Святому крестовому походу. Да что там, если взяться за дело с умом, мы снова будем купаться в золоте!

— Хорошо, именно это я и хотел услышать. Все свободны.

Все двенадцать советников по связям с общественностью удалились, оставив Элдона Слаггарда наедине со своей пустой Библией. Руки преподобного отца дрожали, со лба скатилась капля пота и, повисев на кончике носа, упала на стол.

Вся затея обернулась против него. Зачем он только послушался этой чокнутой? Конечно, поначалу идея выглядела очень заманчиво, но кто мог предположить, во что это выльется?

Слаггард потянулся к переговорному устройству.

— Найдите мне эту сучку Хоур! — пролаял он в микрофон. Ну ничего, он еще с ней поквитается!

Через несколько секунд раздался телефонный звонок. Слаггард, нетерпеливо схватив трубку, уронил аппарат на пол. Преподобному отцу пришлось опуститься на колени, чтобы достать трубку, а когда он наконец отыскал ее, то так и остался сидеть на полу.

— Это ты, Вик?

— Эл? — раздался глубокий, чуть хриплый женский голос, и Элдон Слаггард заерзал, пытаясь совладать со внезапной реакцией своего организма, от которой великолепные белые брюки стали вдруг сильно жать. Черт бы побрал эту женщину! Так случалось всегда, даже когда они просто беседовали по телефону.

— Нам нужно поговорить, — торопливо начал он.

— В моем храме или в твоем?

— У меня. И черт возьми, сейчас не время для шуток. Ты что, не смотрела программу новостей? Я уже боюсь появляться на улице. Эти поганые фанатики хотят во что бы то ни стало до меня добраться!

— Но все же не так сильно, как я. Хорошо, уже выхожу. Пока!

— Сучка! — пробормотал преподобный Слаггард, дрожащей рукой кладя трубку на место и неуклюже поднимаясь на ноги. Штаны все еще продолжали жать. — Черт бы побрал эту сучку! — повторил он.

Усевшись наконец за стол, Элдон Слаггард попытался подумать о чем-нибудь, что помогло бы охладить вспыхнувшую похоть. Сначала он постарался представить себе холодный душ, но это лишь напомнило ему, с кем он последний раз принимал ванную. Тогда Слаггард попробовал думать о своей бывшей жене, Гризельде — это было верное средство, не хуже брома, — но ее одутловатое лицо все время расплывалось перед глазами проповедника, уступая место Виктории Хоур — длинноволосой, со слегка выдающимися скулами, которая волнующими изгибами роскошного тела напоминала Слаггарду исполнительниц танца живота.

Потом он внезапно подумал, что произойдет, если его действительно схватят иранские фундаменталисты. Конечно, первым делом ему отрубят руки — они так поступают даже с воришками, укравшими на базаре заплесневелую краюху хлеба. После этого ему отрежут ступни, а затем доберутся и до его мужских достоинств...

Одна лишь мысль о шайке бородатых мулл, приставивших кривой нож к его сокровищу, мгновенно охладила распаленного страстью преподобного отца, наполнив его душу леденящим ужасом.

Отирая платком струившийся со лба пот, он нервно зашагал по комнате.

— С самого начала не стоило ее слушать, не стоило, — раз за разом повторял он, будто эти слова могли предотвратить нависшую над ним угрозу.

— Вот сучка! — время от времени добавлял Слаггард.

Когда он впервые встретился с Викторией Хоур, преподобному отцу и в голову не пришло бы слово «сучка» — Элдон Слаггард считал, что это самая соблазнительная женщина из всех, с кем ему приходилось встречаться. А после первой ночи, которую они провели вместе, Слаггард думал, что Виктория чуть ли не его спасительница.

Огромное количество людей пребывали в уверенности, что преподобный отец верит в Спасителя, однако разгадка была проста — Элдон Слаггард не верил ни во что, кроме собственного обогащения.

