Мистер Пиквик снова втянул голову с живостью, свойственной превосходному мелодраматическому актеру Панчу, когда тот подстерегает тупоголового комедианта с жестяной музыкальной шкатулкой.

– Должно быть, Сара, это была кошка, – сказала девушка, обращаясь к кому-то в доме. – Кис-кис-кис!

Но так как этот ласковый зов не выманил никакого животного, девушка не спеша закрыла дверь и снова ее заперла, оставив в саду мистера Пиквика, который вытянулся во весь рост и прижался к стене.

«Очень странно, – подумал мистер Пиквик. – Вероятно, они засиделись дольше, чем обычно. Чрезвычайно некстати они выбрали именно эту ночь... чрезвычайно».

С такими мыслями мистер Пиквик осторожно удалился в угол сада, где прятался раньше, и стал дожидаться момента, когда можно будет безопасно повторить сигнал.

Он не пробыл здесь и пяти минут, как за яркой вспышкой молнии последовал оглушительный удар грома, который загрохотал и с ужасающим шумом раскатился вдали; затем снова вспышка молнии, ярче, чем первая, и второй удар грома, оглушительнее, чем предыдущий; а затем полил дождь с силой и бешенством, сметавшими все на своем пути.

Мистер Пиквик прекрасно знал, что дерево – опасный сосед во время грозы. Дерево находилось справа от него, дерево слева, третье перед ним и четвертое сзади. Останься он на месте, он рискует стать жертвой несчастного случая; выйди он на середину сада, он, рискует попасть в руки констебля. Раза два он пытался перелезть через ограду, но так как на сей раз у него не было других подпорок, кроме тех, какими его снабдила природа, то единственным результатом его отчаянных попыток было появление множества очень неприятных царапин па коленях и бедрах, а также весьма обильной испарины.

– Какое ужасное положение! – сказал мистер Пикник, приостановившись, чтобы вытереть лоб после этих упражнений. Он взглянул на дом – всюду было темно. Должно быть, теперь все улеглись. Он попробует снопа дать сигнал.

Он прошел на цыпочках по сырому песку и постучал в дверь.

Затаив дыхание, он стал слушать через замочную скважину.

Ответа никакого. Очень странно. Снова стук. Он опить прислушался. В доме раздался тихий шепот, и затем послышался крик:

– Кто там?

«Это не Джоб, – подумал мистер Пиквик, поспешно прижимаясь снова к стене. – Это женщина».

Едва успел он прийти к такому заключению, как над лестницей распахнулось окно и три-четыре женских голоса повторили вопрос:

– Кто там?

Мистер Пиквик не смел шевельнуть ни рукой, ни ногой. Было ясно, что проснулся весь дом. Он решил оставаться на месте, пока тревога не уляжется, а затем сделать сверхъестественное усилие и перелезть через ограду или погибнуть при этой попытке.

Подобно всем решениям мистера Пиквика, это явилось наилучшим, какое можно было принять при данных обстоятельствах; но, к сожалению, оно зиждилось на предположении, что в доме не рискнут снова открыть дверь. Каково же было его отчаяние, когда он услышал, что цепь и засовы снимают, и увидел, как дверь медленно открывается шире и шире! Шаг за шагом отступал он к стене. Что делать! Препятствие в виде его собственной персоны мешало двери распахнуться настежь.

– Кто там? – завизжал с лестницы целый хор сопрано, в состав которого входили голоса старой девы – начальницы заведения, трех воспитательниц, пяти служанок и тридцати воспитанниц. Все они были полураздеты, а на головах лес папильоток.

Конечно, мистер Пиквик не ответил на вопрос: «Кто там?» – и послышался новый припев хора: «О боже, как страшно!»

– Кухарка! – сказала леди-настоятельница, благоразумно оставшаяся на самом верху лестницы, в арьергарде. – Кухарка, почему вы не выйдете в сад?

– Простите, сударыня, я боюсь, – ответила кухарка.

– Ах, боже, как глупа эта кухарка! – воскликнули тридцать воспитанниц.

– Кухарка! – сказала с большим достоинством леди-настоятельница. – Молчите! Я требую, чтобы вы сейчас же вышли в сад!

Кухарка расплакалась, а горничная сказала: «Стыдно!» – за каковое соучастие получила тут же предупреждение об увольнении через месяц.

