– Он ждет тебя,
Иди к нему
И не пеняй на горемыку‑рок.
Ты скорби отхлебнешь глоток,
Но не спеши, все хорошенько взвесь.
Ведь это жизнь,
А жизнь порой дает плохой урок.
Так вот поэтично и малопонятно изъяснился кранд и поцеловал Эрсиль в щеку, вынудив наклониться. Помахав ей ручкой, он засеменил к высокой арке, что вновь замерцала на стволе древнего вяза. Кранд выкрикнул «Го‑гой!» и юркнул внутрь, а Эрсиль осталась в растерянных чувствах: прорицание явно не сулило ей ничего радостного.
Лесная прогалина опустела быстро. Выцвели звезды, магические фонарики погасли, и Эрсиль пожалела, что Ветродуй закончился так скоро. Вряд ли она в будущем очутится на гулянье волшебного народца. Да и какое гулянье! Издалека понаблюдать за чудесными существами – и то огромное везение!
Къельт в свою очередь суховато попрощался с крандами и заторопился. Он не позволил Эрсиль подремать ни минутки, ссылаясь на то, что они наотдыхались в теплой компании фейри и досыта наелись букашек. Самым убедительным доводом, как всегда, был наемник‑уэль, якобы уже пыхтевший им в затылки.
Эрсиль побрюзжала, окрестила Къельта тираном из тиранов и поплелась за ним. Виски набухали тупой болью, ноги подгибались. Эрсиль спотыкалась, царапалась о сучья… Къельт отнял у нее тюки и подхватил под локоть. Отвергать помощь Эрсиль и не думала, вяло пробормотав: «Благодарю, о добрейший господин».
Горизонт, едва посерев, снова укрылся мягкими валами туч. Эрсиль сонно размышляла о том, что из‑за Къельта усвоит привычку странствовать с дождями.
Выбравшись на Дунумский тракт, Эрсиль начала откровенно клевать носом. До самого обеда она ковыляла, нещадно цепляясь за врага. Тот мужественно терпел ее безволие и даже словом не попрекнул.
Когда окутавший Эрсиль туман рассеялся, она почувствовала себя до крайности неловко. Отодвинувшись от Къельта и пробурчав: «Спасибо», Эрсиль принялась озираться.
Природа вокруг стремительно менялась. Луга и пастбища оскудели, все чаще встречались каменистые всхолмья и вересковые пустоши – сизовато‑лиловые, овеянные предвечной тишиной. На западе сиротливо качали иглистыми кронами сосны. Рощи и тенистые дубравы отхлынули к востоку. Къельт и Эрсиль приблизились к Мшистому кряжу, ведь Дунум разместился в предгорьях, а до него было всего пару дней пешком.
Эрсиль вспомнила предостережение кранда и повторяла про себя, надеясь извлечь какую‑никакую пользу, но лишь расстроилась. Поравнявшись с Къельтом, она небрежно спросила:
– Ну и чем побаловали тебя коротышки? Пророчеством?
– Тебе‑то что? – Къельт недовольно покосился на Эрсиль.
– Просто интересно. Хочешь, вкратце обрисую свое. Рифма с детства выпрыгивает у меня из головы на раз, два, три.
– Тебе понадобятся меч и кровь. И вся твоя любовь, – процитировал Къельт, обращаясь к кому‑то в дорожной слякоти.
– Э‑э‑э, – озадачилась Эрсиль, – зато четко и без философии. Не чета моему стихотворению.
Чрезвычайно суровое «угу» призвано было пресечь разговор и донести до некоторых, что они не желанные собеседники, а докучливые приблуды, но Эрсиль не отчаивалась.
– Ты обещал мне рассказать о крандах. Почему, если держать рот на замке, они тебя не тронут? И почему мы не вышли к ним сразу? – допытывалась Эрсиль, заглядывая Къельту под капюшон. – По‑моему, они ничего – потешные и гости им нравятся. Зачем мы отсиживались в кустах?
Къельт возвел очи горе.
– Ни при каком раскладе нельзя попадаться крандам в Ветродуй раньше, чем они выпьют своего вина, – приступил к лекции он. – Иначе коротать тебе годы рябиной там или березой. В прежние времена у крандов бытовало поверье: недурно бы ухлопать человечишку, чтобы юный кранд перезимовал легко.
– А у них с этим трудности? – засомневалась Эрсиль.