Будущий телепроповедник вырос в городке Огаста, штат Джорджия, где у его родителей был небольшой, крытый толем домишко. Элдон Слаггард любил вспоминать, что даже самые бедные горожане считали его семью почти что нищими. Отец владел свалкой и, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, торговал металлоломом и старыми покрышками. Хотя это и не всегда удавалось, дело было не в недостатке усердия с его стороны. Отец был неплохим человеком — это признавал даже Элдон Слаггард. Он был всего лишь беден как церковная мышь. Элдон знал, что во времена Гражданской войны его предки уже прослыли бедняками. Так в голове мальчишки зародилась мысль, что именно он станет первым богатым Слаггардом.

Пока Элдон еще не знал, как это ему удастся, но зато знал — зарабатывать деньги в поте лица он не станет. Его отец трудился не покладая рук и уже в сорок лет выглядел на все шестьдесят, от постоянной работы под палящим солнцем его кожа задубела и высохла, а грязь так глубоко въелась в ладони, что не отмывалась даже щелоком.

Впервые путь к осуществлению заветной мечты забрезжил перед Элдоном Слаггардом в то лето, когда ему исполнилось пятнадцать. В Огасту приехал бродячий проповедник, раскинувший свою палатку на дороге, ведущей к свалке Слаггарда-старшего. Была уже середина июля, брезентовый тент манил прохожих долгожданной защитой от палящих лучей солнца, и, поскольку вход был бесплатным, Элдон решил заглянуть внутрь.

До этого он никогда не был в церкви — идти пешком до ближайшей из них было слишком далеко, и, хотя у отца на свалке было несколько старых машин, в любой не хватало каких-нибудь важных деталей, а многие вместо колес покоились на подложенных под кузов кирпичах. Так что все, связанное со Всевышним, было для Элдона в новинку. Конечно, он, как о многие другие, слышал о Боге. Нельзя сказать, чтобы жители Огасты не произносили имени Господа, правда, в основном всуе, когда молоток, срываясь, бил по пальцам, или в кожу впивался слепень. Тогда их голоса, обращенные к небесам, звучали действительно громко.

Заезжий проповедник тоже говорил об Иисусе с большим воодушевлением, но при этом не произнес ни единого богохульного слова. Вместо этого он что есть сил бранил собравшихся перед ним людей. И что самое странное, они смиренно склоняли перед ним головы — все до единого. Проповедник называл их грешниками, и люди опускали под его взглядом глаза. Он уличал их в блуде — в ответ не раздавалось ни звука, лишь некоторые беспокойно ерзали на месте. Когда прозвучали слова «И подобные вам недостойны милости Всевышнего» — хотя Элдон и не понимал, в чем она заключалась, — они сидели смирно, словно огромное стадо. Некоторые нараспев восклицали «Аллилуйя!», как будто соглашаясь с проповедником.

Наконец после получасового потока обвинений, обрушившегося на головы прихожан, пока изнывавшие от жары женщины обмахивались веерами и в сотый раз поправляли надетые по такому торжественному случаю праздничные шляпки, помощники проповедника пустили по рукам тарелки для пожертвований.

Вытянув шею, юный Элдон попытался разглядеть, что же в них находится. Первой его мыслью было, что слушателей хотят вознаградить за терпение, с которым они битый час выслушивали оскорбления, и угощают мороженым или прохладительными напитками, однако тарелки, к его удивлению, были пусты.

Внезапно в них стали сыпаться монеты, а порой даже свернутые бумажные купюры. Люди, сидевшие с Элдоном на одной скамье, принялись рыться в карманах и сумочках, причем бедняки, казалось, жертвовали значительно больше своих состоятельных соседей.

Неужели у него от жары начались галлюцинации?

Однако когда тарелка наконец дошла до него, Элдон увидел, что она до краев наполнена деньгами. А уж если пятнадцатилетний Элдон Слаггард видел перед собой деньги, то голова у него начинала работать с утроенной силой.