– Вы слышите, кухарка? – сказала леди-настоятельница, нетерпеливо топая ногой.

– Вы слышите, кухарка, что говорит ваша хозяйка? – сказали три воспитательницы.

– Какая наглая особа эта кухарка! – сказали тридцать воспитанниц.

Злополучная кухарка, столь энергически понукаемая, сделала два шага вперед и, держа свечу так, что перед собой ровно ничего не могла видеть, заявила, будто там никого нет и, по всей вероятности, это ветер. Собрались было уже закрыть дверь, как вдруг одна любопытная воспитанница, заглянув в щель между дверными петлями, разразилась ужасными воплями, которые заставили мгновенно отступить кухарку и горничную, а вслед за ними и всех наиболее храбрых воспитанниц.

– Что случилось с мисс Смитерс? – спросила леди-настоятельница, когда вышеназванная мисс Смитерс впала в истерику в четыре девических силы.

– Ах, боже, милая мисс Смитерс! – воскликнули остальные двадцать девять воспитанниц.

– О, мужчина... мужчина... за дверью! – возопила мисс Смитерс.

Едва леди-настоятельница услышала этот устрашающий вопль, она ретировалась в свою спальню, заперла дверь, дважды повернув ключ, и комфортабельно упала в обморок. Воспитанницы, воспитательницы и служанки стремглав бросились вверх по лестнице, налетая друг на друга; никогда еще не бывало таких воплей, обмороков и такого смятения. В разгар суматохи мистер Пиквик вынырнул из своего убежища и предстал перед ними.

– Леди... дорогие леди! – промолвил мистер Пиквик.

– О, он называет нас дорогими! – воскликнула самая старая и безобразная воспитательница. – О, негодяй!

– Леди! – закричал мистер Пиквик, доведенный до отчаяния опасностью своего положения. – Выслушайте меня. Я не грабитель. Мне нужна хозяйка дома.

– О, какие свирепое чудовище! – взвизгнула другая воспитательница. Ему нужна мисс Томкинс!

Поднялся общий визг.

– Ударьте в сигнальный колокол! – крикнуло несколько голосов.

– Не надо, не надо! – вскричал мистер Пиквик. – Посмотрите на меня. Разве я похож на грабителя? Дорогие мои леди, вы можете связать меня по рукам и по ногам или запереть в чулан, если вам угодно. Только выслушайте, что я вам скажу... только выслушайте меня.

– Как вы попали и наш сад? – растерянно пролепетала горничная.

– Попросите сюда начальницу, и я расскажу ей все... все, – сказал мистер Пиквик, напрягая легкие до крайнего предела. – Попросите ее... успокойтесь только и попросите ее, и вы узнаете все.

Внешность мистера Пиквика или манеры, а может быть, соблазн – столь непреодолимый для женской натуры – услышать нечто, в данный момент окутанное тайной, привели наиболее разумных обитательниц дома (каких-нибудь четыре особы) в состояние сравнительного спокойствия. Для испытания правдивости мистера Пикника они предложили, чтобы он немедленно согласился подвергнуться лишению свободы, – если он согласен вести беседу с мисс Томкинс изнутри чулана, где приходящие воспитанницы вешают шляпы и сумочки с завтраком, то должен войти туда добровольно, что он и сделал, после чего его тщательно там заперли.

Это оживило всех. И когда мисс Томкинс пришлют в себя и сошла вниз, совещание началось.

– Мужчина! Что вы делали у меня в саду? – слабым голосом спросила мисс Томкинс.

– Я пришел предупредить вас, что одна из ваших молодых леди собиралась сбежать сегодня ночью, – ответил мистер Пиквик из чулана.

– Сбежать! – воскликнули мисс Томкинс, три воспитательницы, тридцать воспитанниц и пять служанок. – С кем?

– С вашим другим, мистером Чарльзом Фиц-Маршалом.

– С моим другом? – Я не знаю такого человека.

– В таком случае с мистером Джинглем,

– Никогда в жизни не слыхала этой фамилии.

– Значит, меня обманули и одурачили! – воскликнул мистер Пиквик. – Я стал жертвой заговора... гнусного и низкого заговора. Пошлите в «Ангел», сударыня, если вы мне не верите. Пошлите в «Ангел» за слугою мистера Пиквика, умоляю вас, сударыня.