— Ну, чье предсказание точнее? — произнес Иеро и перевел глаза на толпу вооруженных молодцов. Уже толпу, не боевой отряд — смерть колдуна деморализовала его потомков. — Сейчас вы сдадите оружие судьям, — продолжал священник, — уберетесь отсюда на восточное побережье, и будете жить тихо, не чиня никому обид и насилий. Несогласных я превращу в жаб или крыс, по вашему выбору. И я объявляю, что отныне эта земля находится под покровительством Кандианской Конфедерации, и всякий, кто нарушит ее законы, будет наказан судьями так, как требует древний обычай. Это все!
Над ристалищем и гаснущим огненным кольцом на мгновение воцарилось молчание, затем Сигурд грохнул своей секирой о лезвие топора Гунара, вытянул руку к священнику и выкрикнул:
— Конунг!
— Конунг! — взревели бонды, волной прихлынув к помосту и павшим духом сыновьям колдуна. — Конунг, защитник!
В толпе сверкнули ножи, взлетели над головами посохи, но Иеро остановил людей одним мощным ментальным импульсом. Голос его раздался снова:
— Я не гожусь в короли, ибо на моей родине нет благородных сословий. Канда населена такими же пастухами, охотниками и рыболовами, как ваш остров, и правят ею святые отцы Универсальной Церкви и выборные граждане, вроде ваших судей. Ничего не переменится для вас, если вы объединитесь со странами западного материка, ничего, за исключением одной повинности — бороться со Злом, как боремся с ним мы. — Он положил левую руку на свой медальон, а правой показал на тело Олафа: — Вот так мы боремся и побеждаем! А что касается потомков колдуна, то я прошу не чинить сейчас расправы, но следить за ними и наказывать, если будет на ком вина.
С этими словами Иеро спрыгнул с помоста и, обогнув площадку с догорающими кострами, зашагал к голубоватой туше «Вашингтона». Брат Альдо и Горм последовали за ним.
«Кажется, ты снова можешь сражаться мозгом, друг Иеро, — отметил довольный медведь. — Но объясни, что это было? Кто/что пришел на помощь этому толстому/слабому, который грозился меня изжарить?»
«Не знаю, — коротко ответил священник. — Может, у тебя, брат Альдо, есть какие-то соображения?»
Старик с задумчивым видом покачал головой.
«Сказать по правде, сынок, я в недоумении! Я ощутил сигналы, очень далекие и приходившие как будто сверху, с восточной стороны небосклона. Однако импульс был очень слаб. Мог ли твой противник черпать в нем поддержку и силу?»
«Разумеется, не мог, если б не то, что висело у него в ухе, — Священник мрачно усмехнулся. — Ментальный усилитель, вот что это было! Прибор, похожий на устройства, которые я видел у слуг Нечистого, но более миниатюрный и, клянусь святой троицей, гораздо более мощный!»
«Ты думаешь…» — начал Альдо, морща лоб, но священник перебил его:
«Не думаю — уверен! Те синекожие тролли, что приплывали к Олафу на кораблях без парусов и весел… Они, только они, способны доставить на Асл такой прибор. Сигурд говорил мне, что тролли все на одно лицо… Вспомни, отец мой — все темные мастера тоже были похожи друг на друга! Еще один факт, и он говорит о том, что тут не обошлось без Нечистого!»
«Кто такие тролли?» — поинтересовался любопытный Горм, но Иеро оставил его вопрос без ответа. Нахмурившись, он шагал к берегу, размышляя, есть ли какая-то связь между созданием, что поддерживало колдуна, и тем неведомым, неуловимым, кто звал его в ночи. Не приняв никакого решения, он повернулся к брату Альдо и послал ему новую мысль:
«Как ты полагаешь, отец мой, можно ли передать свою личность или часть ее, со всеми талантами и умениями, другому человеку? Так, чтоб этот другой вдруг получил несвойственное ему могущество? Например, искусство ментальных сражений?»
Брови старого эливенера полезли вверх.
