Нужно было уведомить миссис Трандль о великих приготовлениях, происходивших в Лондоне, а так как она находилась в деликатном положении, то мистер Трандль сам сделал это сообщение, опасаясь, как бы новости не слишком на нее повлияли. Но они не слишком на нее повлияли, ибо она тотчас же послала в Магльтон за новой шляпкой и черным атласным платьем и вдобавок заявила о своем решении присутствовать при церемонии. Тогда мистер Трандль призвал доктора, а доктор сказал, что миссис Трандль сама должна знать лучше всех, как она себя чувствует. На это миссис Трандль ответила, что она чувствует себя прекрасно, и решила ехать. Тогда доктор, который был человек мудрый и рассудительный и умел блюсти не только чужие интересы, но и свои собственные, сказал, что, если миссис Трандль останется дома, она будет волноваться и, пожалуй, еще больше себе повредит, а стало быть, пусть она едет. И она поехала. А доктор очень заботливо прислал с полдюжины микстур и предписания принимать их в дороге.
В разгар всей этой суматохи Уордлю было поручено передать два письмеца двум молодым леди, которых просили быть подружками. По получении этих писем обе молодые леди пришли в отчаяние, ибо у них не было «вещей», подходящих для столь важного события, и не хватало времени запастись ими, обстоятельство, казалось, доставившее двум достойным папашам двух молодых леди скорее удовольствие, чем неудовольствие. Впрочем, старые платья переделали, купили новые шляпки, и молодые леди были так очаровательны, как только можно было от них ожидать. А так как при совершении обряда они плакали в подобающих местах и трепетали в надлежащее время, то приведи в восторг всех зрителей.
Как добрались до Лондона двое бедных родственников, – притащились ли они пешком, поместились ли на запятках, подвезли ли их на телеге, или они по очереди несли друг друга на руках, – остается невыясненным. Как бы там ни было, но они опередили Уордля. И в день свадьбы первыми гостями, стучавшимися в дверь мистера Пиквика, были двое бедных родственников, сиявших улыбками и воротничками.
Впрочем, их приняли радушно, ибо бедность или богатство не имели значения в глазах мистера Пиквика. Новые слуги были расторопны и усердны, Сэм удивительно весел и оживлен, а Мэри блистала красотой и яркими лентами.
Жених, который последние два-три дня проживал в доме мистера Пиквика, галантно выехал навстречу невесте в даличскую церковь, сопровождаемый мистером Пиквиком, Беном Элленом, Бобом Сойером и мистером Тапменом; Сэм Уэллер, помещавшийся на запятках, был одет в новую великолепную ливрею, сшитую специально для этого дня, с белой ленточкой в петлице – подарком его дамы сердца. Их встретили Уордли, Уинкли, невеста, подружки и Трандли, а по окончании церемонии кареты покатили обратно к дому мистера Пиквика, где был приготовлен завтрак и где их уже ждал маленький мистер Перкер.
Здесь рассеялись легкие облачка, навеянные торжественной церемонией: все лица просияли, и ничего не слышно было, кроме поздравлений и комплиментов. Все казалось таким красивым: лужайка перед окнами, сад позади дома, миниатюрная оранжерея, столовая, гостиная, спальни, курительная комната, а в особенности кабинет с картинами, креслами, старинными шкатулками, оригинальными столиками и множеством книг, с большим светлым окном, откуда открывался вид на веселую лужайку, а вдали разбросаны были домики, полускрытые деревьями, – кабинет с портретами, коврами, креслами и диванами! Все было так очаровательно, так изящно, так уютно, все свидетельствовало о таком изысканном вкусе, что, по мнению присутствовавших, трудно было решить, чем следует больше восхищаться.
А посреди этой комнаты стоял мистер Пиквик. Лицо его сияло улыбкой, перед которой не могло бы устоять ни сердце мужчины, ни сердце женщины, ни сердце ребенка. Сам он был счастливейшим в этой компании, снова и снова пожимал руки все тем же гостям, а когда его собственные руки были свободны, с удовольствием их потирал; он без конца озирался по сторонам, откуда то и дело раздавались восклицания, выражавшие восторг или любопытство, и всех заражал своим весельем.
