«На помощь, друг Иеро!» — Мысль Горма пронзила его, и, повернувшись, он увидел груду мохнатых тел, с рычанием и ревом катавшихся среди обломков камня и арматурных прутьев. Священник ткнул копьем в серый бок, ударил ногой в оскаленную морду, рубанул по стоявшему дыбом загривку; псы откатились, бросив Горма, и тот приподнялся, залитый своей и чужой кровью.

«Под нами подземелье, — заметил он, тяжело отдуваясь. — Вход справа, среди белых развалин. Большая, длинная пещера! Чувствую, как в ней копошатся крысы».

Облицованное белыми плитами здание, о котором говорил Горм, неплохо сохранилось — фасад его высился на целых два этажа. Окликнув Сигурда и следуя за медведем, Иеро отступил к нему, продолжая работать мечом и копьем. Вход, засыпанный щебнем до половины высоты, был удивительно широк, будто в подземелье ходили целыми толпами; проскользнув в эту щель, люди очутились в просторном зале с рухнувшим сводом, из которого тянулся куда-то вдаль сумрачный широкий коридор. Псы маячили на фоне проема, явно накапливая силы для атаки, и потому медлить не стоило; кивнув северянину, Иеро устремился в коридор.

«Здесь стена, — сообщил медведь, — но в ней есть дверь. Прочная!» — добавил он с заметным облегчением.

То была не стена, а толстая металлическая переборка, отсекавшая внутреннюю часть коридора. Дверь оказалась небольшой, прорезанной наспех, сваренной из стальных листов и снабженной запором — железной щеколдой в два пальца толщиной. Беглецы ринулись внутрь, Сигурд навалился на дверь, Иеро стукнул по засову рукоятью меча, и тот с протяжным скрежетом вошел в паз. Следующие пару минут в кромешной тьме раздавались только бурное дыхание людей и сопение медведя. Затем Иеро нашарил в сумке свечку, высек огонь, зажег ее и огляделся.

Горму досталось не слишком — толстая шкура была хорошим панцирем, предохранявшим от собачьих клыков. Люди пострадали больше: штаны Иеро свисали лохмотьями, по бедрам тянулись кровоточащие царапины, а Сигурд ощупывал прокушенную у локтя руку.

— Я знал, что сегодня не самый удачный мой день, — пробормотал северянин, обматывая рану полоской ткани, оторванной от рубашки. — Ну, ничего! Я буду счастлив, если обойдется только этим.

Иеро, жестом приказав ему молчать, прижался ухом к металлической двери. Она была не такой толстой, как переборка, и священнику казалось, что он различает рычание, лязг зубов и скрежет когтей. Внезапно эти звуки смолкли, и перед мысленным взором Иеро, будто выступая из туманной мглы, стал вырисовываться смутный образ огромного пса с почти обезьяньей, лишенной волос головой. Тварь буравила взглядом железную дверцу, и от нее тянулся поток холодной смертоносной ненависти, заставившей священника вздрогнуть и перекреститься. Знакомое чувство, с горечью отметил он; такую же ненависть к человеку питали люди-крысы, Волосатые Ревуны и многие другие племена разумных, признавших власть Нечистого. Теологи Аббатств до сих пор спорили, что является ее причиной, врожденный инстинкт или влияние злобной силы, которая ожесточила лемутов. Это был очень важный вопрос, ибо в первом случае лемутов полагалось признать исчадиями преисподней, а во втором — еще не потеряными для Господа и подлежащими не уничтожению, а воспитанию в духе милосердия и добра.

Тварь, стоявшая за железной дверью, не ведала этих чувств. Волна ненависти становилась все сильнее, все жарче и нестерпимей, и Иеро понял, что монстр старается его запугать. Страх тоже был оружием; так, иир'ова, люди-кошки с западных равнин, насылали внушавший ужас Ветер Смерти и резали парализованных врагов. Этот лемут, позволивший священнику себя увидеть, действовал точно так же: пытался внушить страх, овладеть разумом ужаснувшегося человека, заставить его открыть дверь.

Его усилия, однако, были тщетны. Спрятавшись за ментальным щитом, Иеро готовил ответный удар и, внезапно обрушив барьеры, нанес его, послав противнику приказ не двигаться и не дышать. Но этот импульс, стремительный и смертоносный как арбалетная стрела, встретил пустоту; враг не отразил его, не попытался бороться, а просто ускользнул. Растаял, как призрак! И лишь одну мысль уловил Иеро, полную холодной злобы и угрозы: «Я выпью твою кровь, говорун!»