– По‑разному случается… – Къельт исподлобья посмотрел на пустующий тракт и продолжил: – Кранды считали, что, превращая человека в дерево, они борются за справедливость. Вы, смертные, издавна вырубаете леса и ничем не восполняете ущерб. А так кранды принуждают вас делиться жизнью с фейри и платить долг. Но кранды очень редко заманивают к себе. Другая история, когда к ним забредают сами. Однажды в заветную октябрьскую ночь на Ветродуй пожаловал неурочный путник. Торжествующие кранды решили сделать его праздничной жертвой, о чем ему и доложили. Тот сперва хныкал, молил освободить его. Потом ревел в три ручья на протяжении всего пиршества – ворожить над ним требовалось перед рассветом. Своими причитаниями нытик изрядно подпортил веселье. Кранды закусили удила и оприходовали бедолагу до срока. Да еще в сердцах поклялись не причинять вреда всякому молчуну, заскочившему к ним на колдовской огонек, и помочь, чем сумеют. Вот кое‑кто из грамотных и прибегает к этой хитрости, дабы получить совет или проникнуть в тайну грядущего.
– Опасно, – рассудила Эрсиль. – Зашли бы к гадалке, и нечего мудрить. В каждом городе отыщется какая‑нибудь древняя старушка с картами, рунными косточками или даже с потрохами животных.
– Именно что какая‑нибудь с потрохами, – ядовито подчеркнул Къельт. – У тебе подобных нет вещего дара. К ясновидению способны только фейри. Для вас они нечисть, но они‑то почище многих. Вы боитесь и воротите нос от всего, что за гранью вашего понимания. Счастливое исключение, разумеется, составляет гадание на потрохах… А за минувшее десятилетие большинство из вас до того отупело, что ни черта не замечает.
Эрсиль искренне обиделась за род людской, но ответила по возможности беспристрастно:
– Ты говоришь так, собственно, потому, что у тебя рыльце в пушку. Сколько безвинных душ ты погубил?
– Ни единой… – заикнулся Къельт, но Эрсиль его прервала:
– Ох конечно‑конечно, все они были негодяями самого чудовищного свойства! Но ты тоже убийца, Къельт – палач! – Вопреки намерению, Эрсиль разгорячилась и шипела, проталкивая слова сквозь зубы. – А что до твоих чепуховых пророчеств… То этот кранд не лучше ярмарочных шарлатанов, ничего ценного он мне не сообщил. «Плохой урок», «не спеши», «все взвесь» – никчемные прописные истины, которые всегда кстати!
– Забавно выслушивать обвинения от тебя, – процедил Къельт надменно. – Палач? Неужели я пришил кого‑то из твоей добродетельной семьи, а ты обязана со мной расквитаться? И прими к сведению: коли у тебя в мозгах не хватает шестеренок, это не значит, что вместо пророчества тебе подсунули шелуху.
– Зато у тебя этих штуковин выше крыши, вон из ноздрей вываливаются! – рассвирепела Эрсиль и, не совладав с накатившим гневом, наказала Къельта подножкой.
Он просто шагнул, не заостряя на ее действиях внимания, а Эрсиль охнула и, потеряв равновесие, полетела в лужу. Упала, опершись на локти, и почти не ушиблась, но обляпана теперь была, что ваша хрюшка.
На ресницах скапливались злые слезы. Эрсиль зажмурилась. А что ей созерцать? Запечатлевать в памяти ухмылку врага?
– Эрти, нам надо идти, – произнес Къельт. – Брось притворяться…
Но Эрсиль не шевелилась, пока Къельт не склонился над ней и не тронул ее за плечо. Тогда она резко села и изо всех сил дернула Къельта за край плаща. Нижний крючок с треском отодрался, Къельт покачнулся, уронил тюк. Вдруг справа от него что‑то мелькнуло – тонкий стальной проблеск. Сию же секунду Эрсиль швырнула в Къельта горсть мокрой земли. Он отмахнулся, разбрызгивая бурое месиво во все стороны, а Эрсиль скорее отползла, прикрывая собой выскользнувший кинжал.
– Молодец, – фыркнул Къельт. – Отомстила. Глупо, недостойно, исподтишка – но отомстила.
К облегчению Эрсиль, Къельт ничего не заподозрил. Он вытер испачканный подбородок и нагнулся за котомкой. Эрсиль напряженно следила за ним, лихорадочно соображая, как поступить. Внутри у нее все кипело, но Эрсиль чувствовала: сейчас не время и не место.
Неожиданно Къельт обернулся и сгреб Эрсиль за воротник жакета.
– Что ты задумала?! – рявкнул он.