Завтрак подан. Мистер Пиквик усаживает старую леди (которая очень красноречиво повествовала о леди Толлимглауэр) во главе стола; Уордль занимает место против нее; друзья размещаются по обе стороны стола; Сэм становится за стулом своего хозяина. Смех и болтовня стихают. Мистер Пиквик, прочитав молитву, умолкает на секунду и осматривается вокруг. От избытка счастья слезы струятся у него по щекам.
Расстанемся же с нашим старым другом в одну из тех минут неомраченного счастья, которые, если мы будем их искать, скрашивают иногда нашу преходящую жизнь. Есть темные тени на земле, но тем ярче кажется свет. Иные люди, подобно летучим мышам или совам, лучше видят в темноте, чем при свете. Мы, не наделенные такими органами зрения, предпочитаем бросить последний прощальный взгляд на воображаемых товарищей многих часов нашего одиночества в тот момент, когда на них падает яркий солнечный свет.
Такова участь большинства людей, которые входят в общение с другими людьми, – в расцвете лет они приобретают истинных друзей и теряют их, повинуясь законам природы. Такова участь всех писателей и летописцев, – они создают воображаемых друзей и теряют их, повинуясь законам творчества. Но этого мало: от них требуется отчет о дальнейшей судьбе воображаемых друзей.
Подчиняясь этому обычаю – бесспорно тягостному, – мы приводим кое-какие биографические сведения о лицах, собравшихся в доме мистера Пиквика.
Мистер и миссис Уинкль, окончательно завоевав расположение мистера Уинкля-старшего, вскоре поселились в новом доме на расстоянии полумили от мистера Пиквика. Мистер Уинкль работал в Сити как представитель или агент своего отца и заменил свое прежнее платье костюмом рядового англичанина, и с той поры обрел внешность цивилизованного христианина.
Мистер и миссис Снодграсс обосновались в Дингли Делле, где купили маленькую ферму и занялись хозяйством скорее для развлечения, чем с целью наживы. Мистер Снодграсс, предаваясь иногда мечтательности и меланхолии, слывет и по сей день великим поэтом среди своих друзей и знакомых, хотя нам неизвестно, чтобы он хоть какими-нибудь творениями давал основание для такой уверенности. Репутация многих знаменитых людей, литераторов, философов и так далее, зиждется на таком же точно фундаменте.
Мистер Тапмен нанял квартиру в Ричмонде[158], где проживает с тех пор, как его друзья поженились, а мистер Пиквик избрал оседлый образ жизни. В летние месяцы он постоянно прогуливается по Террасе, и вид у него юношеский и игривый, чем он завоевал восхищение многих пожилых и одиноких леди, обитающих в этих краях. Больше он никогда и никому не делал предложения.
Мистер Боб Сойер, попав предварительно в «Газету»[159], попал затем в Бенгалию в сопровождении мистера Бенджемина Эллена; оба джентльмена были приняты Ост-Индской компанией на должность хирургов. Они четырнадцать раз переболели желтой лихорадкой, а затем решили испробовать метод воздержания от спиртных напитков, и с тех пор зажили благополучно.
Миссис Бардл сдает комнаты многим приятным холостым джентльменам с большой для себя выгодой, но никого не привлекает к суду за нарушение брачного обещания. Ее поверенные, мистеры Додсон и Фогг, по-прежнему занимаются своей профессией, получая солидные барыши и пользуясь репутацией самых ловких людей.
Сэм Уэллер сдержал свое слово и оставался холостым два года. По прошествии сего времени умерла старая экономка, и мистер Пиквик назначил на ее место Мэри при условии, чтобы она немедленно вышла замуж за мистера Уэллера, что она и исполнила безропотно. Судя по тому, что у калитки сада постоянно вертятся два толстых мальчугана, можно предположить, что Сэм обзавелся семьей.
Мистер Уэллер-старший в течение года ездил с каретой, но, заболев подагрой, вынужден был подать в отставку. Впрочем, содержимое бумажника было так удачно помещено мистером Пиквиком, что он имеет теперь независимое состояние и живет в превосходном дворе около Шутерс-Хилла, где его почитают как оракула, а он хвастается своей дружбой с мистером Пиквиком и по-прежнему питает непреодолимое отвращение к вдовам.