Он оторвался от дверцы, встряхнул головой и, приподняв свечу, молча направился вглубь коридора. Сигурд и Горм шли за ним, не задавая вопросов; первый безгранично доверял вождю, второй был свидетелем несостоявшегося ментального поединка. Шорох шагов да смутные тени, плававшие в сером сумраке, сопровождали их.

Коридор закончился тремя железными лестницами, ведущими вниз. Спуск был недолгим, но опасным: многие ступеньки отсутствовали или рассыпались под ногой в ржавую труху. Справившись с этим препятствием, они очутились в огромном длинном зале, разглядеть который не удалось бы и с тысячью свечей. К тому же по обе стороны от него зияли большие тоннели с рельсами — потемневшими, однако почти не тронутыми ржавчиной в сухом воздухе глубокого подземелья. Увидев их, Иеро понял, где они оказались.

— Это подземная железная дорога, — повернувшись к Сигурду, пояснил он. — Такие дороги строили в больших городах Канды, и разведчики Аббатств спускались в них еще тысячелетия назад. Эти железные полосы, рельсы — хороший металл… Когда-то по ним ходили поезда, а тоннели тянулись под всем городом… может, и сейчас тянутся, если не обвалились.

Сигурд молча кивнул, подавленный грандиозностью сооружения. На повязке, которой он обмотал руку, проступила кровь.

«Плохое место, — пришла мысль от медведя, принюхивавшегося к кучам мусора, загромождавшим пол. — Место отчаяния!»

Иеро пошевел мусор носком сапога. Обломки каких-то предметов из металла и пластика, битая стеклянная посуда, головка сломанной куклы… Видимо, тут, в подземелье, когда-то жили или спасались от разразившейся на поверхности катастрофы. Наклонишись, он заглянул в тоннель. Оттуда пахнуло холодом плесенью.

— Куда мы пойдем? — спросил Сигурд.

— Еще не знаю. Но попытаюсь выяснить.

Закрыв глаза, священник направил вдоль тоннеля свой ментальный щуп. Здесь обитали крысы и мокрицы, черви и другие существа, небольшие и не опасные; он коснулся их крохотных разумов, подумал, что хоть этот подземный лабиринт создан людьми, безмозглые твари владеют им гораздо дольше человека. Целых пять тысячелетий! Громадность этого срока на мгновение ошеломила его.

Но он был неправ — в тоннеле находились люди, где-то совсем неподалеку, в пятистах-шестистах ярдах. Удивленно наморщив лоб, Иеро замер, зондируя их сознания. Их было четверо, трое мужчин и женщина, вернее — юная девушка, почти ребенок. Они беседовали, но он воспринимал не незнакомую речь, а мысленные образы, и этого оказалось достаточно: он понял, что люди живут не здесь, а пришли из леса, что они кузнецы и целью их поисков является металл. Не железо, а, скорее, медь, латунь и бронза, а также другие материалы, почти не поддающиеся разрушительному воздействию времени. Эти лесные жители нашли, что искали, и собирались подняться на поверхность и идти к реке, где их ожидал плот или лодка, но девушка их остановила. Сейчас они о чем-то спорили.

— Люди, — произнес Иеро, спрыгнув вниз, в тоннель. — Если мы поторопимся, то найдем их. Они недалеко.

— Люди могут оказаться опаснее псов, — заметил Сигурд, следуя за священником. — Кто может жить в таком подземелье? Чудища, ублюдки!

— Они из леса и пришли за металлом, как некогда наши разведчики в Канде. И их немного — мужчина-кузнец, двое парней, его сыновья, и дочь, девочка. Она…

Иеро замер, будто прислушиваясь. Эта девушка по имени Наста понимала мысленную речь! Картины, рождавшиеся в ее мозгу, были ясными, четкими: она требовала, чтобы мужчины ждали, не поднимались наверх, ибо там — опасность. Эта угроза обозначалась двумя терминами, «волколаки» и «оборотни», причем последний имел конкретный облик большого пса с безволосой, почти обезьяньей мордой. Люди таились от подобных тварей и боялись их, но только тут, в развалинах; в лесу у них была защита.