«Никогда не слышал об этом, сынок! А я, поверь, прожил долгую жизнь и кое-что знаю! — Он усмехнулся, потом продолжал с ноткой иронии в беззвучном голосе: — Если подумать, мы умеем столь немногое! Собственно, что? Посылать слова и образы, зондировать пространство, но то и другое — на расстоянии в пять, десять или тридцать миль, в зависимости от силы телепата… Конечно, очень сильное возмущение ментальных полей улавливается на гораздо большей дистанции, но в этом случае мы отмечаем лишь мысленный гул и шум, не понимая слов, не видя образов… Еще мы можем общаться с нашими братьями, разумными или нет, — старик опустил руку на мохнатый загривок Горма, — и сообщать им о своих желаниях. Можем воздвигать барьеры, щиты, ментальные блоки, можем влиять на чужой разум, подчиняя его собственной воле — собственно, это и есть искусство ментальных сражений… Можем заставить человека видеть фантомы, ощутить жар или холод, голод или сытость, возбудить его гнев или, наоборот, успокоить и усыпить… Но я никогда не слышал о каком-нибудь гении, способном перенести свой интеллект в разум другого человека! Хотя…»
Брат Альдо вдруг призадумался и, поглаживая седую бороду, замедлил шаг. Иеро терпеливо ждал, понимая, что мысль старца блуждает сейчас в пространствах и временах седой древности — может быть, не в легендарной эпохе до Смерти, а в тех веках и тысячелетиях, что протекли после нее. Их тоже было немало, и, надо думать, за этот гигантский по человеческим меркам отрезок времени свершилось множество всяких чудес.
Когда они вышли к причалам и буку, за ствол которого был заякорен «Вашингтон», брат Альдо прервал молчание. На этот раз он не использовал ментальной речи, и голос его показался священнику грустным и будто бы нерешительным.
— Ты помнишь нашу первую встречу, мой мальчик? Там, в руинах древнего города, где вас с Лучар настигли слуги Нечистого?
— Да, разумеется. Ты спас нас, уничтожив их корабль, и ты распугал этих мерзких лемутов, людей-жаб, которые держали нас в осаде.
Эливенер вдруг усмехнулся.
— Воин! Ты — воин, и помнишь о том, о чем вспоминают солдаты, то есть о битвах о осадах… А я хотел бы напомнить тебе другое. Тогда я рассказывал вам, тебе и твоей принцессе, о Братстве Темных Мастеров и их Объединителе.
— Объединитель? — Иеро сдвинул брови. — Нет, не припоминаю… Кто он такой?
Темные пальцы брата Альдо зарылись в бороду.
— Я говорил вам, что мы, эливенеры, долгое время следили за этими исчадиями зла, оставаясь невидимыми и неизвестными для них. Мы надеялись, что они уничтожат друг друга в междуусобной борьбе, ибо у таких людей есть главная слабость: каждый из них желает главенствовать, и ни один не уступит власти ее добровольно. Но, к сожалению, мы ошиблись. Тысячу — а, может быть, тысячу двести лет назад — среди них появился гений, обладавший могучим, но злобным разумом. Ему удалось свершить невозможное — объединить разрозненные группы темных мастеров, в то время ожесточенно враждовавшие друг с другом. Тогда и появилось их Темное Братство, союз Мастеров Нечистого, разбитый на четыре Круга — та структура, которую уничтожили твои соплеменники.
— С помощью Господа и вашей, — отозвался Иеро. — Значит, этого злобного гения ты и называешь Объединителем?
— Да, сын мой. Он сделал свое дело, а потом исчез, и его дальнейшая судьба покрыта мраком. Самое загадочное в том, — брат Альдо с силой дернул себя за бороду, — что мы не уверены в его смерти. Во всяком случае, в архивах нашего братства такое событие не зафиксировано.
Он смолк, и больше не произнес ни слова, пока они стояли у дерева, поджидая своих спутников. Некоторое время Иеро размышлял над древней загадкой, потом, осознав тщетность своих усилий, пожал плечами. Мысли его обратились к Лучар; он представил, как она гуляет сейчас в саду, как осторожно, оберегая уже заметный живот, склоняется над кустами роз, и улыбнулся. Как он любил ее! Если б он мог дотянуться мыслью до своей принцессы, успокоить ее, утешить, ободрить! Или хотя бы сообщить, что он жив!
Но их разделяли три тысячи миль, а самый сильный телепат мог послать сообщение только на тридцать. В этом брат Альдо был прав.
ГЛАВА 4. СВЯТОЙ ПРЕСТОЛ
Вскоре они покинули Асл. Их путешествие было благополучным, но через пару суток, когда невидимый в облаках «Вашингтон» приблизился к Европе, Иеро охватила печаль. Это чувство разделяли все остальные путники, кроме, может быть, Горма, и причина его заключалась не в том, что они день ото дня удалялись от родных берегов, и не в разлуке с Рагнаром, который, приняв отчее наследие, остался в долине Гейзеров, чтобы восстановить свой род. Нет, повод был иным и гораздо более жутким.